– Понятия не имею, но очень хотела бы знать. На матушку надпись произвела самое отталкивающее впечатление.
– Ага, что у нее может быть общего с пленными немцами?
– Ты же слышала, любая шумиха вокруг монастыря самым печальным образом скажется на его восстановлении.
– Да, везде одно и то же, – пригорюнилась Женька. – Как ни крути, все упирается в презренный металл. Почему так?
– Философские вопросы оставим на потом, – предложила я. – Для начала я бы хотела выяснить, что это за крест такой.
Мы тщательно его осмотрели, но не обнаружили ни одной надписи, просто крест из черного гранита. Рядом с невысоким гранитным основанием никакого намека на могильный холмик, справа стена, слева обрыв, не похоже, что раньше здесь было кладбище.
– Старинный? – понаблюдав за мной, спросила Женька.
– Нет.
– Почему ты так уверена?
– Потому что вижу. Такой крест изготовят в любой мастерской, правда, стоить это будет недешево, черный гранит – удовольствие из дорогих.
– Надо ментам об этой надписи сказать. Может, матушка с ними будет откровеннее, чем с нами?
– Очень сомневаюсь, но сказать надо.
Мы вернулись в монастырь. К тому моменту тело уже увезли, несколько мужчин осматривали яму. Мы слышали, как они переговаривались:
– Здесь все затоптано, рабочие, археологи… проходной двор…
Мы дождались, когда они поднимутся наверх, и спросили:
– Это нечастный случай?
– Конечно, – без тени сомнения ответил мужчина. – Тут ноги переломать не трудно и свалиться в яму – дело двух минут.
– А что ей, по-вашему, понадобилось в этом месте ночью? – спросила Женька.
– А вам что здесь понадобилось? – резонно поинтересовался мужчина.
Женька принялась долго и нудно объяснять, кто мы, потом поведала, почему заинтересовались Натальей. Услышав об аптеке, мужчина усмехнулся и головой покачал. На лице его читалось что-то вроде «ох, уж эти святоши», но никакого намека на интерес. Женька настояла, чтобы наши показания занесли в протокол. Мы его подписали, и нам предложили под ногами не вертеться, то есть попросту указали на калитку. Женька, которая и до того момента была невысокого мнения о родной милиции, сейчас кляла их на чем свет стоит, совершенно не стесняясь в выражениях.
– Готова спорить на что угодно, они спишут ее смерть на несчастный случай, – возмущалась она. – И никто даже пальцем не пошевелит.
– Давай рассуждать здраво, – попыталась я воздействовать на нее добрым словом. – Мы не знаем, действительно ли это было убийство или все-таки несчастный случай.
– Несчастный случай, – презрительно фыркнула Женька. – Совсем как с Кошкиной.
– Хорошо, предположим, это убийство. Кто и за что ее убил?
– Откуда мне знать? Здесь сплошные тайны и ни из кого слова не вытянешь. Я уверена, Наталья была знакома с нашей Кошкиной и это она ей звонила.
– Спрашивала, не сохранились ли в семье какие-то чертежи? Зачем они Наталье? Почему Кошкина сюда приехала сразу после похорон отца? Допустим, что-то нашла в его бумагах. Но что? Что такого она могла найти, из-за чего ее убили, а вслед за ней еще и Наталью?
– Отец Кошкиной болтал по пьяному делу о каком-то кладе. Выходит, Наталья о нем знала, поэтому от нее поспешили избавиться.
– И что это за клад, скажи на милость? Если о нем кому-то было известно, то его давно бы нашли или хотя бы попытались.
– Хорошо, – вздохнула Женька. – А ты что думаешь?
– Если эта надпись что-то значит и действительно связана с лагерем военнопленных, значит, нам надо ехать в город, найти Волкова и попытаться понять, что происходило здесь в те годы. Возможно, мы найдем зацепку. И не забивай себе голову дурацкими кладами.
– Я не забиваю, – обиделась Женька и замолчала.
Мы как раз вошли в деревню. Проходя мимо дома, где жил Вальтер, мы заметили Машу, она шла от колодца с ведром воды в руках. Я шагнула ей навстречу, прикидывая, как бы начать разговор, но она сама задала вопрос:
– Увезли Наталью?
– Да.
Она кивнула, нахмурившись.
– В деревне неспокойно, – осторожно начала я. – Такое впечатление, что все чего-то боятся.
– Правильно боятся. Вы их спросите, чего они своих чад отсюда на край света отправили? Они все тут
