Разсмотримъ сначала въ роли симпатическаго средства д?йствіе изображающее. Вотъ какъ производились чары на дождь. 'Въ одной деревн? близъ Дерпта въ Россіи, во время сильной засухи, три челов?ка взбирались на сосны въ старой священной рощ?. Одинъ изъ нихъ билъ молоткомъ въ котелъ или маленькій боченокъ, изображая громъ, другой билъ головешкой объ головешку и разсыпалъ искры, изображая молнію, a третій, который назывался творцомъ дождя (rain-maker), пучкомъ в?токъ кропилъ на вс? стороны водою изъ посудины'{447}).
На остров? Голмагера,[116] къ востоку отъ новой Гвинеи, колдунъ производитъ дождь, погружая в?тку особаго дерева, въ воду и кропя ею землю {448}). Чары на дождь, заключающіяся въ брызганіи и поливаніи водой людей и зелени, достаточно изв?стны по работамъ Мангардта, Фрэзера, Аничкова и др. Он?, безусловно, коренятся въ примитивномъ представленіи дождя, какъ проливанія дождя изъ какого-то сосуда. Отсюда — сербскій обычай во время грозы ставить передъ избой столъ съ пустыми ложками{449} ). Порожній сосудъ — лишенная дождя туча. Выраженіе (о дожд?) 'льетъ, какъ изъ ведра' едва ли не отголосокъ этого примитивнаго взгляда на дождь.
Роды[117] представляются народу, какъ отмыканіе 'воротъ т?лесныхъ'. Отсюда рядъ опред?ленныхъ д?йствій для облегченія родовъ. Широко распространенъ обычай при родахъ отпирать въ дом? вс? замки, отодвигать ящики и т. п. Отсюда возникаетъ предписаніе: при родахъ 'царскія дзьвери треба отчиниць'{450}), и Мансикка совершенно ошибочно полагаетъ, что обычай отпиранія царскихъ вратъ
возникъ на почв? апокрифа о томъ, что Богородица открыла врата храма на Сіонской гор?; а она — clavis, quae coelos aperit.[118] Того же происхожденія и обычай развязывать вс? узлы[119] на рожениц?, чтобы 'разр?шеніе' было легко{451}). При трудныхъ родахъ разрубаютъ топоромъ связанные колья въ изгороди{452}). Рождающая женщина должна снять съ себя все, что им?етъ узелъ или замокъ: ключи, серьги, кольца, поясь и т. д.{453} ). Колдунья, желая сд?лать бракъ безплоднымъ, во время в?нчанія завязываеть узелъ или запираетъ замокъ{454}). Препятствуетъ родамъ не только завязанный узелъ, но и все, что напоминаетъ собою его. У древнихъ римлянъ, которые также знали этотъ обычай, нельзя было им?ть скрещенными руки или ноги въ дом?, гд? находилась роженица, потому что это м?шаетъ родамъ{455}). Завязанный узелъ не только м?шаетъ челов?ческимъ родамъ, но и роду хл?ба. Страшный таинственный «заломъ», наводящій ужасъ въ деревняхъ и до сихъ поръ, не что иное, какъ тотъ же узелъ, м?шающій родамъ. Въ томъ вид?, въ какомъ большею частью у насъ встр?чается чара-заломъ, трудно съ перваго разу узнать узелъ, м?шающій родамъ, потому что, съ одной стороны, онъ окруженъ таинственностью и обросъ посторонними обрядами, а съ другой стороны — н?тъ налицо роженицы; напротивъ, чары распространяются на хозяина заломаннаго поля: онъ чахнетъ и умираетъ. Но едва ли сомнительно, что зд?сь играетъ главную роль все тотъ же узелъ. Русское названіе «заломъ» не такъ выразительно отм?чаетъ суть обряда. Такое указаніе даетъ польское названіе залома. Поляки говорятъ 'zawiezanie'{456}). Итакъ, главное д?йствіе указано: 'заламываютъ — завязываютъ' на хл?б? узелъ. Какой же рожениц? онъ м?шаетъ? Роженица — поле. Узелъ
задерживаетъ роды поля. Заломы бываютъ двухъ родовъ: на челов?ка и на зерно. Отъ залома зерно урожается легков?сно{457}). Это значитъ, что роды хл?ба были плохи, трудны. Порча съ м?ста залома распространяется на всю заломанную полосу {458}). Первоначальный видъ залома, очевидно, былъ — на зерно, а потомъ уже распространился и на челов?ка, потому что, какъ мы вид?ли, между собственностью и хозяиномъ существуетъ симпатическая связь. — Обыкновенно узелъ разсматривается, какъ препятствіе росту (роду); но есть одинъ случай, когда онъ, напротивъ, помогаетъ. Чтобы помочь завязи огурцовъ, приб?гаютъ къ симпатическимъ чарамъ. Д?йствіе употребляется изображающее. Завязываютъ на ниткахъ узлы и разбрасываютъ ихъ по огуречнику{459}). Думаютъ, что, какъ на ниткахъ завязаны узлы, такъ и на плетяхъ явится завязь. Характеръ чары, очевидно, подсказанъ, съ одной стороны, сходствомъ названій, а съ другой — сходствомъ между плетью съ завязью и ниткой съ узлами.
Вс? упомянутые обряды, соблюдаемые при родахь, изображаютъ 'разр?шеніе', 'отчиненіе воротъ т?лесныхъ'. Но существуетъ и другая группа обрядовъ, помогающихъ родамъ изображеніемъ легкихъ родовъ. Мужъ, когда родитъ жена, представляетъ, будто бы и онъ рождаетъ. Симулируетъ роды. Этимъ онъ помогаетъ жен?{460}). Въ ум? примитивнаго челов?ка связь между близкими людьми, какими являются мужъ, жена и д?ти, настолько т?сна, что съ мужа роженицы, какъ съ самой роженицы, снимаютъ поясъ и всякія повязки, чтобы облегчить роды{461} ). Особенно ясно обнаруживается в?ра въ т?сную связь родственныхъ людей, когда, при бол?зни ребенка, принимаетъ л?карство не больной, а отецъ его{462} ). — Чтобы плодъ легко вышелъ, устраиваютъ легкое прохожденіе какого-нибудь предмета черезъ другой. Напр., стр?ляютъ: какъ зарядъ легко вышелъ,
такъ плодъ легко выйдетъ{463}). Беременная женщина прол?заетъ черезъ обручъ{464}). Свободное прол?заніе изображаетъ свободный выходъ плода. Если роды медленно подвигаются впередъ, призываютъ мужа роженицы и заставляютъ его три раза пройти между ногами стоящей роженицы{465} ). Своеобразная обязанность возлагается на старосту. Когда въ сел? родитъ кто-нибудь, староста долженъ прол?зать чрезъ обручъ{466}). Предъ выносомъ покойника изъ костела беременная женщина сп?шитъ выйти напередъ, чтобы роды были легче{467}). Мы уже вид?ли, что открытыя двери изображаютъ открытыя 'врата т?лесныя'. Мертвецъ зд?сь, какъ въ предыдущемъ прим?р? староста, изображаетъ, очевидно, плодъ. Какъ легко покойника сквозь двери выносятъ, такъ легко плодъ выйдетъ. На этомъ прим?р?, такъ же, какъ на чарахъ съ завязью, ярко отразилась одна изъ характерныхъ чертъ примитивной психологіи. Челов?къ сосредоточиваетъ все свое вниманіе на одной сторон? явленія, той, которая его интересуетъ по чему-либо въ данномъ случа?. Смежныя черты ускользаютъ изъ поля его вниманія. Беременную женщину интересуетъ при вынос? покойника та подробность, что его свободно проносятъ чрезъ двери. И вотъ она проводитъ параллель между выносомъ и родами. Все ея вниманіе сосредоточено на одной особенности наблюдаемаго и ожидаемаго явленій — на легкости выхожденія. На проведеніи такихъ аналогій и основывается большинство симпатическихъ средствъ. Но если бы женщина логичн?е и полн?е проводила аналогію, она бы должна была разсудить еще и такъ: изъ костела выносятъ покойника — изъ меня выйдетъ мертвый плодъ. Наличность въ сознаніи такой аналогіи на ряду съ первой заставила бы ее д?йствовать какъ разъ въ обратномъ направленіи. Точно такъ же и съ завязью огурцовъ. Если бы завязывающій помнилъ, что узелъ препятствуетъ
роду, онъ бы не сталъ раскидывать нитокъ съ узлами по огуречнику. Сходство однихъ чертъ привлекаетъ къ себ? все вниманіе и заставляетъ забывать о противор?чіи другихъ.
Оставимъ чары, сгруппировавшіяся вокругъ родовъ, и посмотримъ другіе прим?ры симпатическаго возд?йствія изображеніемъ. Бортянники въ Великій четвергъ зал?заютъ на дерево, жужжатъ и гайкаютъ, думая, что пчелы будутъ садиться на этомъ дерев?{468}). Очевидно, что они изображаютъ пчелъ, съ шумомъ вьющихся вокругъ дерева. — Д?вицы, или кто другой, квокчутъ въ солом?, чтобы куры квоками{469}). — Близъ Бордо, чтобы предохранить отъ б?шенства, паціента сажали въ море, близъ берега. Когда приближалась волна, паціента нагибали такъ, чтобы она перекатилась чрезъ него (изв?стіе отъ 1731 г.){470} ). Это д?йствіе изображаетъ смываніе «шалу». Въ русскихъ заговорахъ нер?дко просятъ водицу- царицу смыть «шалъ» съ раба Божія. Такъ какъ между челов?комъ и вещью, ему принадлежащей, признается т?сная связь, то вм?сто больного можно на берегу класть его рубашку, чтобы вода смыла бол?знь{471}). — Больному глазами ребенку мать вылизываетъ глаза,
