неотрывно смотрели друг на друга.
Время превратилось в сироп.
Но Эмблер уже не сомневался – секьюрити получили на него наводку и вот-вот появятся на балконе.
Что ж, он во многом ошибался, но кое в чем был прав. Лю Ань погибнет… Китай поднимется… армия вступит в игру, навязав стране привычный маоистский режим. Но вопреки ожиданиям ослепленных фанатизмом заговорщиков на этом события не остановятся. Пламя возмущения растечется по планете, и мир погрузится в бездну войны. Есть то, что не поддается контролю, и именно это не способны понять мастера закулисных игр. Заигравшись с огнем, они в конце концов от него же и погибнут.
Боль, гнев, ярость, сожаление переплетались в нем, как нити стального каната.
Все – начиная от «побега» и дальше – прошло по плану. Их плану. Словно ребенок, в руки которому попала карта спрятанных сокровищ, шел он по проложенному ими курсу. И этот курс привел его в Давос. К смерти.
В какой-то момент разум зашелся от боли, и в этот миг Эмблер почувствовал себя простой раскрашенной и обряженной в тряпки деревяшкой.
А разве нет?
Разве не был он жалкой марионеткой?
Небольшой монитор в кабинете для частных бесед показывал китайского лидера, выступление которого транслировалось с английским переводом. Странно, но ни Эштон Палмер, ни Эллен Уитфилд почти не смотрели на экран. Как будто, отрепетировав весь спектакль самым тщательным образом, эти двое потеряли интерес к премьере.
Кастон закрыл телефон.
– Извините, мне надо выскочить на минутку. – Он неуверенно поднялся и направился к двери. Невероятно! Дверь была закрыта изнутри.
Эллен Уитфилд тоже захлопнула телефон.
– Извините. С учетом особой деликатности нашего разговора, я подумала, что будет лучше, если нам никто не помешает. Вы бы беспокоились из-за принятых нами мер предосторожности. Как я уже объяснила, они намного шире, чем вы, похоже, предполагали.
– Понятно, – обреченно пробормотал Кастон.
Она укоризненно покачала головой.
– Мистер Кастон, вы слишком о многом беспокоитесь. То, что мы устроили, называется, говоря техническим языком, взрывом уступа. Лю Ань убит. Подозрения неминуемо падают на правительство США. Оно, разумеется, все отрицает.
– Потому что убийца как бы и не существует, – спокойно подытожил Палмер.
– Вы говорите о… Таркине, – осторожно, наблюдая за обоими, произнес Кастон. – Вы говорите о… Харрисоне Эмблере.
– Харрисоне… как вы сказали? – равнодушно спросила Уитфилд.
– Вы его запрограммировали.
– Пришлось. – В синих глазах не было и намека на сомнение. – Надо отдать ему должное. Он справился с работой просто великолепно. Мы проложили для него весьма непростой курс. Немногие прошли бы столько препятствий. Мы даже поручили Таркину устранить некоего Харрисона Эмблера. Жаль, я не смогла присутствовать при разговоре – было бы интересно понаблюдать за реакцией. Но это детали.
– И как же вы подставили Эмблера? – стараясь сохранять спокойствие, спросил аудитор.
– О, это был наш самый красивый ход, – глубокомысленно изрек Эштон Палмер. – «
Кастон склонил голову – блеф не был его сильной стороной.
– Я видел платежные документы, но так и не понял, как вы нашли ее. Лорел Холланд.
Уитфилд любезно улыбнулась.
– Да, Таркин знает ее под этим именем. Она великолепно сыграла свою роль. Настоящий талант. Лорна Сандерсон. Впрочем, они были достойны друг друга. Вы, наверно, знаете, что обмануть такого человека, как Харрисон Эмблер, практически невозможно.
Кастон прищурился.
– Но Лорна Сандерсон сумела.
– Да. Необыкновенно одаренная актриса. Признание получила еще в колледже. Звезда. Протеже знаменитого последователя Станиславского.
– Кто такой Станиславский?
– Легендарный театральный режиссер, разработал концепцию Метода. По этому Методу актеров учат переживать те самые эмоции, которые они проецируют на зрителей. В результате получается нечто большее, чем просто игра. Весьма полезный навык, если, конечно, овладеть им в совершенстве. Она овладела. Получила первоклассную подготовку, подавала огромные надежды. После окончания музыкальной школы Джульярда играла в ибсеновской «Гедде Габлер» и имела грандиозный успех. Могла бы стать второй Мерил Стрип.
– И что же случилось? – Вообще-то его больше интересовало, что происходит за дверью. С того места, где сидел Кастон, были слышны какие-то неясные звуки, напоминающие… да, возню.
– Обычная проблема. Лорна пристрастилась к наркотикам. Сначала амфетамин, потом героин. Стала приторговывать, главным образом, чтобы иметь постоянный запас для собственных нужд. Когда Лорну арестовали, жизнь ее фактически закончилась. Вы же знаете, какие в Нью-Йорке на этот счет законы. Продажа двух унций героина уже считается особо тяжким преступлением. От пятнадцати лет до пожизненного. Причем пятнадцать – это минимум. Вот тут мы и вступили в игру. Видите ли, такой талант встречается не каждый день. Нам удалось договориться с окружным прокурором. Лорна Сандерсон стала нашим особым проектом и оказалась весьма способной ученицей. Она разделяла наши цели.
– Итак, все прошло по плану. – Взгляд Кастона метался между Палмером и Уитфилд. Какие умники! И еще говорят о «наших целях»! Безумцы! Больше всего аудитора пугало, что оба совершенно ничего не боялись.
Внезапно дверь распахнулась. Плотная, широкая фигура заслонила собой проем. За спиной мужчины толпились какие-то люди.
Кастон повернулся.
– Тебя разве не учили, что нужно стучать?
– Привет, Клей. – Калеб Норрис посмотрел на Уитфилд и Палмера. Посмотрел так, словно его совершенно не удивляло их присутствие здесь. – Наверное, ломаешь голову, как это я додумался, во что ты влип?
– Вообще-то, Калеб, – уныло сказал Кастон, – мне бы хотелось знать, на чьей ты стороне.
Норрис хмуро кивнул.
– Что ж, думаю, сейчас узнаешь.
Пространство и время,
Харрисон Эмблер. Он так стремился вернуть себе это имя – имя, которое совсем скоро будет всего лишь синонимом позора и бесчестья. Его переполняло отвращение к самому себе, тошнило от стыда, и все же он не мог, не желал отступать.
Должно быть, она увидела это – их зрительный контакт продолжался, – и Эмблер заметил, или почувствовал, перемену в ее лице, сокращение мышцы, предшествующее движению пальца. А может быть, он, ничего не увидев и ничего не почувствовав, понял это, потому что на какую-то долю секунды стал ею, а она стала им, и этот миг стал мигом озарения и просветления, мигом полной взаимной прозрачности, мигом слияния в единое целое, мигом общего чувства, но уже не любви, а ненависти.
Эмблер бросился на нее еще до того, как осознал, что делает. Он бросился на нее в тот самый момент, когда она потянула спусковой крючок.
