'ГИПРОЗвезда' пораскрывали бы рты, увидев, как он решил задачу с двинателями. 'Проект самосъедания звездолета', так некогда окрестили его идею эти остряки. А он сделал. И в каких условиях: в космосе, на субсветовой скорости! Теперь пояс аннигиляционных камер силой своей тяги сам постепенно смещался вперед по корпусу 'Буревестника', а стенки и перегородки опустелых топливных емкостей вместо того, чтобы висеть на корме ненужным балластом, тоже сгорали. Это изобретение позволило нарастить скорость корабля на 6000 километров в секунду.
Деревья оранжереи торчали из плотной земляной стены, как дула пушек, окутанные зеленым дымом. Стефан посмотрел, удивился: кому это пришло в голову поставить подпорки под ветви? Это уже ни к чему.
'Да это же мы с капитаном - когда измеряли паралакс Г-1830!' - вспомнил он и грустно улыбнулся. Трое суток минуло с той поры, трое суток, кои перевернули их жизнь.
Стефан дотянулся до ближней карликовой яблоньки, сорвал крупное яблоко, рассматривал: оно было еще зеленовато-твердое, на прозрачной кожице проступали белые точки. Первые яблоки - их так ждали; а сейчас никто и не вспомнил. Положил в карман куртки, полез по скобам вверх.
Появились белые овалы дверей. Март остановился, перевел дыхание. Жилые каюты. Он спроектировал их наподобие люлек чертова колеса, с гироскопичным подвесом. В них можно спокойно спать и работать даже при маневрировании.
'Теперь они не нужны, балласт.' Стефан принялся ставить меловые крестики на едва заметных выпуклостях в обшивке - крышках подшипников. Ничего он не покажет на Земле. Все вылетит. Пропадет в пустоте.
Вдруг рука конструктора замерла в воздухе. Постой, а это идея! Проектировать звездолеты так, чтобы, когда какое-то оборудование становится ненужным, его легко можно отделить и выбросить. Например, телескопы в обратном полете не нужны, да и вся обсерватория; достаточно астронавигатора. Зачем тратить на них драгоценный аннигилят?.. Только не выбрасывать, в сжигать в камерах. Да, конечно, и это учесть в проектом запасе топлива. Это же новый принцип конструирования звездолетов, развитие того 'самосъедания'! Есть с чем вернуться на Землю, есть!
Стефан Март повеселел. 'Нет, я вам не просто масса!' Ему вдруг захотелось петь и декламировать стихи во весь голос. Но он сдержал себя: в каютах спят.
III
В каютах не спали.
Иван Корень лежал, закинув руки за голову, смотрел в потолок.
'... лететь только троим. Тот Боливар не мог вынести двоих - а теперь упрощенный укороченный опустошенный 'Буревестник' не потянет шестерых. Само собой, что и для троих оставшихся время жизни будет отмерено только пребыванием у звезды; все остальное - анабиоз с редкими пробуждениями для коррекции курса. Мини-запас продуктов, воды, воздуха. Все сверх него - прочь.
И трех лишних астронавтов. Лишних!.. Куда? Как?
Да, в Солнечной в годы их сборов и старта практиковали уже перелеты в ледяных глыбах- соленоидах, разгоняемых электромагнитными катапультамии до больших скоростей. В состоянии мгновенного молекулярного анабиоза. И перехват такими же катапультами, торможение в местах финиша - у других планет и межпланетных станций. Но это в пределах Солнечной. На перелет таким способом в несколько парсек и с гораздо большей скоростью еще никто не отваживался.
... А мы отважимся. Нам деваться некуда.
... С тех пор это дело там должно развиться, усоверешенствоваться.
... Надежда именно на огромную скорость. Звездолетную. С такой скоростью в Солнечную систему естественные тела не входят. Должны засечь на подлете.
Вопрос: кто?
... Вероятности пропасть как у Г-1830, так и в ледяной глыбе в космосе примерно равны. Хоть жребий бросай.
... Не жребий, а польза дела выберет. Мы не принадлежим себе. Не нужно и голосовать. Ясно, что лечу я, Летье и... Аскер или Март?'
Капитан заколебался. Переложил затекшие под головой ладони. Стефан был ему ближе: единомышленник и соратник еще с Земли, от замысла полета. Но физик там, у Г- 1830, явно более к месту. Тем более такой.
Тони и Галина тоже не спали.
- Пусть летят к звезде... если она есть. А для нас хватит интересных дел и на Земле, правда ж, Тони? Что ты молчишь?
- Эх, искупаться бы сейчас... лучше в море. Я заплыл бы далеко-далеко. А потом жарился бы на солнышке, на песочке.
- Хорошо и просто по улицам бродить. Лица людей, разговоры и шум, дома, деревья, машины...
- Знаешь, Галинка, а ведь выходит, что мы знаем звездные карты с точностью до наоборот. Не одна Г-1830 такое может учудить, для одной звездочки это слишком мощное явление. Да и не одна галактика. Возле каждого объекта Метагалактики теперь надо ставить знак вопроса: то ли он там, то ли в противоположном месте, то ли под углом... и под каким, скажите мне! Звездолетчикам придется смотреть в оба, чтоб не вышло, как у нас. Но это же страшно интересно. А вдруг и в самом деле там анти- время? И мы, люди с малюсенькой планетки, овладеем им... Иван прав, ради этого стоит рискнуть. Хорошо будет, когда все вернемся. Раньше всех те, что в контейнерах: закрыли глаза здесь, откроют на Земле. Представляешь: через несколько дней ты будешь на Земле, дома!
- А ты? Ты хочешь лететь?
- Конечно. Я обязан, это моя работа. Но не волнуйся, все будет тип-топ. Семь посадок на спутники Юпитера, две на Сатурн... на Титанию, на Нептун. Десяток рейсов через астероидный пояс за Марсом. И как видишь, цел.
Помолчали.
- Тони...
- Что?
- Нет, ничего.
- Ты чем-то расстроена, Галинка?
- Это так... обидно и противно покоряться уравнениям. 'Пятая степень'! 'Лишняя масса'! Будто я уже не человек, а просто пятьдесят пять килограмм.
- Тем более, что в тебе их не пятьдесят пять, а пятьдесят три.
- Да нет, наверно, уже пятьдесят пять...
IY
И Бруно Аскер не спал, сидел у компьютера, считал, прикидывал. Но идея (Идея! Идеища!!!) выпирала такая, что вряд ли ей (Ей! Ее Величеству!) требовалось дотошное обоснование и числовое оформление.
... Переживания этих дней были самыми сильными в его жизни, в жизни большого ученого и таких же масштабов деятеля, в жизни с крупными делами и достижениями, а стало быть и с сильными чувствами. Так вот, все те против нынешних - пустячок. Даже не пустяк.
... На Земле казалось, что, если мыслишь вселенскими категориями, да еще строго, то вроде как сопоставим с ней, соразмерен. Мы-ста, ха! Вот тебя и ткнули носом в твою малость. Да не только твою - человечества. Мы- ста...
... Нет, милый, Вселенскому действию - спокойненькому, небрежному: 15 лет (ее мгновение) несло нас не туда - можно противопоставить только действие. И возможность такового (Его! Его Величества ВсеДействия!) есть.
'Пойти к капитану? Ох, нет: тяжелодум, сама обстоятельность. Не воспримет. Здесь надо быть авантюристом, верить в удачу. Надо потолковать с пилотом. Ничего, что мы оппонировали - он как раз такой.'
Включил связь, набрал код каюты Летье:
- Антон. Это Аскер. Пожалуйста, прийди.
- Чего это вдруг? - у Летье был недовольный голос. - Я занят.
- Ничего. Очень нужно. Прийди сейчас ко мне - а то я прийду к вам.
Пилот появился с хмурым видом:
- Что за пожар? Ты ж знаешь...
- Знаю, но все это сопли. Слушай...
Когда Антон Летье, астронавт, выслушал и понял, для него все вдруг изменилось. Жизнь покрупнела, стала Вселенской - а до этого только казалась такой. Со всеми ее посадками на спутники Юпитера и куда-то еще. Да, все кроме этого замысла теперь было сопли, пустячок - даже не пустяк: в тот же список и что в каюте ждет любимая девушка, и что летели не туда. Туда. Просто это они отступали для разбега.
Он забыл, что обещал Галинке быстро вернуться.
- Пошли к Ивану. - Посмотрел Аскеру в глаза, улыбнулся. - А ты недаром физик. Голова. Это ж надо!..
- А то! - ответил тот.
5. Во Вселенной поступают по- вселенски
I
Они заявились к капитану в каюту.
Корень как раз складывал в ящик все лишнее, включая книги. На выброс.
- Ну? - глянул он на них исподлобья; появление вместе двоих не слишком ладивших меж собой членов экипажа сразу его насторожило; ясно, что неспроста. - С чем пришли?
- А с чего начать: с плохого или с хорошего? - спросил Летье.
- Начни с хорошего.
- Тогда я, - вмешался Брун. - Ускорений будет не пять, а четыре.
- Как так?
- Ну... это трудно постижимый и, тем не менее, четкий факт релятивизма. Если бы Г-1830 оказалась на месте, мы затормозили бы там, вышли на орбиту у нее, выключили двигатели, поработали, потом стали бы разгоняться к Солнццу, было бы два отдельных ускорения. От 0,82 с до нуля, потом от нуля до 0,82 с. Теперь же не так: мы УЖЕ разгоняемся в сторону Г-1830, уже набираем скорость к ней. В силу отсутствия единой системы отсчета ускорение важнее скорости, понимаешь?
- Не очень...
- Да я и сам не очень, но это так. Мы не гасим скорость, а поворачиваем ее вектор в 4-мерном континууме. Если бы остановились у звезды, то гасили бы, а так нет. Короче, вот что: при непрерывной работе двигателей невозможно отличить, ускоряется ли корабль от нулевой скорости... как, скажем, при старте от Солнца - или отрицательной, не в ту сторону. Для релятивизма нету нулей и нету не тех сторон, когда вышел на субсветовую...
- Это значит, - нетерпеливо вмешался Летье, - что на самом деле идет не тор- можение с переходом в ускорение, а ДВОЙНОЙ РАЗГОН. Я вам еще добавлю: не четыре, а три с половиной ускорения достаточно. Как мы собираемся отправить троих с 0,3с в расчете на то, что заметят, удивятся и перехватят, - так ведь и сами можем возвратиться в Солнечную с пустыми баками на полусветовой. Ведь они же предупредят. Там подготовятся...
- А если не долетят наши в глыбах? - спросил капитан. -
