Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Ich ging uber ein Land Da fand ich eine Hand:[166]

Damit still ich den Brand^{701}).

Теперь уже рука будетъ держаться въ текст? только потому, что ее прикр?пляетъ рифма къ постоянному въ заговор? слову Brand (Hand). Всл?дствіе этого изм?неніе текста пойдетъ еще дальше, лишь бы сохранялась рифма. Получаются такія, напр., формулы:

Christus hielt uff seine Handt,[167]

Damit stille ick Fuer und Brandt^{702}).

Unser Heiland Jesus Christus zieht uber das ganze Land

Mit seiner Hand,[168]

Damit still ich den Brand^{703}).

Въ результат? осмысленія подобныхъ формулъ появились новыя, въ такомъ род?:

Mit dieser Gottes Hand Still ich den kalten Brand[169]

Ut din Hand (Kopp, Foot etc.)^{704}).

Такова судьба мотива мертвой руки. Л?ченіе головней также отразилось въ заговорахъ, но не въ такихъ широкихъ разм?рахъ. Мазурскій заговоръ отъ рожи:

Jezus szedl ogrodem koprowym z glownia w reku i mowil:[170] Nie bedziesz wiecej ogniem pustoszyla^{705}).

Maria ging uber Land, Einen Brand[171] ^{706}) trug sie in der Hand…^{707}).

193

Иногда такіе заговоры принимаютъ и бол?е пространную формулировку. Таковъ, наприм?ръ, заговоръ, разсказывающій, какъ Марія нашла и благословила Brand^{708}). Часто наблюдаемое въ н?мецкихъ заговорахъ стремленіе къ символическому толкованію образовъ, порожденныхъ забытымъ обрядамъ, отразилось и на этомъ мотив?. Вотъ какъ начинается, напр., одинъ заговоръ:

Der Herr Jesu Christ ging durch einen grunen Wald,[172]

da begegnet ihm ein brennender Brand,

(das war Gott der Vater genannt)…^{709}).

Латышскіе заговоры также знаютъ головню. 'Святая баба стоитъ у этого краснаго огонька, горящая головешка подъ мышкою, липовый в?никъ въ рукахъ…'^{710}). Въ отличіе отъ н?мецкихъ заговоровъ въ латышскихъ обыкновенно появляется существо не съ головешкой, а съ в?никомъ. 'Мать огня, д?вица въ золотой курточк?, м?дная метла въ рук?'^{711} ). Образъ существа, заметающаго огонь, спеціально латышскій. У латышей сохранился и соотв?тствующій ему обрядъ. Вечеромъ надо заметать огонь пепломъ и ставить на немъ крестъ^{712}). А заговоръ говоритъ: 'Три бабы сидятъ у огня: у вс?хъ в?ники въ рукахъ; когда огонь выгораетъ, он? его заметаютъ…'^{713}).

Обращу вниманіе еще на одно обстоятельство. Какъ видно изъ приведенныхъ формулъ, со словомъ Brand на ряду съ Hand и Land рифмуется еще Sand. Мн? кажется, что слово это привлечено въ заговоръ не одною только рифмой. Это, в?роятно, отголосокъ новаго мотива, до насъ не дошедшаго въ чистомъ своемъ вид?. Обжогъ иногда присыпаютъ землей. А у Майкова мы находимъ заговоръ:

194

'Гд? былъ огонь, будь песокъ (вар. — камень)'^{714}). Прикладываютъ глину къ воспаленному м?сту^{715})

Переходя теперь отъ н?мецкихъ заговоровъ на русскую почву, мы сталкиваемся съ однимъ изъ самыхъ загадочныхъ образовъ народной поэзіи.

Огненная Марія (красная д?вица) встр?чается не только въ русскомъ, но и въ сербскомъ и болгарскомъ фольклор?. Откуда явился этотъ образъ, до сихъ поръ не разъяснено. А. Н. Веселовскій, отм?чая пріуроченіе н?которыхъ празднествъ въ честь Маріи Д?вы къ одному времени съ празднествами Ильи, приходитъ къ предположенію, что 'эпитетъ «огненной» Маріи у сербовъ и болгаръ можно бы объяснить изъ отраженія Ильи-громовника'^{716}). Мансикка, оспаривая это предположеніе, видитъ источникъ образа огненной Маріи въ иконографіи. Придерживаясь строго своего символическаго метода объясненія, онъ и въ этомъ образ? видитъ символъ. Византійская иконографія представляетъ Богородицу, какъ Купину Неопалимую, какъ сосудъ съ огнемъ. Вотъ откуда, по его мн?нію, взятъ образъ огненной Маріи^{717}). Не им?я возможности просл?дить зд?сь вс? случаи, гд? появляется этотъ образъ, я ограничусь только сферою заговоровъ и попытаюсь поискать, н?тъ ли тутъ какихъ-либо указаній на процессъ созданія образа огненной Маріи. Конечно, полученные выводы я и не буду распространять за пред?лы заговоровъ.

Прежде всего обращаю вниманіе на то, что выраженіе 'огненная Марія' въ заговорахъ не встр?чается. Я этотъ терминъ взялъ лишь только потому, что раньше имъ пользовались Веселовскій и Мансикка, и посл?дній подвелъ подъ него какъ разъ т? явленія, о которыхъ я сейчасъ нам?ренъ говорить. Въ заговорахъ упоминаются просто 'огненныя огневицы'^{718}) и подобные имъ образы, безъ названія именъ, или упоминается Богородица, Неопалимая

195

Купина^{719}), но безъ эпитета «огненная». Подъ понятіе 'огненной Маріи' Мансикка подвелъ образы, не носящіе этого имени, а только напоминающіе его. Посл? этого зам?чанія начнемъ сопоставленіе данныхъ. Прежде всего оказывается, что при л?ченіи отъ 'во?гнику', «огнища» у русскихъ употребляется аналогичное средство съ н?мецкимъ. Н?мцы обводятъ больное м?сто головешкой, русскіе 'кружка вогника первымъ угарочкомъ зъ лучины'^{720} ). Поэтому и заговорные мотивы, связанные съ этими обрядами, должны быть сходны. И д?йствительно, сходство находится. Въ н?мецкихъ заговорахъ появляется Марія съ головешкой: ею она унимаетъ 'огонь'^{721}). Въ русскихъ заговорахъ есть н?что подобное. Такъ, въ одномъ заговор? читаемъ: 'На остров? на Буян? сидитъ баба на камн?, у бабы три дочери: первая съ огнемъ, вторая съ полымемъ, третья руду заговариваетъ и ломоту…'^{722} ). Заговоръ этотъ читается отъ крови, а не отъ «огня». Но аттрибуты дочерей показываютъ, что он? попали сюда изъ другого мотива. Три дочери очень напоминаютъ латышскихъ трехъ бабъ у огня, или бабу съ головешкой подъ мышкою. Въ русскихъ заговорахъ 3 д?вы чаще всего пріурочиваются къ заговорамъ отъ крови; но нигд? больше имъ въ этихъ заговорахъ не приписывается огонь. Въ данномъ же случа?, очевидно, произошло сліяніе двухъ заговоровъ. Одинъ заговоръ былъ отъ крови, и въ немъ, какъ и въ другихъ заговорахъ отъ крови, говорилось о трехъ д?вахъ. Другой же заговоръ, отъ «огня» или какой-нибудь сходной бол?зни, говорилъ о баб? съ огнемъ, съ полымемъ. Когда произошло сліяніе, то 3 д?вы были обращены въ 3 дочерей бабы, и ея аттрибуты перешли на нихъ. Н?мецкимъ заговорамъ съ Богородицей, несущей огонь, соотв?тствуетъ русскій заговоръ отъ сибирки съ такимъ обращеніемъ: 'Неопалимая Мати Божія Купина, Пресвятая Богородица, не пали ты своимъ пламямъ, Господнимъ Духомъ; укрой, ут?ши отъ огня и

196

отъ пламя…'^{723}). Нав?яно ли такое обращеніе къ Богородиц? иконографическими впечатл?ніями или ч?мъ другимъ, не знаю. Для меня важно сейчасъ только отм?тить, почему именно потребовалось введеніе въ заговоры такого образа. Очевидно, и на русской почв? было то стремленіе, какое наблюдалось въ н?мецкихъ заговорахъ: смыслъ и ц?лесообразность л?ченія головней (огаркомъ) хот?ли подкр?пить божественнымъ авторитетомъ, преданіемъ. Поэтому, какъ въ н?мецкихъ заговорахъ у Богородицы оказывается въ рукахъ Brand, такъ и въ русскихъ появляются д?вы съ огнемъ — съ полымемъ. Какъ въ н?мецкихъ заговорахъ Богородица унимаетъ «огонь», такъ и въ русскомъ къ ней обращаются съ просьбой не жечь 'своимъ пламямъ'. Однако такой ясной разработки этого сюжета, какъ у