воспринимаетъ силу брата, произнеся заговоръ: 'Не я стр?ляю, — стр?ляетъ Алтаинъ-Саинъ-Саламъ'{351}).
Отдаленная финская параллель:
S’il n’y a pas de force en moi[73] — ni dheroisme dans le fils d’ Ukko — pour accomplir cette delivrance… que Lauhi, lhotesse de Pohijola — vienne accomplir cette delivrance{352}).
Русскіе заговоры часто кончаются оригинальной формулой, т. н. '
и думаетъ, что тамъ какъ разъ и могъ быть ея источникъ. Мансикка указываетъ, что два старо- норвежскихъ заговора оканчиваются словами: Og det skal fuldkommes og ke ved det † Crux Christi
Посл? латинскихъ заговоровъ часто ставится выраженіе probatum est{361} ). При произношеніи заговора оно является тоже закр?пкой. Но первоначально смыслъ выраженія probatum est былъ иной. Это мы видимъ въ сборник? Цингерле, извлеченномъ изъ рукописи XV в?ка. Тамъ это выраженіе встр?чается не только посл? текстовъ заговоровъ, но и посл? сообщенія н?которыхъ медицинскихъ средствъ. Таковы записи на листахъ 9-омъ и 10-мъ {362}). На лист?, же 2-мъ probatum est стоитъ прямо посл? заголовка Fur den wurmpis. А въ конц? рецепта
подписано: ista lifera similiter est certissime probatum est[78]{363}). Такимъ образомъ, выраженіе probatum est первоначально не входило въ заговоръ, а было только пом?ткой въ конц? его, означавшей, что средство в?рно, испытано.
Теперь н?сколько словъ о самомъ язык? заговоровъ. Прежде всего остановлюсь на одномъ интересномъ пріем?, довольно часто употребляющемся въ заговорахъ. Онъ собственно относится не только къ языку, но и къ конструкціи заговора, и потому можетъ служить переходомъ отъ посл?дней къ первому. Я им?ю въ виду своеобразное употребленіе эпитетовъ, встр?чающееся почти исключительно въ эпическихъ заговорахъ. Пріемъ этотъ я назову пріемомъ '
'Изъ-пидъ каменои горы выйшла каменна дивка въ камъяну дійныцю камъяну корову доіты. Такъ якъ зъ каменои коровы молоко потече, такъ щобъ у N. кровъ потекла'{364} ).
Н?мецкій заговоръ противъ рожи:
Ich ging durch einen roten Wald, und in dem roten Wald, da war eine rote Kirche, und in der roten Kirche, da[79]
war ein roter Altar, und auf dem roten Altar, da lag ein rotes Messer. Nimm das rote Messer und schneide rotes Brot{365}).
Въ сборник? Ветухова довольно много такихъ заговоровъ. Въ сербскихъ заговорахъ тамъ, напр., попадаются эпитеты: «желтый», 'синій', 'красный'{366}). Сквозной эпитетъ «черный» проведенъ чрезъ латышскій заговоръ отъ родимца{367} ).
Что касается самаго языка заговоровъ, то это вопросъ очень сложный, требующій тщательнаго спеціальнаго изученія. Характеръ языка, характеръ синтаксическихъ оборотовъ, характеръ эпитетовъ, сравненій, діалектическія особенности, встр?чающіяся иностранныя слова, все это можетъ пролить н?который св?тъ на то, въ какой сред? и м?стности культивировались заговоры, отъ какого народа къ какому переходили. По эпитетамъ иногда можно опред?лить, если не время возникновенія, то по крайней м?р? иногда довольно отдаленную эпоху, про которую можно съ ув?ренностью сказать, что въ это время данный заговоръ уже существовалъ. Я зд?сь только обращу вниманіе на то, какіе вопросы должны быть изсл?дованы въ первую очередь при изученіи языка заговоровъ. Прежде всего подлежитъ исл?дованію взаимод?йствіе двухъ стихій языка: церковной (у насъ — славянской, на Запад? — латинской) и народной. Зд?сь на первый планъ выдвигаются заговоры молитвообразные и церковныя заклинанія. Громадное количество произведеній этого рода было создано духовенствомъ на церковномъ язык?, а потомъ уже перешло въ языки живые народные. На переводахъ, конечно, остались сл?ды оригинала, т?мъ бол?е, что церковный языкъ не всегда былъ вполн? понятенъ переводчику. Съ теченіемъ времени сл?ды эти постепенно стирались, и текстъ все бол?е и бол?е приближался къ чистому народному языку. Однако для полн?йшаго ихъ уничтоженія требовалось довольно много времени, такъ какъ ему м?шало стремленіе
возможно точн?е исполнять заговоръ во вс?хъ случаяхъ прим?ненія, чтобы не исчезла чудесная сила. 'Говорю я азъ рабъ божій'… — такая формула могла переходить изъ устъ въ уста. Однако существованіе заговора на церковномъ язык?, еще не можетъ говорить въ пользу происхожденія его изъ церковной среды. Особенно это относится къ заговорамъ эпическимъ. На Запад?, напр., найдены одинаково древніе тексты латинскіе и народные съ одинаковымъ содержаніемъ. Отсюда д?лать выводъ въ пользу первенства латинскаго текста нельзя. Вполн? возможно, что челов?къ, записавшій заговоръ, взялъ его изъ преданія народнаго. Но, либо принадлежа къ духовному сословію, либо будучи начитанъ въ духовной литератур? (a такіе-то именно люди въ первые в?ка христіанства славянскихъ и западно-европейскихъ народовъ и могли скор?е всего оказаться записчиками), перекладывалъ на церковный языкъ. Такимъ образомъ, лингвистическое изсл?дованіе текстовъ остается зд?сь почти единственнымъ источникомъ, изъ котораго можно черпать доводы въ пользу первенства того или другого языка. Кром? этого естественнаго см?шенія языковъ было и умышленное макароническое. Образецъ такого заговора находимъ у Цингерле.