- Каждый ребенок знает, - отмахнулся Игорь Петрович. - Петр с Алексашкой и собутыльниками приехал к тому же Ивашке Бровкину сватать Саньку. Посложнее вопросы задавайте, вольноопределяющийся!
Как-то в одном разговоре случайно выяснилось, что мы оба - Игорь Петрович и я - любим одни и те же книги: 'Петра Первого' и 'Похождения бравого солдата Швейка'. Отныне, встречаясь, мы изо всех сил старались уличить друг друга в невежестве, но без особого успеха, так как книги эти были читаны раз по двадцать и местами запомнились чуть ли не наизусть. Меня Игорь Петрович прозвал 'вольноопределяющимся' - в честь незабвенного батальонного историографа Марека, и постоянно подшучивал над моими блокнотами. Стоило ему увидеть, что я делаю какую-либо запись, как он начинал декламировать:
- Пишите так: 'Визе' летел по волнам навстречу опасности и судьбе. Под натиском бури трещали борта и прочие снасти. Владимир Санин орлиным взором окидывал бушующее море. 'Вперед! - восклицал он. - К полюсу! Я не боюсь тебя, айсберг!'
- 'Вы знаете меня только с хорошей стороны!' - цитатой огрызался я
- 'Осмелюсь доложить, что я не хотел бы узнать вас с плохой стороны!' - парировал Игорь Петрович.
Между тем верхняя палуба оживала. Послышался плеск воды: старпом поливал себя из шланга. Борода и бакенбарды, окаймлявшие лицо старпома, обильно татуированная грудь, делали его похожим на стивенсоновского пирата.
А вот и два закадычных друга, инженеры-механики Лев Черепов и Геннадий Васев, мои соседи по столу в кают-компании и будущие приятели. С первых же дней морского путешествия они начали быстро и уверенно полнеть, да так, что спортивные костюмы уже обтягивают их, как перчатки. Вот друзья и бегают, и приседают, и гири толкают, что, на мой взгляд, помогает им не столько сбрасывать вес, сколько нагуливать аппетит: через подчаса за завтраком они будут творить чудеса.
Тут же боксирует с тенью Борис Елисеев, инженер по электронике, великодушно разделивший со мной свою каюту. Борис превосходно сложен, мужествен и красив. Тщательно выбритый, подтянутый, спокойный и сдержанный, с неизменной трубочкой во рту, Борис являет собой образец уживчивого соседа. Вставая на ночную вахту, он никогда не хлопнет дверью - качество, которое я считаю неоценимым. На 'Визе' он ведает электронным оборудованием и 'успокоителями качки', и как только море начинает волноваться, к Борису обращаются умоляющие взоры страдальцев, которые следят за каждым его движением и радостно сообщают друг другу:
- Елисеев пошел врубать успокоители!
Гремят гири и гантели, над столом носится избитый ракетками шарик, со свистом рассекают воздух скакалки.
- Завтра же начинаю делать зарядку! - пылко заверяю я Игоря Петровича. - Вот увидите!
- Зарядка - это замечательно, - не скрывая иронии, констатирует Игорь Петрович и достает сигареты. - Угощайтесь, пока еще не стали святым.
- Натощак курить очень вредно, - голосом отпетого ханжи говорю я, вытаскивая зажигалку.
- Что вы говорите? - удивляется Игорь Петрович. - Вот бы никогда не подумал! Увы, жизнь так устроена, что лишь вредное доставляет удовольствие. Поэтому я всегда шарахаюсь от полезного, как черт от ладана.
Утро на 'Визе' заканчивалось диспетчерским совещанием. В конференц-зал приходили капитан и его помощники, начальники антарктических станций и отрядов. Синоптики развешивали на стенде карты погоды и полученные со спутников Земли снимки, на которых наша земная атмосфера выглядела разорванной в клочья - поле боя циклонов, антициклонов и прочих стихий. Синоптики докладывали о перспективах на ближайшие сутки, а потом начальник экспедиции зачитывал антарктическую сводку. Начиналось деловое обсуждение, постепенно переходившее в беседу на вольные темы. Здесь можно было узнать все свежие новости, выловленные радистами из эфира, - а в открытом море новости ценятся чрезвычайно высоко.
- Мирный, - глядя в сводку, сообщал Владислав Иосифович Гербович, температура минус пятнадцать, ветер двадцать пять метров в секунду, санно-гусеничный поезд Зимина готовится к походу на Восток, все в порядке... Молодежная... Новолазаревская... Все в порядке... Станция Восток... потеплело, минус пятьдесят шесть градусов.
- Пора переходить на плавки с меховым гульфиком!
- Станция Беллинсгаузена, - продолжал начальник. - Как обычно, полный джентльменский набор: метель, мокрый снег с дождем, туман, гололед, плюс семь градусов.
Иронические взгляды в сторону Игоря Михайловича Симонова. Тот привык к нападкам на свою станцию, которая, будучи антарктической по форме, является один бог знает какой по содержанию. Уникальный микроклимат! Тепло и сыро. 'Как говорят - 'антарктические субтропики'.
- Мы заседаем, а первые ласточки уже загорают,- поглядывая в окно, сказал Гербович. - Юлий Львович, нужно рассчитать время для загара с учетом высоты солнца и прочих факторов, дайте рекомендации по судовой трансляции.
Юлий Львович Дымшиц, главный врач экспедиции, кивнул, но при этом на лице его изобразилась некоторая безнадежность: кто станет слушать рекомендации, когда предстоит долгая полярная ночь? Все равно будут загорать на 'полную катушку' - от восхода до заката.
Всех развеселил главный механик судна Олег Яковлевич Кермас. На вопрос, готовы ли его ребята к работе в тропических условиях, он ответил:
- Готовы. В тропиках машинная команда будет в основном... на палубе.
- А главный механик где будет?
- Конечно, среди коллектива!
Вскоре начальник экспедиции понял, что любое деловое обсуждение неизбежно упирается в тему загара.
- Ладно, пошли впитывать солнце. Скоро оно будет только сниться!
'Товарищи, назначенные чертями!'
На экваторе я ухитрился поймать насморк. Солнце палило с такой неистовой силой, что прямо на палубе можно было жарить яичницу, а я ни на секунду не расставался с носовым платком. Потом навел у врачей справки: насморк на экваторе в литературе до сих пор не описан, и посему я являюсь обладателем уникального научного материала, который готов предоставить в распоряжение Академии медицинских наук.
Справедливости ради замечу, насморк оставил сильное, но далеко не единственное впечатление о переходе экватора. Помните у Булгакова в 'Мастере и Маргарите' эпизод, когда Римский разоблачил своего соратника по варьете Варенуху? Завербованный в черти, Варенуха перестал отбрасывать тень страшное открытие, едва ли не лишившее бедного Римского рассудка. Так вот, у нас на судне наступил момент, когда тень потеряли все, независимо от служебного положения и морального облика - солнце стояло в зените. Было весьма приятно сознавать, что ты не отбрасываешь тени, но в то же время не являешься чертом.
Кстати, о чертях - их у нас появилась целая дюжина. Уже за несколько дней до перехода экватора посланцы преисподней начали собираться в кают-компании, при закрытых дверях готовясь к шабашу на празднике Нептуна. Из кают-компании доносился дьявольский хохот. Если ветераны антарктических экспедиций, уже подвергавшиеся экзекуции, относились к предстоящему шабашу спокойно, то новички суетились, нервничали и льстиво заглядывали чертям в их черные глаза. Впрочем, главный черт был голубоглазым - им оказался Тимур Григорашвили, мощный торс которого и выразительное лицо, украшенное орлиным носом, по мнению устроителей праздника, навевало мысли о потусторонней силе.
Новички волновались не так уж и зря: бывали случаи, когда во время обряда крещения черти входили в раж и наносили язычникам телесные повреждения. Поэтому перед самым экватором чертей и наяд вызвал к себе старпом и обратился к ним с предупреждением, мгновенно облетевшим весь 'Виэе':
- Товарищи, назначенные чертями! Прошу неукоснительно соблюдать правила техники безопасности! Вы будете строго отвечать за каждую сломанную конечность.
Черти ответили понимающим воем.
И вот наступил долгожданный момент: диктор торжественно сообщил по судовой трансляции, что на борт со своей свитой прибыл Нептун, повелитель морей и океанов. Одетый в модную царскую одежду, в короне, усеянной драгоценными камнями, Нептун выглядел величественно в отличие от своих весьма
