готов был искалечить или даже убить Осьму.
- Да вот, Федя, волхва однажды про род Лисовинов сказала... да ты сядь, чего выставился? Волхва, говорю, про нас сказала: 'Молодой род, ничем, кроме воинских дел, не прославленный'. И ведь права оказалась, коряга старая! Какой я, на хрен, воевода, если у меня под носом такие дела творятся? И ты, Федька, тоже хорош... да сядь ты, наконец, не торчи как... это самое! Чего вызверился, правда глаза колет или от купчишки обидно такое слышать? Так я тебе то же самое повторю, легче тебе станет? Засиделись мы с тобой по теплым углам, вон, тебя уже и паутиной оплело. - Корней столь убедительно повел бородой в сторону Федора, что тот невольно сделал движение стряхнуть с рукава несуществующую паутину. - А у них глаз свежий, в том, что нам привычно, сразу несуразицу углядели... ну, может, не совсем сразу, но... да сядешь ты или нет, в конце-то концов?!
Боярин Федор, шумно вздохнув, опустился на лавку и коротко покосился на Осьму. На Алексея он, было заметно, очень старательно не смотрел. Корней поскреб в бороде, зачем-то поелозил по полу протезом и заговорил, сменив рассудительный тон на командный:
- Кхе! Значит, так, Федор, прямо с утра пораньше, ты либо сам едешь в Княжий погост, либо посылаешь кого. Вызываешь сюда все три десятка своих ратников. У меня-то, даже вместе с твоими, полная сотня не наберется... дожили, едрена-матрена. Я пока твои добираются, вызову в ратное своих бояр и, как только будем готовы, пойдем за болото - Журавля за тайные места трогать. И не спорить! - повысил Корней голос, заметив, что Алексей что-то хочет сказать. - Возьмем всех, кого сможем вывести: новиков, отроков Младшей стражи... Леха, сколько отроков можно взять будет?
- Первую полусотню, батюшка, остальные пока мясо. Положим мальчишек зря, да и сами, их выручая, поляжем. По уму, так стоило бы только опричников брать, те-то хоть немного крови понюхали, но... мало же будет. Берем полусотню!
- Угу. Кхе. Значит, моих пятьдесят семь, да мы с Лехой - пятьдесят девять. Тридцать твоих - восемьдесят девять.
- У меня тридцать два, да я сам тридцать третий. - Поправил Корнея Федор.
- Что, Федя, сам тоже пойдешь? - Коней с сомнением глянул на объемистое чрево погостного боярина. - В бронь-то влезешь, когда последний раз одевал?
- Когда одевал, тогда и одевал, - пробурчал Федор и, снова покосившись на Осьму, добавил: - будут мне тут всякие небрежением службой глаза колоть...
- Кхе! - Корней тоже глянул на Осьму, но не зло, как Федор, а с хитрецой, казалось, вот-вот подмигнет. - Ну, стало быть, пятьдесят девять и тридцать три, выходит девяносто два. И полсотни - сто сорок два... едрена-матрена, даже полутора сотен не набирается, и больше трети мальчишки. Сколько ты говорил, Леха, у Журавля? Полторы тысячи?
- Да нет, батюшка, это я того, погорячился, привык, понимаешь, что в Перяславской земле почти с каждого дыма можно двух, а то и трех оружных мужей поднять. Из них половина конных и не в одной сече уже побывавших - степной рубеж, жизнь там такая... не то, что здесь.
- Здесь тоже когда-то так было, а теперь... Кхе! Так что там с полутора тысячами?
- Я думаю, что настоящих ратников у Журавля сотни две - две с половиной, ну, на край, три. А остальные - пешцы, да еще подневольные - толку с них... да и не поднимешь быстро. Есть еще сотни полторы стражи, но они бездоспешные и раскиданы по разным местам, можно в расчет не очень-то и брать - они не для войны обучены, а для охраны.
- Многовато, пожалуй, три сотни, - усомнился Осьма - не прокормить. У него ж не все Погорынье под рукой, а со смердов или холопов три шкуры драть долго нельзя - или сбегут, или взбунтуются...
- На то и стража! - резко оборвал купца Алексей. - Что б не бегали, да не бунтовали.
- Прокормит! - уверенно опроверг расчеты Осьмы Федор. - У него там народ гуще живет, чем в иных местах, натаскал, паскуда с разных мест. Сложнее коней прокормить, строевых, заводных, вьючных - у нас же не степь. Если б не кони, я бы и про четыре сотни подумать мог, но табун больше тысячи голов... это ж какие пастбища нужны, сколько кормов на зиму запасать! Хотя, опять же, народу много... если Журавль болотами огородиться сумел, значит есть у него хорошие плотинные мастера, а они умеют и заливные луга устраивать...
- Кхе, Федюша, это ж какое хозяйство у Журавля!
- А сколько податей собрать можно! - подхватил Осьма.
- Влезем, не зная броду, - мрачно добавил Алексей - а там и впрямь четыре сотни...
- Ничего! - бодро отозвался Федор на реплику Алексея. - Наш воевода и против полутысячи не смущался, бывали у нас дела... а, Кирюш? Помнишь?
- Тогда и мы другими были, и на своей земле, и в полутысяче той, едва половина в бронях... не ссыте, ребятушки, управимся! С дуру можно, конечно, и хрен сломать, но если с умом... Осьмуха, ты едрена- матрена, и сам даже не знаешь, насколько прав! Журавль-то, сколько б у него народу ни было, воевать-то всей своей ратью, поди, и не воевал никогда - тихо сидел! Да будь у него и полутысяча, в ней народишку, в настоящих сечах побывавшего, раз, два и обчелся! Если все правильно сделать, уполовиним еще до того, кок они очухаются! Первый раз, что ли?
- У нас тоже больше трети в первый бой пойдут! - не согласился Алексей.
- Так! - Боярин Федор, повысив голос, прервал начинающийся спор. - Ну-ка, воеводы великие, объясните-ка мне про вашу Младшую стражу - чего могут, чего не могут, да и про Михайлу тоже. Я его только один раз видел, и... не то, чтобы он мне не показался... нет, паренек разумный, к книжной премудрости прикоснувшийся и телом, для своих лет крепок, но всего же четырнадцать годов! Не дитя, но и не муж же! А тут я про него такого наслушался, прямо Святогор богатырь! И бунтовщиков он истребляет, и в засаде его не возьмешь, и сквернословит так, что матерые мужи, чуть не до слез умиляются! А с другой стороны - прямо святой подвижник - заклятья волховские снимает, демонов невидимых, как курей давит. Ты кого вырастил, Кирюха?
- Кхе... так, воспитываем же... - начал было Корней, но его перебил Осьма:
- Михайла еще и по торговой части вовсе не лопух! - вставил он с таким видом, словно с садистским удовольствием сыпал соль на раны Федору. - И на судебном стоянии не теряется, и с князем, да княгиней без запинки беседовал, сумел понравиться!
- Разыгрываете! - убежденно заявил Федор. - Нашли время... Кирюха, ведь разыгрываете?
- Да нет, Федя, все так. Я и сам порой удивляюсь, а иногда думаю: а может, это душа Фролушки, покойного, за сынком из Царствия небесного приглядывает? - Корней осенил себя крестным знамением, вслед за ним закрестились и остальные.
- Однако ж и про наставников забывать не стоит! - прервал тишину Осьма. - Ты сам подумай, боярин: воевода Корней Агеич, пастырь наш отец Михаил, ведунья Настена, Великая волхва Гредислава Всеславна, Рудный Вое... Алексей Дмитрич, - Осьма скромно потупился и добавил: - ну, и аз, многогрешный, руку приложил. При таких-то наставниках...
- В том, что ты многогрешен, я и не сомневаюсь! - прервал купца Федор. - Однако же никакие наставники... погодите-ка! Великая волхва, ведунья... да что у вас тут творится? Вертеп языческий...
- Остынь, Федька! - Корней досадливо поморщился. - Святошу-то из себя не строй, сам с язычниками дела ведешь, и не только подати собираешь, а и... напомнить?
Федор мрачно глянул на друга юности, но отреагировать на неприятный намек ему не дал Осьма:
- И никакой не вертеп! - затараторил купец, как сорока. - Если бы вертеп, так Михайла сам опоганился бы, однако ж, все совсем наоборот свершается! Семьдесят четыре юных души, через службу в Младшей страже, из мрака язычества исторгнуты и к свету Истинной Православной Веры приведены: посты блюдут, молитвы ежедневно, и не по одному разу, возносят, по воскресеньям исповедуются и причащаются святых тайн...
- Уймись, Осьмуха! - Корней махнул на купца рукой, словно на надоедливую муху. - Вас, болтунов, послушать, так и впрямь получается не парень, а... Кхе! Бог знает что, получается. Хватит! Отрок, как отрок, только выучен изрядно, да хорошо умеет книжную науку к жизни применить... ну, удачливый еще. - Корней на секунду задумался и добавил уже совсем другим тоном: - Да, везунчик, уже несколько раз по самому краю прошел, я его, в мыслях, уже трижды хоронил... Господи, спаси и защити... - Корней снова перекрестился.
- Гр-хм! - Федор громогласно прочистил горло и обратился к Алексею: - А ты что скажешь? Каков
