Или там не перехватят?
- Ну... тогда и нам туда же дорога. И теперь итоговая скорость оказывается не 0,82с, а... сколько, физик?
- По моим расчетам 0,953с.
II
- Ага. Это действительно хорошая новость. Под нее я выдержу и плохую, давайте.
- Да плохую ты и сам знаешь, Иван. Только делаешь вид, - спокойно сказал Тони. - Мы не вернемся. Ни на полусветовой, ни на какой. Дай бог долететь. Если сгинем не у той Г-1830,в сложно-непонятном мире, то на обратном пути. Слишком уж все на пределе, без запаса надежности. Да и конструктор был прав: можем ничего серьезного более там не открыть - так пустячки. Не из-за чего будет особо стараться уцелеть и вернуться...
- Не та тональность, Антон, - вмешался Аскер. - Не то говоришь. Эта 'плохая' на самом деле очень хороша. И не только потому, что ускорений будет не пять и не три с половиной, а только одно. Мы создадим Вселенское Действие! Да, одно ускорение - но зато это будет по-вселенски.
... Капитан, как и Летье, сразу все понял - и тоже вдруг почувствовал хорошее настроение, прилив сил. Благодаря этой Идее он перестал быть ничтожеством в космосе, мошкой. Это угнетало его более всего. 'Ага!..' Конечно, только одно ускорение; как у предков-запорожцев или тех, что воевали в кровавом ХХ веке. Подниматься в атаку - и вперед. Жизнь ли, смерть - не в этом дело. Вперед!
Как-то все вдруг встало на места. Даже то, что во всех их спорах наиболее уместны (результативны, как выразились бы рационалисты) оказывались наивные реплики и суждения Галины Крон, самой молодой и младшей по должности. Они направляли мысли, а в конечном счете и решения. Она носила ребенка, она была мать - как и Вселенная. Она глубже всех их чувствовала ситуацию.
- Ну-ну, развей свою мысль. Так что?
- А то, что во Вселенной нужно поступать по-вселенски, - продолжил Брун. Как она с нами, спокойненько зашвырнув нас не парсеки не туда, так и мы с ней. Ну, не то что совсем так, не на равных, куда нам, - но с полной отдачей. А это будет вот как...
И он изложил план. Будет только один разгон - в звезду Г-1830. В него надо вложить весь заряд аннигилята, тогда удастся выйти на скорость, очень близкую к световой, на 0,999с. Масса ''Буревестника' в силу релятивизма возрастет раз в 30. А поскольку Г-1830, скорее всего, антивещественна, будет удар-вспышка, кои нарушат внутреннее равновесие этой странной звезды. Равновесие ее и так должно быть шатким из-за чужеродности мира, наложения противоположных процессов...
- Это, во-первых, заметят издалека, может быть, не только из Солнечной даже, - увлеченно, будто и не смертный приговор себе и им двоим, излагал Аскер. - В двух направлениях заметят: в ложном и подлинном. Во-вторых, это хорошо и надолго взбаламутит там пространство, 4-континуум - и новым исследователям, когда они прилетят, будет что наблюдать и открыть. Мало не покажется...
- Камикадзе... - молвил Летье. - Были такие ребята в ХХ веке в Японии.
- Такие быле не только в Японии, - сказал Корень. - И в России, и у французов, англичан. Шли на таран в самолете, в танке, на подлодке. Погибнуть с наибольшей эффективностью. Вот и мы будем так. Все верно. французов. Шли на таран в самолете, в танке, на катере. Погибнуть с наибольшей
- Слушайте, вы не о том! - все не мог остановиться в развитии замысла Бруно. - Вполне возможно, что это открытие переплюнуло и теорию Дирака. У него только вещество и антивещество. А раз здесь попахивает антивременем, то ведь тем самым и антипространством!
- Это как? - не понял пилот.
- А столь же плотной средой, но с целиком противоположными свойствами. То есть возможна аннигилляция двух пространств, нашего и того, у Г-1830. Представляете, как мы можем шарахнуть!..
Самое замечательное, думал потом Иван Корень, что от этого самоубийственного решения он пришел в хорошее настроение. Да и двое его коллег тоже. Вряд ли так было бы на Земле - на Земле без войн и невзгод, в комфортном мирке, где бы жить да жить. А здесь, во Вселенной, другое дело: они почувствовали себя частью ее и поэтому - людьми.
Звездолет будет многие годы лететь к подлинной звезде Г-1830, видимой сзади; глыбы с вмороженными Мартом, Мариной Плашек и Галиной будут еще дольше плестись в пустоте к Солнечной - и потом еще десятилетия они будут там доказывать свое. Вообще вся история с 'Буревестником' растянется на век. А жить этим троим оставалось несколько дней. Хорошо, если с неделю.
6. День разрушения (Время есть - времени нет)
I
Музыка звучала в звездолете - в отсеках, каютах, коридоре. Но теперь всюду к звукам скрипок, флейт, фортепиано, контрабасов, арф примешивался стук, скрежет и лязг металла, шипение электрорезаков.
Летье и Аскер в скафандрах с магнитными присосками на массивных башмаках двигались по корпусу, отделяли газовыми резаками второй маневровый двигатель, его сопла, многотонную камеру сгорания из черного монолита.
- На совесть делали, не отдерешь... - бормотал пилот в микрофон в шлеме.
Наконец камера помалу отделилась от обшивки. 'Буревестник' тряхнуло. Бруно не устоял, сел. Камера мягко зацепиласьза выступ ближнего люка - и корабль снова дрогнул. Летье подбежал, противоестественно стоя под прямым углом к поднявшемуся Аскеру, отталкивал черный цилиндр руками. Физик помог; отпихнули: уфф!.. Камера пошла за корму, растворилась во тьме среди звезд. Избавившись от лишней массы, звездолет сразу наддал; двое на его обшивке легли, держались руками за скобы.
- Иван, сбавь тягу, а то нас унесет! - крикнул пилот.
Стефан, который уклонился от демонтажа, разорял библфильмофоноиотеку. Он разложил в две кучи книги, микрофильмы, касеты, диски с записями текстов и музыки, рукописи, отчеты. В одну то, что ему нравилось, в другую прочее. Кучи вышли равные. 'Много...' - вздохнул он, берясь за ревизию первой. Взял в руки одну книгу, другую, несколько папок - и внезапно озлился, принялся кидать в люк переходной камеры все подряд. Уцелели только необходимые справочники да несколько музыкальных записей. Через четверть часа вслед за библиотекой в космос полетели и дюралюминиевые стеллажи.
Марина со слезами на глазах уничтожала оранжерею. Непросто было вырастить в условиях звездного полета эти желтые, алые и синие розы, гордые пионы, кусты помидоров, даже огурцы и морковку, яблоки и апельсины. В этом уголке земной природы астронавты отдыхали, отходили душой. Сколько труда и изобретательности вложили они во всякие приспособления, от складных подпорок до гироскопических гнезд для саженцев, чтоб спасти их при ускорениях!
Сейчас через переходную камеру в пустоту летела и флора, и почвы, и механика. Марина видела в иллюминатор, как беззвучно лопались в холодном пространстве налитые красным соком помидоры, свертывались мгновенно в черные стручки листья пионов...
Наконец Корень отладил астронавигатор так, что он автоматически менял тягу двигателей от уменьшения массы. Уточнил курс на Солнце. Опускался по коридорной шахте - и не узнавал корабля. Вокруг был разгром. За пустыми гнездами кают виднелись ребристые бока с пятнами сварки. Мимо пополз вверх на нейлоновом канате какой-то куб с обрыками кабеля. Капитан не сразу узнал в нем электроэрозионный станок, на котором еще недавно работал.
'Больше всего кают жаль, - подумал он. - Это выбросили за борт личную жизнь. А какая теперь будет?'
А музыка все звучала в шахте. Вот нежно, величественно и печально повела мелодию скрипка, к ней присоединился фагот, потом рожок и флейта, гобой - и весь оркестр. Увертюра 'Ромео и Джульетта' Чайковского, узнал Иван.
Они встретились посредине шахты. Марина устало поднималась от оранжереи: комбинезон испачкан, волосы растрепались. На площадке молча постояли, прижавшись друг к другу. Иван поцеловал ее в глаза, почувствовал привкус соли. 'Плакала.' Поцеловал и руки, маленькие, в ссадинах и земле. Так, не сказав ни слова, оба двинулись дальше: он вниз, она вверх.
Опустился в ассенизационный отсек. Здесь кончалась жилая часть звездолета. В углу Стефан наращивал винипластовую трубку на торчащий из стены отросток.
- Для чего это? - спросил Корень.
- Для дерьма, - коротко и зло пояснил конструктор. - Оранжереи теперь нет, пусть идет в топливные камеры. Аннигилирует.
- Дельно. Помочь?
- Справлюсь, не надо. Странное существо человек, а, Иван?
- Почему? Человек просто человек, вот и все... Но знаешь, это приспособление может почти и не понадобится.
Сидящий на корточках Март уставился на него:
- Как это? Не понял.
'Сказать ему сейчас? - заколебался капитан. - Нет, не созрело.'
- Позже поговорим. У Солнца.
Музыка Чайковского торжественно и страстно звучала в корабле - и оборвалась. Это Галина рывком перебросила выключатель. Повыдергивала разъемы, бросила их и дисковую систему в общую кучу, взяла инструмент, двинулась по кораблю снимать динамики.
Площадка у переходной камеры была завалена предметами. Летье разбирал каюты. Увидев девушку, протянул к ней руки, чтобы помочь перебраться через хаос.
- Слушай, Галинка, вот удивятся где-то в центре Галактики, когда выловят это кресло! 'Космический летательный аппарат небывалой конструкции!' Восторгаться будут: вот техника, куда нам с нашими спиралодисками!
Та смотрела на него с улыбкой: 'Старше меня - а какой он еще мальчишка. Это я и люблю в нем больше всего.'
- Погоди, - пилот пошарил по карманах, достал кусочек мела, написал на спинке кресла: 'Тони + Галя = любовь навсегда! Привет, жукоглазые! Дышите носом, если он у вас есть.' Затолкнул кресло в люк камеры, нажал кнопку. Пусть ломают головы.
Бруно Аскер, раскрасневшийся и потный, сердито зыркал по сторонам, выискивая, где еще содрать электропроводку, гибкие трубы для воды и газа; сматывал
