значитъ и то и другое). 'Черная свинья б?житъ вдоль по взморью, она связываетъ рожу, зарываетъ ее въ морской песокъ'{686}). Въ то время, какъ н?мецкіе заговоры знаютъ самого знахаря или Богородицу и Христа, латышскіе говорятъ и о другихъ персонажахъ. Кром? свиньи,

189

они говорятъ о какой-то 'баб? рожъ (розъ)'. 'Баба рожъ идетъ по дорог?, на плечахъ м?шокъ рожъ (розъ)'…{687}). Баба съ розами-рожами тонетъ въ мор?{688}). '3 мужика идутъ по морю, у вс?хъ рожи (розы) въ рукахъ'{689}). Христосъ и Марія съ розами въ латышскихъ заговорахъ обычны. 'Іисусъ сидитъ у креста, 3 рожи (розы) въ рук?: синяя, красная, б?лая. Тамъ ихъ похоронили, тамъ он? исчезли…'{690}). Настойчивое указаніе на зарываніе, уничтожение розы говоритъ о существовавшемъ когда-то обряд?. В?роятно, существовали и другіе пріемы л?ченія розой. Существовалъ, напр., пріемъ окуриванія больного рожей лепестками розы, взятой изъ в?нка отъ праздника Т?ла Христова{691}). Аналогичное симпатическое л?ченіе цв?тами наблюдается и въ другихъ случаяхъ. Наприм?ръ, по народному пов?рію, желтуха (желтая и синяя) изл?чивается цв?тками соотв?тствующихъ цв?товъ{692}). — Первоначально ходилъ срывать розу знахарь или самъ больной. Потомъ, когда д?йствіе забылось, отразившись только въ заговор?, то м?сто знахаря заступилъ мужикъ или баба рожъ и особенно Христосъ. Въ посл?днемъ случа? возможно вліяніе иконографіи. Христосъ часто изображается съ розами. Сл?дующая формула родилась, можетъ быть, прямо подъ вліяніемъ такихъ изображеній:

Unser Herr Christus ging uber das Land,[159]

Er hatte eine rothe Rose in der Hand…{693}).

За Христомъ по той же ассоціаціи могла явиться Богородица. Можетъ быть даже, что она была привлечена первой. За Богородицей — drei Jungfern:

Es gingen drei Jungfern uber Berg und Thal,[160]

Sie pfluckten alle die Ros’{694}).

190

Но зд?сь необходимо должно было произойти соприкосновеніе съ другой серіей заговоровъ, очень похожихъ по основному мотиву на заговоры отъ рожи. Я им?ю въ виду заговоры отъ глазныхъ бол?зней. Сходство мотивовъ в?роятно, объясняется сходствомъ прим?нявшихся пріемовь л?ченія. А это въ свою очередь им?етъ причиной, надо полагать, то, что, какъ въ первомъ случа? воплощеніе бол?зни вид?ли въ цв?тк?, такъ и во второмъ — въ цв?тк? 'куросл?п?'. Я не знаю, приписываютъ ли н?мцы этому цв?тку то же свойство, какое и русскіе. Но въ заговорахъ отъ глазной боли также говорится о срываніи какихъ-то травъ и цв?товъ.

Es gingen drei Jungfern im Walde:[161]

Die eine pfluckt das Laub ab, Die andre pfluckt das Gras ab, Die dritte pfluckt das Mal vom Auge{695}).

Въ результат? взаимод?йствія этихъ двухъ мотивовъ получились заговоры отъ рожи въ род? сл?дующаго:

Es gingen drei Jungfern den Steig entlang,[162]

Die eine pfluckt Laub, Die andre pfluckt: Gras, Die dritte bricht all die Rosen{696}).

Кром? см?шенія съ заговорами отъ глазной боли, мотивъ розы им?лъ вліяніе на заговоры отъ антонова огня. Въ этихъ посл?днихъ заговорахъ доминируютъ два мотива: мотивъ руки мертвеца и мотивъ головни.

Выше приведенъ былъ заговоръ, разсказывающій о томъ, какъ Христосъ нашелъ розу. А вотъ заговоръ противъ антонова огня:

Unser Herr Christus ging uber Berg und Sand und Land,[163]

Was fand er? Eine kalte Manns-Todtenhand:

Damit still ich den kalten Brand{697}).

191

Оба заговора по конструкціи совершенно тождественны; подставлено только названіе другой бол?зни, a соотв?тственно ей является новое и средство. По этому образцу составленъ длинный рядъ заговоровъ отъ «огня». Сначала говорится о какомъ-нибудь предмет?, а кончается неизм?ннымъ — damit still ich den Brand.[164] Эта характерная фраза. какъ будто бы, органически связана съ заговорами отъ антонова огня и постоянно въ нихъ встр?чается. Мертвая рука, упоминающаяся въ этихъ заговорахъ, на самомъ д?л? употреблялась. Выше мы вид?ли подобные способы утилизаціи покойника. Мертвая рука холодна; въ ней н?тъ огня. Надо, чтобы и больное м?сто было холодно и не гор?ло. И вотъ мертвую руку приводятъ въ соприкосновеніе съ больнымъ м?стомъ. Д?йствіе это теперь уже совершенно забылось. Но, что оно существовало когда-то, на это указываютъ приписки посл? двухъ заговоровъ: 'Если можно, при этомъ берутъ руку умершаго мущины, въ противномъ случа? обходятся и безъ этого'{698}). Эта зам?тка сохранилась, очевидно, отъ того времени, когда формула, сопровождавшая л?ченіе мертвой рукой, стала разсматриваться, какъ самостоятельная сила, независимая отъ обряда. Вспомнимъ щучій зубъ. Въ чемъ приблизительно состояло д?йствіе, мы видимъ изъ другой приписки. Но въ ней уже говорится не о рук?, а о потухшей головн?. Л?ченіе потухшей головней мы уже вид?ли у русскихъ (стр. 122). Привлечена она къ д?лу по такой ассоціаціи: головня гор?ла и потухла; желательно, чтобы потухъ «огонь» и у больного. И вотъ является такой рецептъ: взять потухшую головню и обвести ею больное м?сто{699}). Очевидно, что такъ же л?чили и мертвой рукой. Когда же стали считать наличность мертвой руки не необходимой, то л?карь сталъ просто только упоминать ее:

Ich ging uber Land und Sand,[165]

Da fand ich eine Todtenhand:

Damit stille ich den Brand{700}).

192

Потомъ уже м?сто л?каря заступилъ Христосъ. Между мотивами розы и мертвой руки произошло взаимод?йствіе. Когда же забылся даже и смыслъ употреблявшагося раньше обряда, то утратилось представленіе и о томъ, почему въ заговорахъ употребляется мертвая рука. Стала упоминаться просто рука.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату