Купри рассказывал об одном таком случае. Поздравить экипаж ледокола, образцового во всех отношениях и победившего во всех соревнованиях, прибыл заместитель министра. Дорога была тяжелая, и он решил принять душ. Горячая вода перестала поступать в тот момент, когда зам хорошенько намылился. Положеньице - врагу не пожелаешь! Пока высокий гость, лязгая зубами от холода, смывал с себя мыло, капитан бегал по ледоколу, рвал на себе волосы и стонал: 'Так я и знал! Так я и знал!' - признание, которое дорого ему обошлось.
Другой случай, о котором рассказал Сидоров, завершился более удачно, хотя решайте сами, насколько здесь подходит это слово. На одну из дрейфующих станций прилетело высокое начальство, 'а в такие дни погода всегда хорошая' (комментарий Сидорова). Начальство пошучивало: 'Солнышко у тебя, тишь да гладь, а говорят - дрейфующая станция! И за что вам такие деньги платят?' Сидоров промолчал. А ночью - трещина под каюткомпанией, аврал, начали растаскивать домики и спасать имущество. И на три дня жестокая пурга, новые трещины! 'Когда начальство улетало, оно уже хорошо понимало, за что нам деньги платят', - иронически закончил Сидоров.
Необъяснимое явление 'генеральского аффекта' испортило настроение и беллинсгаузенцам. Тщетно они уверяли, что такой ясной и безветренной погоды, как сегодня, такого ослепительного солнца они целый год не видели, - им никто не верил.
- Антарктические субтропики!
- Курорт!
- Хорошо отдохнули, ребята?
- А как это у вас считалось - зимовка или отпуск?
Эти язвительные реплики, на которые полярники большие мастера, приводили беллинсгаузенцев в состояние тихой ярости: уж они то на своих шкурах испытали все прелести 'курорта'. Постоянные и сильнейшие ветры, снежные бури, туманы и гололед, невероятная сырость превращали жизнь на острове в тяжелое испытание. Позднее, получив возможность сравнивать, я понял, что обитателям Ватерлоо с климатом повезло куда меньше, чем новолазаревцам или даже молодежникам.
Сегодня, однако, погода была превосходной, а море спокойным обстоятельства, позволявшие покончить с выгрузкой в одни сутки. Узнав, что мы будем стоять на рейде считанные часы, я всполошился: остров Ватерлоо не Сокольники, куда можно вырваться в любой выходной день. Я опросил старпома, обеспечит ли он выгрузку без моего участия, и, получив утвердительный ответ, сел в битком набитую возбужденными экскурсантами шлюпку.
И декабря 1969 года в 10 часов 43 минуты моя нога ступила на антарктическую землю. Часы я сверил, и время указано точно - подчеркиваю это во избежание разноголосицы и ненужных споров. Так что будущие исследователи моего путешествия на шестой материк имеют редкостную возможность оперировать совершение достоверными данными (прошу лишь учесть, что время на Ватерлоо опережает московское на семь часов). Ступив на землю, я тут же сфотографировался с группой пингвинов, которые были так потрясены оказанной им честью, что даже забыли меня поблагодарить.
Не теряя времени, мы отправились осматривать станцию, разместившуюся на пологом берегу в двухстах метрах от моря. В предотъездной суете мы не позавтракали и поэтому осмотр начали с кают-компании, в которой находится популярный на острове ресторан 'Пингвин' Плотно подкрепившись, мы пришли к выводу, что если 'Пингвин' и уступает ресторану 'Арбат' сервировкой стола, то наверняка превосходит его живописностью оформления и щедростью подаваемых блюд. По вечерам кают-компания превращается в кииозал. В углу стоят шкафы с книгами. На стенах - портреты Беллинсгаузена и Лазарева, вымпелы, таблицы спортивных соревнований, фотографии предыдущей смены. В кают-компании царит повар - персона, вообще, очень популярная в Антарктиде, где любят много и вкусно поесть.
Рядом, в спаренном щитовым доме, - хозяйство радистов, кабинет начальника станции, жилые комнаты. В третьем доме - медпункт, научные лаборатории, жилье. И еще два строения, в одном - дизельная электростанция, а в другом, воздвигнутом на вершине высокого холма и обдуваемом всеми ветрами, - аэрологический павильон и хранилище водорода. На павильоне надпись, обобщающая опыт поколений аэрологов 'Некурящие живут дольше'. Это недвусмысленное предупреждение: погаси свою сигарету, растяпа, если не хочешь взлететь на воздух!
Налево от станции, если обратиться к ней лицом, - ручей, через который перекинуто два деревянных бруса шириной с гимнастическое бревно. Это инженерное сооружение называется 'мост Ватерлоо'. Ручей, как шутят беллинсгаузенпы, является государственной границей между двумя станциями советской и чилийской. Граница нарушается поминутно, потому что коллективы станций так дружны, что иной раз в нашей кают-компании чилийцев больше, чем в их собственной, и наоборот.
Подступиться к беллинсгаузенцам не было никакой возможности: старый состав сдавал дела новому. От всех посторонних требовался один вид помощи не путаться под ногами, и поэтому мы, стихийно разбившись на группы, отправились на экскурсию.
Фауна острова Ватерлоо уникальная, такой в Антарктиде нигде больше нет. Кроме пингвинов Адели, самых распространенных на материке, здесь еще два вида антарктические - с белой полоской на носу, и 'ослиные' - красноносые и краснолапые. И все же главная достопримечательность острова - морские слоны и котики. Их лежбища находятся на противоположной стороне, у пролива Дрейка. Географы считают, что берега пролива омываются не Атлантическим, а Тихим океаном, которого я до сих пор не видел. Туда мы и отправились главный механик 'Визе' Олег Яковлевич Кермас, моторист Анатолий и я.
Три километра - пустяк, если вы, любуясь птичками и снисходительно поглядывая на влюбленные парочки, гуляете по аллеям парка. Но если вы поминутно проваливаетесь в глубокий и сырой снег, а выдернув ноги, то и дело не обнаруживаете на них сдернутых неведомой силой сапог, то на каждом шагу будете проклинать свою любознательность и местных старожилов, которые хотя и не уверяли, что вы пойдете по дороге, усыпанной розами, но и не предупредили о ее особенностях. И к берегам пролива Дрейка пришли, вернее приползли, не пышущие оптимизмом, жизнерадостные экскурсанты, а безмерно жалкие, похудевшие вдвое, с потухшими глазами люди. И лишь сознание того, что в двух шагах плещется Великий, или Тихий океан, вдохнуло жизнь в наши измученные тела. Мобилизовав остатки сил, мы даже соорудили из камней небольшую пирамиду, призванную свидетельствовать о нашем подвиге. Думаю, что пирамида станет излюбленным объектом для фотолюбителей будущего.
Не ищите описаний морских слонов и котиков - мы их не увидели, эта уникальная фауна словно провалилась сквозь землю. Пришлось несолоно хлебавши отправляться обратно, вынашивая по дороге сладостные планы расправы над обманщиками. Но расправа не состоялась. Выяснилось, что мы ошиблись направлением и зашли вправо; более того, когда старожилы разобрались в нашем маршруте, они всплеснули руками: оказывается, мы лихо преодолели два покрытых слабым снегом полузамерзших озера глубиной до двадцати метров, купаться в которых, предварительно не заверив у нотариуса завещание, строго запрещалось (наказание - выговор или некролог, в зависимости от степени нарушения).
Мои злоключения, однако, на этом не закончились. Напившись чаю в 'Пингвине' и придя в себя, я решил навестить Геннадия Гусарова - поглазеть, как устроился в медпункте мой теперь уже бывший сосед по столу в кают-компании на 'Визе'. Для этого следовало перейти через ручей либо по 'мосту Ватерлоо', либо по льду. Разумеется, я пошел по льду, ибо до моста нужно было тащиться не меньше тридцати метров. На середине ручья послышался омерзительный хруст, и я по пояс провалился в воду. Кое-кто из свидетелей счел это зрелище забавным, но лично я не припомню, когда бы мне так мало хотелось смеяться. Видимо, человек, провалившись в ледяную воду, на некоторое время теряет чувство юмора. Заполнив прорубь проклятьями, я выбрался на берег и помчался на электростанцию, где мигом догола разделся и с неописуемым наслаждением погрузился в потоки теплого воздуха, идущего от дизелей. Ради такого сказочного блаженства стоило принять ледяную ванну. Молоденький сердобольный механик-дизелист Саша Зингер раздобыл валенки, набросил на меня шубу со своего плеча и напоил полулитровой кружкой кофе, что быстро вернуло мне хорошее настроение. Его не испортило даже замечание знакомого с моими сегодняшними приключениями старожила, который проворчал: 'Кому суждено быть повешенным, тот не утонет'.
Антарктида - единственный в своем роде континент: здесь нет границ в собственности на землю. Правда, иные государства время от времени объявляют о своем праве на вечное владение миллионами квадратных километров материка, но никто не воспринимает это всерьез. Практически дело обстоит так: каждая страна, которая испытывает симпатию к шестому материку, может облюбовать себе любой участок и построить станцию - места хватает, на каждого жителя сегодняшней Антарктиды в среднем
