неосмотрительно, злых языков хватает, но она… она смогла убедить меня в своей искренности. Я ее простила, но взяла с нее слово, что больше это не повторится. Она мне обещала…
– Но слово не сдержала? – тихо спросила я. Матушка стиснула зубы. – Когда вы вновь обратили внимание на ее отсутствие? – поняв, что попала в точку, спросила я.
– Прошлой ночью, – весьма неохотно ответила матушка. – Проснулась, и вдруг… сама не знаю, почему я решила проверить Наталью. В комнате ее не оказалось. Я вышла из монастыря и увидела, как она идет от реки.
– В котором часу это было?
– Что-то около двух.
Я кивнула. Примерно в это время мы безуспешно пытались догнать привидение.
– Разумеется, вам она сказала, что вновь любовалась звездами?
– Вы знаете, где она была?
– Догадываемся. В ту ночь нас посетило привидение. В озере мы нашли маску, которую кто-то в спешке не потрудился утопить как следует.
Теперь матушка выглядела озадаченной.
– Привидение?
– Местные считают, что это дух Ефросиньи, насильно постриженной в монахини.
– Чепуха какая-то.
– Матушка, – вздохнула я. – Наталья слышала наш разговор о Кошкиной. Ей он по какой-то причине не понравился. Вспомните про звонок, о котором никто ничего не знал. Об этих ее ночных прогулках… боюсь, она ловко водила вас за нос. Причем не одна. У нее был сообщник, скорее всего любовник. Маску, кстати, она вряд ли могла раздобыть так быстро.
– Маску? – переспросила настоятельница. – Странно… странно… – повторила она, глядя на нас, и нехотя продолжила: – Маску привезли мальчишки, те, что с Волковым работали, археологи. Хотели напугать рабочих. Постучали в окно вагончика. Я была возмущена. Монастырь не подходящее место для таких шуток.
– И куда эта маска делась?
– Не знаю. Наверное, Волков ее выбросил. Неужели… – она не договорила. – Не может быть.
– Матушка, – тихо спросила я, – какую тайну хранит монастырь?
– Ах, вот вы о чем, – усмехнулась она. – Разумеется, вам нужна сенсация. Ее не будет. Водила она меня за нос, как вы выразились, или нет, не знаю. Если так, то за свой грех она уже наказана. Этот монастырь – дело всей моей жизни. Я перед богом поклялась, что восстановлю обитель. И слово свое сдержу. Знаете, почему я решилась на этот разговор с вами? Надеялась, что вы меня поймете. Шумиха вокруг обители приведет только к одному… Вы знаете, как тяжело найти деньги? И если финансирование прекратится…
– Это мы как раз очень хорошо понимаем, – усмехнулась Женька. – А вот вы до сих пор не поняли: что- то заставило ее жить здесь и делать то, что послушнице не пристало. Что-то или кто-то. И этот кто-то вряд ли успокоится. Наталья лежит с проломленной головой, и вы…
– Не вам меня судить, – возвысила голос настоятельница. – У меня другой судья, он все видит…
В этот момент за дверью послышались шаги, она без стука распахнулась, и в кабинет вошла одна из монахинь. Лицо ее было испуганным, в крайнем волнении она пыталась что-то произнести, но получалось лишь невнятное:
– Там… там… – Она куда-то тыкала пальцем, сжавшись под гневным взглядом матушки. Настоятельница резко поднялась и вышла из комнаты, мы, переглянувшись, бросились за ней; монахиня почти бежала впереди, не оборачиваясь и не произнося ни слова.
Через калитку мы вышли из монастыря и направились вдоль стены. В той стороне, где была река, прямо над обрывом стоял каменный крест, здесь мы с Женькой еще не были и пытались отгадать, что нас ждет. Еще один труп? Монахиня остановилась и жалобно произнесла:
– Вот.
– Что «вот»? – рассердилась матушка.
– С той стороны, – пролепетала монахиня.
Мы обошли крест и в недоумении замерли. Кто-то красной краской написал на кресте цифру «25». Матушка смотрела на нее так, точно увидела привидение. Потом повернулась и пошла назад, гневно бросив:
– Сотри это. Немедленно.
Монахиня побежала следом, а мы с Женькой удивленно уставились на крест.
– Ты что-нибудь понимаешь? – жалобно спросила подружка.
Я пожала плечами, продолжая разглядывать надпись. Это, вне всякого сомнения, были цифры «2» и «5», намалеванные очень грубо, краска растеклась, образуя подтеки, похожие на сгустки крови. Я прикоснулась к ним. Краска успела высохнуть, значит, сделали надпись несколько часов назад. Я продолжала в немом изумлении разглядывать крест, и тут меня осенило…
– Женька, – нахмурилась я. – Ты помнишь, сколько было пленных немцев? Вера тогда назвала точную цифру.
Женька ошалело посмотрела на меня, потом перевела взгляд на цифры и пробормотала:
– Двадцать пять. Ни хрена себе… Анфиса, что это может значить? – беспокойно оглядываясь, спросила она. – Просто совпадение или в этом есть какой-то смысл?
