l:href='#c_560'>{560}). Отъ зубной боли ц?луютъ рябину{561} ). Грызутъ съ тою же ц?лью сосну{562}). Вбиваютъ гвоздь въ вербу{563}). Верба сохнетъ — челов?къ поправляется. Рубаху больного в?шаютъ на дерево: кто ее возьметъ, тотъ и забол?етъ, а хозяинъ поправится{564}). Обмываютъ больного и воду выливаютъ на плетень. Туда же перейдетъ и
бол?знь{565}). Бол?знь переводится на какой-нибудь предметъ, и зат?мъ предметъ этотъ уничтожается{566}).
Вс? вышеприведенные прим?ры показываютъ, что
При зас?каніи 'утина',[122] больной ложится ницъ черезъ порогъ, и, когда онъ такъ лежитъ, л?карка-старуха кладетъ на спину ему в?никъ и ударяетъ по немъ остріемъ топора. Больной спрашиваетъ: 'Что с?чешь?' Л?карка отв?чаетъ: 'Утинъ с?ку'. 'С?ки кр?пче!' говоритъ больной{567}). Что это такое? Очевидно, драматическое изображеніе зас?канія топоромъ бол?зни. Л?карка зас?каетъ бол?знь, a діалогъ только поясняетъ смыслъ совершающагося д?йствія. Бол?зни можно выгонять и безъ словъ. Больного можно просто на просто выпороть осиновыми прутьями{568}). Кликушъ порютъ кнутомъ, чтобы б?съ изъ нихъ вышелъ{569}). Стегаютъ больного прутьями вереска{570}). Эпилептиковъ
стегаютъ в?никомъ{571}). При падучей немочи бьютъ травой чертополохомъ{572}). Нахлестываютъ по ст?намъ вицами, выгоняя изъ дому горячку{573}). Совершенно аналогиченъ съ обрядомъ зас?канія «утина» другой обрядъ — ношеніе больного ребенка въ кузницу. Кузнецъ кладетъ его на наковальню и д?лаетъ видъ, что выколачиваетъ молотомъ бол?знь, подымая и опуская молотъ надъ ребенкомъ{574}). Слово во вс?хъ подобныхъ случаяхъ не при чемъ. Но естественно, что, если смыслъ д?йствія почему либо окажется не совс?мъ ясенъ, то его придется пояснить. Это важно не тольно для паціента, но и для самого чарующаго. Пояснительныя формулы при магическомъ обряд? появляются въ результат? раздвоенія сознанія чарующаго. Сознаніе его начало различать, что предметъ, на который направлена чара, не тождествененъ съ предметомъ, на какой онъ хочетъ возд?йствовать. Раньше въ его сознаніи было совпаденіе этихъ двухъ предметовъ; теперь оно нарушено. Восковая фигура, наприм?ръ, уже не тождественна челов?ку. Отсюда — стремленіе опред?лить точн?е смыслъ д?йствія, начинающаго возбуждать сомн?ніе въ своей ц?лесообразности. Поясненіе возникаетъ психологически необходимо. Оно сначала создается въ ум? чарующаго въ форм? сужденія, отв?чающаго на возникшее сомн?ніе. Зат?мъ сужденіе это выражается словомъ. Отчасти этому способствуетъ напряженность душевнаго состоянія чарующаго. Она заставляетъ челов?ка высказать влад?ющую имъ мысль. Отголосокъ подобныхъ явленій встр?чается и у насъ когда мы, подъ вліяніемъ напряженнаго душевнаго состоянія, невольно вслухъ высказываемъ свои желанія или наблюденія. Отчасти же заставляетъ челов?ка высказаться вслухъ ув?ренность, что слова его могутъ быть услышены существомъ, противъ котораго направлены чары. И вотъ онъ подтверждаетъ что онъ д?лаетъ именно то-то, а не что-либо другое. Такъ, напр., установился обычай л?чить отъ 'собачьей старости' при помощи перепеканія. У изобр?тателя
даннаго способа, очевидно, была какая-то руководящая идея, заставившая его л?чить именно этимъ путемъ. Но для его преемниковъ съ теченіемъ времени идея эта стала неясна. Потребовалось поясненіе къ д?йствію. И вотъ при перепеканіи происходитъ діалогъ между знахаркой и матерью ребенка: 'Бабка, бабка, что д?лаешь?' — Перепекаю младенца Алекс?я. — 'На что?' — Выгоняю изъ него собачью старость. — 'Перепекай же и выгоняй собачью старость, чтобы не было отрыжки'{575} ).
Мы вид?ли, что с?ченіе больного производится безъ заговора. Оно д?йствительно и такъ, потому что все д?ло сводится къ простому физическому возд?йствію на злое существо-бол?знь. Но для большей опред?ленности смысла с?ченія къ нему могутъ присоединяться и слова. С?кутъ и приговариваютъ, напр.: — 'отс?каю криксы-плаксы'…{576}). Отъ грыжи грызутъ пупь больного со словами: 'Не т?ло и не пупъ кусаю, а кусаю злую и лихую грыжу, выживаю, выгоняю изъ т?ла и укр?пляю раба божьяго на в?ки'{577}). Слова опять только поясняютъ д?йствіе. Они зд?сь настолько не важны, что л?ченіе можетъ вполн? обходиться и безъ нихъ, даже и безъ грызенія пупа челов?комъ. Просто припускаютъ къ пупу мышь, и она загрызаетъ грыжу {578}). — На ив? сплетаютъ въ одинъ узелъ 3 в?тки и поясняютъ: 'Weide, ich winde, Fieber, ich binde meine 77 Fieber ein'[123]{579} ). — При водянк? ср?заютъ ногти съ рукъ и ногъ, привязываютъ къ живому раку и бросаютъ черезъ голову въ воду, приговаривая: 'alle Krankheit, Leid u. Pein, werf ich in den Fluss hinein'[124]{580}). Мать лижетъ ребенка въ лобъ, приговаривая: 'Je suis une vache, j’ai vele,[125] j’ai allaite mon veau et lai leche; que le mauvais oeil ne lui fasse point de mal'{581})!
Больного кладутъ въ могилу и, изображая похороны, посыпаютъ его землей и оставляютъ тамъ, пока не заснетъ{582}). Что это значитъ? Слова, произносящіяся при бросаніи земли, даютъ разгадку. Говорятъ: Tu est venu de terre, tu retourneras a la terre et au jour du jugement tu ressusciteras![126] Теперь д?йствіе все понятно. Понятно, почему больной долженъ и заснуть. Пробужденіе его будетъ изображать воскресеніе. Изображается обновленіе челов?ка воскресеніемъ. Симпатическое значеніе такого обряда понятно само собой. Съ этимъ надо сопоставить очищеніе челов?ка изображеніемъ второго его рожденія — обычай, широко распространенный у различныхъ народовъ{583}). — Обрядъ л?ченія отъ лигатуры,[127] сопровождающійся кропленіемъ больного мочей, связанъ съ заговоромъ: Im Harm und Bluot bin ich geboren. All Zauberei und Hexerei sind an mir verloren[128]{584}). Опять одно д?йствіе безъ словъ было бы не понятно. Слово поясняетъ обрядъ, символизирующій возрожденіе. — Отъ глаза бросаютъ соль, приговаривая: Le gros sel dans loeil de lenvieux[129]{585})! Опять фраза служитъ поясненіемъ. Соль у вс?хъ почти народовъ разсматривается, какъ предохранительное средство отъ дурного глаза{586} ). У насъ новобрачныхъ обсыпаютъ солью, чтобы предохранить отъ порчи. — Средство противъ глаза: проколоть иглой кусокъ бумаги, говоря: Voici loeil dun tel, lenvieux! [130] и сжечь бумагу{587}). Въ чемъ тутъ д?ло, мы поймемъ, если сравнимъ этотъ способъ чаръ съ упомянутымъ выше осл?пленіемъ жабы. Тамъ осл?пленіе жабы изображало осл?пленіе ненавистнаго челов?ка, а зд?сь — бол?е отдаленный способъ изображенія того же результата. Словесная формула опять только прив?сокъ. — Чтобы возвратить украденную вещь, добываютъ Св. Дары, кладутъ ихъ на что-нибудь, им?ющее отношеніе къ украденному, и прокалываютъ иглой. При первомъ укол? говорятъ:
Dieb, ich steche dein Gehirn; du sollst deinen Verstand verlier’n[131] {588})! Отъ 'ляку'[132] жгутъ