Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

подчиненными. Въ смысл? же родовыхъ употребляются главнымъ образомъ «заговоръ» и 'заклинаніе'. Строго опред?ленной разницы между этими терминами н?тъ. Одинъ и тотъ же изсл?дователь одно и то же явленіе то называетъ заговоромъ, то заклинаніемъ (напр., А?анасьевъ). Предпочтеніе того или другого термина является результатомъ личнаго вкуса. Однако можно зам?тить, что на практик?, когда д?ло касается единичныхъ случаевъ, слово 'заклинаніе' употребляется преимущественно въ т?хъ случаяхъ, когда сила слова направляется противъ какого-нибудь демоническаго существа. Это, в?роятно, происходитъ подъ вліяніемъ церковнаго употребленія слова 'заклинаніе'. Но почти всякую бол?знь заговаривающій считаетъ д?ломъ какого-нибудь злого существа. Ч?мъ же въ такомъ случа? 'заклинаніе' будетъ отличаться отъ «оберега»? Онъ в?дь тоже направляется противъ всякой нечисти. Терминъ 'заклинаніе' особенно любилъ употреблять Ефименко. Посл? же него первенство получилъ «заговоръ». Содержаніе этого понятія изсл?дователи и стараются выяснить, начиная съ 70-хъ годовъ. До этого времени потребности въ точномъ понятіи не ощущалось. Сахаровъ разд?лилъ весь собранный имъ матеріалъ на 4 группы. При этомъ въ отд?лъ «кудесничества» попало то, что теперь причисляется къ различнымъ видамъ заговора. Понятія же кудесничества онъ не далъ, предполагая, что отличіе его отъ другихъ группъ и безъ того ясно. Среди ми?ологовъ господствовало опред?леніе заговора, какъ обломка языческой молитвы. 'Заговоры суть обломки древнихъ языческихъ молитвъ'^{375}). Опред?леніе, связанное съ ошибочной теоріей происхожденія заговоровъ. О. Миллеръ обратилъ вниманіе на посл?днее обстоятельство, но своего опред?ленія

96

не далъ. Первый, кто попытался бол?е точно опред?лить заговоръ, былъ Крушевскій. Онъ сказалъ: 'Заговоръ есть выраженное словомъ пожеланіе, соединенное съ изв?стнымъ обрядомъ или безъ него, пожеланіе, которое должно непременно исполниться'^{376}). Но, давши такое опред?леніе, Крушевскій д?лаетъ оговорку, что д?йствіе, могущее сопровождать заговоръ, им?етъ не всегда одинаковое значеніе. 'Между заговорами, им?ющими при себ? д?йствіе', говоритъ онъ, 'сл?дуетъ отличать заговоры, которыхъ сила основывается на слове, отъ заговоровъ, которыхъ сила основывается на д?йствіи, которыхъ сущность составляетъ д?йствіе съ изв?стнымъ матеріальнымъ предметомъ. Ихъ на ряду съ обрядами, не сопровождающимися словомъ, в?рн?е назвать «чарами», т. е. таинственными л?карственными средствами, которыхъ сила неотразима'^{377}). И такъ, начавши съ категорическаго заявленія, Крушевскій потомъ самъ уничтожаетъ проведенную имъ границу. Если какъ сл?дуетъ всмотр?ться въ заговоры, сопровождаемые обрядами, то часто невозможно будетъ р?шить, чему принадлежитъ первенство: слову или обряду. Особенно же при теоріи Крушевскаго, полагающаго, что примитивный челов?къ считаетъ слово матеріальнымъ предметомъ. Онъ это и чувствуетъ, а потому тутъ же оговаривается, что для первобытнаго челов?ка различіе, устанавливаемое имъ, не существенно^{378}). Но, повторяю, не только первобытный челов?къ, а и современный ученый не всегда въ состояніи р?шить, гд? преобладаніе на сторон? д?йствія, a гд? на сторон? слова, такъ какъ это зависитъ въ каждомъ отд?льномъ случа? отъ психологіи заговаривающаго. Кром? того, стараясь разграничить «заговоръ» и «чары», авторъ вноситъ еще путаницу въ понятія, отожествляя «чары» съ 'таинственными лекарственными средствами', что заведомо неправильно. Форма, въ какую вылилось у Крушевскаго опред?леніе заговора, кажется, отчасти зависела отъ того, что изсл?дованію автора подверглось

97

сравнительно незначительное количество матеріала, и сосредоточилъ онъ свое вниманіе 'главнымъ образомъ на заговорахъ Майкова'. Почти одновременно съ Крушевскимъ даетъ опред?леніе заговора и Потебня. Онъ, хотя и согласился съ основнымъ положеніемъ перваго, т. е. призналъ заговоръ пожеланіемъ, но нашелъ нужнымъ ограничить такое опред?леніе. 'Опред?леніе заговора', говоритъ онъ, 'какъ выраженнаго словами пожеланія, которое непрем?нно должно исполниться… слишкомъ широко. Оно не указываетъ на исходную точку развитія заговора, какъ особой формы пожеланія, присоединяетъ къ нимъ напр. простыя проклятія, ругательства подъ условіемъ в?ры въ то, что они сбываются, и… существенные элементы причитаній по мертвымъ'^{379} ). Итакъ, по мн?нію Потебни, опред?леніе Крушевскаго слишкомъ широко. Самъ же онъ бол?е остороженъ и не пытается дать понятія, обнимающаго всю область разсматриваемыхъ явленій, а опред?ляетъ только 'основную формулу заговора'. 'Это — словесное изображеніе сравненія даннаго или нарочно произведеннаго явленія съ желаннымъ, им?ющее ц?лью произвести это посл?днее'^{380}). По поводу зам?чанія, что, по опред?ленію Крушевскаго, могутъ и н?которыя ругательства оказаться заговорами, скажу, что на самомъ д?л? н?которыя ругательства по своему происхожденію совершенно тождественны съ заговорами и мы им?емъ право смотр?ть на нихъ, какъ на выродившіеся заговоры. Потебня, желая отмежевать заговоры отъ ругательствъ, зам?чаетъ, что пожеланіе должно имт?ть форму сравненія. Итакъ, мы им?емъ два опред?ленія заговора. Первое, по мн?нію Потебни, слишкомъ широко. Мн? же кажется, что оно бол?е заслуживаетъ упрека въ узости, ч?мъ въ широт?. Выше мы вид?ли, что очень много видовъ заговора обходятся безъ пожеланія. Вс? они остаются за границей установленнаго Крушевскимъ понятія. Второе же опред?ляетъ только одинъ видъ заговора, который авторъ считаетъ основнымъ, потому что видитъ въ сравненіи исходный пунктъ заговора. Насколько правильно ему

98

удалось опред?лить исходный пунктъ, постараюсь выяснить въ дальн?йшемъ. Сейчасъ только отм?чу, что, опред?ляя заговоръ, какъ сравненіе 'даннаго или нарочно произведеннаго явленія' съ желаннымъ, авторъ см?шиваетъ два вида заговора, стоящихъ на различныхъ ступеняхъ эволюціи. Между т?мъ различіе ихъ важно именно для установленія исходнаго пункта, о чемъ и заботился Потебня. На эту ошибку обратилъ вниманіе Зелинскій. Онъ опред?леніе Потебни считаетъ самымъ точнымъ изъ вс?хъ, какія были даны^{381}). Но, если Потебн? нельзя сд?лать упрека въ узости опред?ленія, такъ какъ онъ давалъ его не для вс?хъ заговоровъ, а только для одного, по его мн?нію, основного вида, то нельзя того же сказать относительно Зелинскаго. Посл?дній р?шительно заявилъ, что 'о заговор? не можетъ быть иного понятія, какъ только то', которое дано Потебней^{382}). Понятіе же основного вида заговора онъ еще бол?е ограничиваетъ, вычеркивая изъ опред?ленія Потебни сравненіе даннаго явленія и оставляя только сравненіе нарочно произведеннаго явленія^{383}). Таковы господствующія опред?ленія заговора. Но есть еще одно, стоящее совершенно одиноко, не нашедшее себ?, кажется, ни одного посл?дователя. А. Н. Веселовскій говорилъ, что 'заговоръ есть только сокращеніе, приложеніе ми?а' ^{384}). Зелинскій, возражая на это, съ одной стороны, указывалъ, что такое опред?леніе можно съ гораздо большимъ основаніемъ дать и чарамъ, а не только заговорамъ, а, съ другой — указывалъ на заговоры съ апокрифическимъ содержаніемъ и говорилъ, что о такихъ заговорахъ съ неменьшимъ правомъ можно сказать, что 'заговоръ есть сокращеніе, приложеніе апокрифа'^{385} ). Посл?днее возраженіе явилось плодомъ явнаго недоразум?нія. Зелинскій, очевидно, высказывая его, придерживался уб?жденія, что ми?ъ можетъ быть только языческаго содержанія, говорить о языческихъ богахъ и

99

т. п. вещахъ. А если ми?ическій способъ мышленія работаетъ на почв? христіанскихъ представленій, то въ результат?, уже получится не ми?ъ, а апокрифъ, какъ н?что въ корн? отличное отъ ми?а. Что же касается зам?чанія о растяжимости опред?ленія и на чары, даже не сопровождающіяся и словомъ, то съ нимъ нельзя не согласиться. Однако при этомъ надо зам?тить, что характеристику ми?а, какъ представленія о процесс?, совершающемся на неб? неземными силами, надо отбросить. Ми?ъ им?етъ д?ло не только съ небомъ и богами. Да и связывать заговоръ исключительно съ небеснымъ и божественнымъ ми?омъ, какъ уже давно доказано, н?тъ никакого основанія. Кром? отм?ченнаго см?шенія въ опред?леніи Веселовскаго чаръ д?йствіемъ и чаръ словомъ, надо еще зам?тить, что объемъ его формулы простирается и дал?е. Подъ нее подходятъ въ области слова и такія явленія, какія не им?ютъ ровно никакого отношенія къ заговору. Въ нее могутъ войти въ большомъ количеств? басни, пословицы, поговорки и даже простыя клички. Когда о тамбовцахъ говорятъ — «гагульники», то что это такое, какъ не сокращеніе, приложеніе ми?а? Опред?леніе Веселовскаго, оказывается, обладающимъ такимъ универсальнымъ, объемомъ, что ровно ничего не опред?ляетъ. Такимъ образомъ, приходится считаться только съ двумя опред?леніями понятія заговора: