Володя рассказал, что половина старого состава только что улетела в Мирный, а оставшиеся восемь человек будут сдавать дела новой смене и ухаживать за 'гипоксированными элементами'.
- Ни в коем случае не поднимайте тяжести и не делайте резких движений, - предупредил он. - Через несколько дней привыкнете.
- Спасибо, - поблагодарил я несмазанным голосом. - Хотя, честно говоря, мне меньше всего на свете хочется сейчас толкать штангу и пускаться вприсядку. Как, впрочем, и Коле Фищеву, который ползет к вам с распростертыми объятиями,
- Я стал твоим штатным сменщиком, - заметил Коля, раздвигая в улыбке чернильно-синие губы. - На СП тебя менял, на Востоке меняю...
- Когда же ты сменишь свою рубашку? - засмеялся Агафонов, глядя на знаменитую Колину ковбойку, совершенно выцветшую и с лопнувшими рукавами. Фищев чрезвычайно ею дорожил и берег как талисман, а когда его донимали просьбами: 'Скажи, где шил? Дай поно
* В блокноте у меня записано: 'сравнить с газированной водой, в которую негодяй продавец влил четверть порции сиропа.'
** Так на Востоке называют новичков, страдающих от недостатка оксигениума, или, по-нашему, кислорода.
сить!' - отшучивался: 'Моя рубашка как волосы Самсона!'
Напившись крепкого чая со сгущенкой и подняв свой жизненный тонус, мы прошлись по дому. В центре располагалась кают-компания, меблированная, скажем прямо, без особого шика: большой обеденный стол, откидная скамья и шеренга стульев, два ряда книжных полок и доска объявлений. Вокруг кают-компании в крохотных каморках разместились научные лаборатории, радиостанция, медпункт (они же одновременно жилые комнаты с двухэтажными нарами), оборудованный электроплитой камбуз размером с кухоньку малогабаритной квартиры, такой же площади баня и холл с двумя умывальниками, он же курилка и комната отдыха. Сбоку прилепились лаборатория магнитолога, дизельная электростанция и холодный склад. Таких скромных жилищных условий я не видел, пожалуй, ни на одной полярной станции.
- С трудом представляю, где мы здесь будем принимать ансамбль Игоря Моисеева, - высказался Фищев. - Придется, видимо, отменить гастроли.
В последующие недели я не раз слышал, как ребята подшучивали над своими 'комфортабельными люксами', отличающимися от купе вагона тем, что жить в них нужно было не день в не два, а целый год; посмеивались над кают-компанией, в проходе которой трудно было разойтись двоим, над холлом, в котором могли одновременно находиться пять-шесть человек. Но в шутках этих была гордость за свою миниатюрную, крепко сбитую станцию, с ее рациональнейшей теснотой, станцию, построенную с таким расчетом, чтобы не пропала ни одна калория тепла. Кажется, Амундсен говорил, что единственное, к чему нельзя привыкнуть, это холод, а на Востоке холод космический и, чтобы не пустить его в дом, нужно поддерживать самое дорогостоящее в мире тепло: каждый килограмм груза, доставленный на Восток, обходится в десять рублей!
- Одевайтесь, товарищи экскурсанты, - предложил Агафонов. Продолжим осмотр на свежем воздухе.
Стояло знойное восточное лето - минус тридцать пять градусов в тени. Под солнцем, катившимся по безоблачному небу, сверкал непорочно белый снег. От этой нескончаемой белизны слезились глаза, даже солнцезащитные очки не спасали от обилия света. Белый снег и темные пятна жилья - можно было запросто обойтись без цветной фотопленки. Разве что на людях оранжевые каэшки - чтобы легче различать на белом фоне, если придется искать пропавшего товарища.
Поразителен на Востоке воздух! В него словно вотканы солнечные лучи, таким бы воздухом дышать и дышать, впитывая в себя его целительную свежесть. Но это сплошной обман. Воздух абсолютно сух, он дерет носоглотку как наждак, мехами работают легкие, наполняясь чем-то бесплотным: досыта надышаться здесь так же невозможно, как насытиться манной небесной. Я прошел десять шагов и задохнулся, словно бегун на десятом километре. С той лишь разницей, что бегун может делать глубокие вдохи открытым ртом - естественные действия, совершенно противопоказанные на Востоке. На нас надеты шерстяные подшлемника - 'намордники', как их изящно называют. Они закрывают большую часть лица, оставляя открытыми глаза. При выдохе теплый воздух охлаждается и содержащаяся в нем влага конденсируемся, отчего поминутно потеют очки, а на бровях и ресницах образуются сосульки. Нужно снимать рукавицы и протирать стекла; сосульки растают самостоятельно, когда мы вернемся домой.
Отдыхая через каждые десять-двадцать шагов, мы начали обход станции. Ее центром были кают- компания и пристроенные к ней помещения - все из щитовых домиков. Со времени основания Востока 'главный корпус' не раз расширялся путем присоединения к нему очередного домика.
- Антарктический модерн, - определил Коля Фищев, - характеризуется отсутствием колонн, портиков, балконов и шпиля. Впрочем, в роли шпиля успешно выступает антенна. В связи с нехваткой декоративного мрамора фасад здания облицован редкими сортами дерева - крышками ящиков из-под макарон.
- Рядом, - подхватил Агафонов, - возвышается величественное здание аэрологического павильона, сооруженное из досок. Здесь Сергеев и Фищев будут добывать водород для запуска зондов - великолепная физзарядка, особенно при температуре минус восемьдесят пять градусов. Когда зонд улетит, Боря Сергеев поднимется по ступенькам в это помещение к своему локатору, чтобы принимать с неба приветственные радиограммы.
И еще два домика на Востоке. В одном из них хозяйство ионосферистов, здесь будет работать Василий Сидоров-второй. Другой домик построен американцами для своих ученых, уже не раз зимовавших на станции в порядке научного обмена. Как раз в эти минуты молодой американский физик Майкл Мейш передает эстафету своему столь же молодому коллеге из Ленинграда Валерию Ульеву. Майкл - первый восточник, который обратил на себя наше внимание. Когда мы выползали из самолета, к полосе бежал высокий парень в каэшке, тревожно выкрикивая: 'Где есть Ульев? Ульев! Дайте мне Ульев!' Валерий, которого шатало, как на палубе во время шторма, прохрипел: 'Я здесь...', и Майкл, издав ликующий вопль, чуть ли не на себе потащил сменщика в домик. Как рассказал Агафонов, Майкл - веселый и забавный парень, он чрезвычайно доволен тем, что ему посчастливилось провести год на Востоке. 'Только три человека в Америке мерзли так, как я - радовался он.
У своего домика американцы установили две сорокаметровые ажурные стальные антенны - одно из главных украшений станции. Они находятся в нескольких десятках метров от полосы, и в ясную погоду летчики ими любуются, а в плохую проклинают: того и гляди, зацепишь крылом.
Таковы все строения на поверхности Востока. Почему на поверхности? Потому что глубоко под толщей снега вырыт магнитный павильон, одно из главных научных сооружений станции. В свое время мы там побываем. Да, на поверхности есть еще свалка - старые сани, пустые бочки из-под горючего, ящики и прочее.
Вот и все. Так выглядела легендарная станция Восток - одинокий и не блещущий красотой хутор, заброшенный в глубины Центральной Антарктиды,
Старая смена и Новый год
Елку мы привезли с собой. Обвешанная всякой мишурой, она стоит в кают-компании на том месте, которое обычно занимает бак с компотом, и каждый, проходя мимо нее, нагибается и вдыхает сказочно прекрасный аромат родного леса.
Старая смена простила нам чудовищную оплошность: надеясь на хорошую погоду и следующие рейсы, мы не взяли с собой дежурный набор праздничных деликатесов. Но не было бы нам прощения, если бы мы забыли елку. Не потому, что полярники сентиментальны, совсем наоборот - в массе своей они чужды такой немужской слабости. Дело в другом.
Каким бы суровым и мужественным ни был полярник, с какой бы стойкостью он ни переносил тяготы зимовки, в глубине души он мечтатель. Чаще всего эта мечты вполне определенны: увидеть, обнять родных и друзей, посидеть у телевизора в своей квартире, лениво посасывая пиво. Это мечты весомые, грубые, зримые, они обычны для всех, ими никого не удивишь.
Но чем дольше полярник оторван от дома, тем сильнее он ощущает, что в понятие 'родина' исключительно важными составляющими входят и такие вещи, о которых и не задумывался вроде, давно перестал их замечать. Клумба у дома, качели во дворе, пустырь, на котором гонял когда-то дышащий на ладан мяч, речка с диким пляжем и лес - все это начинает волновать, как музыка, иной раз переворачивающая душу неведомо какими средствами, как сон, отлетевший и оставивший после себя
