старшина Младшей стражи на твой взгляд? - Погостный боярин как-то умудрился задавать свои вопросы, не глядя в лицо Алексею, а уставившись ему куда-то в бороду. - Каждый, ведь, день его видишь, и не только его самого, но и то, как он Воинской школой правит. Это о многом человеку бывалому сказать может. Так что: каков он?
Алексей, отчетливо ощутивший возникшую между ним и Федором напряженность, и нежелающий уступать в психологическом поединке ни пяди, сформулировал свой ответ в такой форме, что Осьма от неожиданности причмокнул губами, а Корней, в который уже раз, выдал свое универсальное 'Кхе!':
- Не прост твой будущий зять, боярин, не прост, однако жених завидный, и не только по здешним меркам.
- Г-м, жених... это мы еще посмотрим, какой он жених. - Федор приосанился и оправил бороду, потом спохватился и рявкнул: - Да не о том я тебя спрашиваю! Мы что тут о свадьбе сговариваемся?
- Хе-хе-хе! - рассыпался мелким смешком Корней.
- Хи-хи-хи! - подхватил Осьма.
Алексей тоже криво ухмыльнулся, а Федор, побагровев, заорал в полный голос:
- Да вы что, сговорились меня изводить сегодня?!
- Ну-ну, тихо, тихо. - Успокаивающе заворковал Корней и, вдруг, перекосившись лицом, тоже заорал во всю глотку: - А нехрен великим боярином выставляться!!! Перед кем величаешься, засранец?!!
- Что-о?.. - набрав в грудь воздуха, начал было Федор, и осекся.
Знакомая с юных лет лисовиновская ярость, исказившая лицо Корнея - слева, холодный взгляд расчетливого убийцы - напротив, что-то смертельно-ядовитое, даже оглядываться не хотелось - справа. Федор замер, понимая, что сам Корней даже и пальцем не шевельнет, только мигнет своим ближникам, а те и бить-то не станут, не то, что убивать - просто скрутят и повозят рожей по лавке, как раз по тому месту, где только что сидел задом - унижение хуже побоев.
- Ты перед кем тут выделываешься, козлодуй? - Корней, хоть больше и не орал, но словно плевал каждым словом в лицо погостному боярину. - Перед Осьмой? Так про него князь Юрий Суздальский, хоть ночью разбуди, все без запинки выложит, а тебя княгиня Ольга один раз видела, а как звать и не знает!
Перед Алексеем? Так он половцев накрошил столько, что и былинному богатырю в пору было бы, а теперь такую стаю волчат натаскивает, что они уже сейчас любого медведя на куски порвать способны, а ты что можешь? Только беличьи шкурки в кладовке пересчитывать! Передо мной? А хрен мой до отхожего места отнести не желаешь?
Ты кто такой, Федька? Ну, посмотри на себя и посмотри на нас. Вот, я! - Корней сделал широкий обводящий жест, словно отождествляя себя не только с домом, в котором они находились, а и вообще со всем Ратным и округой. - Случись что, даже лишившись воеводского достоинства, я останусь при своем имении и ратной силе, которые со временем только богатеть и сильнеть будут. И попробуй, выковыряй меня отсюда! Хрен выковыряешь! Чем дальше, тем больше со мной дружить выгоднее будет, а не лаяться.
Теперь, Федюня, посмотри на Осьму. Да, беглец, да, личный враг князя Юрия Владимировича, но даже сейчас может любого боярина, а то и князя, с потрохами купить. Ведь можешь же, Осьмуха? Да не прячь ты глазки, не лезу я в твою калиту, так, для примера, сказал. Но даже случись ему разориться - внимай, Федюша, внимай - даже случись ему разориться, он со своими знакомствами, знаниями, умениями, да пройдошливостью, вернет себе все, да еще и с прибытком. А знания его велики, хоть и не из книг почерпнуты, и совет от него принять не зазорно. Кхе... хотя и не всякий. И всегда найдутся люди, для которых его совет будет дороже той платы, которую за совет отдать придется. И не будем зарекаться: вполне может случиться так, что еще и князья к его речам слух склонять будут.
А теперь, друг мой ущербный, погляди на Алексея. Вот муж битый, резаный, жженый, стреляный. Но! - Корней вздел к потолку указующий перст. - Не сломанный! Лет через пяток, если голову буйную не сложит, заматереют его волчата и тогда близко к нему не подходи - на ногу наступит, по пояс отдавит! И я не удивлюсь, если к преклонным годам окажется он в шубе боярской в княжьей думе, а про то, что станет Леха боярином, да не таким, который только при князе боярин, а поместным, со знаменем, так это - и к гадалке не ходи!
И вот только теперь, дитя бородатое, глянь на себя. Кто ты такой? Мелкий приказчик, посаженный ныне покойным князем в глухомань. За ненадобностью. Пришлет завтра князь Вячеслав на твое место кого- то другого, даже не в награду, а в наказание, и куда ты денешься? В Треполь, под крылышко к полузабытой сестре Ирине и к нелюбимой дочке, на земли, которые за столько лет обустроить не удосужился? Или опять ко мне приползешь - синий от пьянства, в слезах и соплях?
Кому ты станешь нужен? Что у тебя останется? Земля и люди, как у меня? Нет! Сила и воинское искусство, как у Лехи? Нет! Богатство, как у Осьмы? Кхе! Может ты и скопил чего - к рукам-то, небось, прилипало, но ведь всякий может сказать: наворовал на княжеской службе! А вознамерятся отнять нажитое - отнимут, не вертухнешься!
Корней бил старого приятеля наотмашь, сам не ведая того, что, подобно сказочному волхву, предрекает судьбу российского чиновничества на века, даже на тысячелетие вперед, и не важно, как они будут называться: подьячими, коллежскими асессорами, аппаратчиками или государственными советниками. Так и будут 'государевы люди' безропотно терпеть начальственное хамство, ибо ответить - лишиться места или испортить карьеру. Так и будут вытирать об них ноги всякие Адашевы, Распутины, Березовские и прочие мин-херцы, ибо зная себе истинную цену, пользуются любым случаем, чтобы напомнить о своей силе себе и другим. Так и будут смотреть сквозь них 'истинные хозяева жизни', ибо кто же обращает внимание на винтик государственной машины, если озабочен тем, кого и как за рычаги этой машины посадить? Нет, будет в истории нашего Отечества краткий период, когда подобное, в отношении 'государевых людей' сможет позволять себе только начальство. Пусть даже двойное - партийное и советское. Но, по историческим меркам, этот период так краток, а впоследствии он был так оплеван... Да и был ли он вообще, может быть все это выдумки, и на самом деле все было вовсе не так? Но во все времена в спину чиновнику будет смотреть Некто и беззвучно вопрошать: 'Кто ты без своей должности?'.
- Кхе! Ну, так вот: если уяснил ты свое место, Федор свет Алексеич, - продолжал Корней - то слушай дальше, и слушай внимательно, потому что думается мне, что не уяснил ты ни черта - ишь, рожа какая обиженная! - Корней запрокинул голову и заорал, будто вещал на площади с лобного места: - Слыхали люди добрые: посмотрит он, какой Михайла жених! Да это я еще посмотрю, годишься ли ты Михайле в тести! - В ответ Алексей и Осьма, хоть и не произнеся ни слова, одним только шевелением на лавках, умудрились вдвоем изобразить толпу, поддерживающую оратора. Корней оценил старания аудитории, кивком головы указал Федору: 'смотри, мол, и народ со мной согласен', а затем продолжил свой монолог уже спокойным голосом:
- Как ты думаешь, Феденька, что Михайле через женитьбу получить желательно? Землю в приданое? Да в Погорынье земли... за неделю не обскачешь! Серебро? Осьма, надо Михайле серебро?
- Э-э... - Осьма, к досаде Корнея, оказался не готов к такому вопросу, но сориентировался быстро: - Лишним оно, конечно, никогда не бывает, но Михайла и сам обогатиться способен - лесопилка, мастерские, и еще чего-нибудь измыслит, да и измыслил уже, только говорить еще об этом рано. Опять же, доля в военной добыче будет и, как я понимаю, немалая. Не-а, Корней Агеич, жениться на деньгах Михайле резону нет.
- Кхе! Слыхал, Федюша? Ты, наверно, спросить хочешь: 'Какого ж рожна Михайле надо?'. Отвечу: родства! Такого родства, что бы двери перед ним открывались, другим недоступные, что бы за такие пороги он вхож был, к которым других и близко не подпускают. Понял меня? Вижу, что понял. Можешь ты это ему дать?
Погостный боярин, на протяжении всего монолога Корнея сидел молча, с каменным лицом, глядя куда- то поверх левого плеча воеводы - умел, когда надо, прятать эмоции. На последний вопрос Корнея он отвечать не стал, только слегка дрогнули пальцы лежащих на коленях рук.
Нормальной мужской реакцией в сложившейся ситуации было бы дать старому другу в морду. Крепко так, от души, и не за какую-то отдельную обидную фразу или за весь монолог разом, не за издевательский тон или за унизительное положение, в которое поставил Корней Федора на глазах у посторонних (с глазу на глаз, между друзьями молодости, можно еще и не такое), а за то, что сказать в ответ нечего, а терпеть нет сил. Ну, на крайний случай, понимая, что старому вояке так просто в морду не заедешь, а через секунду
