орудіями. Ножъ, коса, топоръ, иголка — все пускается въ д?ло. Чтобы избавиться отъ кошмара, нужно вечеромъ навязать на больного косу остріемъ вверхъ. На другое утро на больномъ будетъ кровь: кошмаръ пор?зался{932}). Чтобы еще в?рн?е оградиться отъ нечисти, очерчиваютъ вокругъ себя ножомъ кругъ и кладутъ ножъ съ собою{933}). В?дьмы отнимаютъ у коровъ молоко. Мы уже вид?ли, что острые жел?зные инструменты употребляются съ ц?лью защитить скотъ отъ злого вліянія. Тождественные пріемы практикуются у самыхъ разнообразныхъ народовъ. Острый инструментъ втыкаютъ въ дверь, кладутъ на порогъ и т. д. Знаютъ это, конечно, и латыши. И вотъ какой заговоръ у нихъ развивается на этой почв?: 'Лети рагана (в?дьма) по воздуху хоть поперекъ, а въ мой дворъ не попадешь! Мой дворъ окованъ жел?зомъ, изъ косъ сд?ланы стропила, а иголками крыты крыши, косами изр?заны, иголками натыканы'{934}). Конечно, такой образъ могъ развиться прямо подъ вліяніемъ обычая втыкать косы и иголки въ стропила, ст?ны, крышу двора. Только обрядъ получилъ въ заговор? гиперболическое выраженіе. Въ данномъ случа? связь формулы и обряда вполн? ясна. Но дальше, особенно, когда формула отрывается отъ обряда, связь эта можетъ окончательно затемниться. Образъ, родившійся на почв? обряда, оторвавшись отъ него, будетъ д?латься все фантастичн?й и фантастичн?й. Иголки и косы могутъ уже совс?мъ забыться. Такъ, напр., одинъ латышскій заговоръ просто говоритъ: 'Стальное покрывало надъ моими коровушками…'{935}). Выраженія въ род? — 'стальное покрывало надъ моими коровушками', 'мой дворъ окованъ

249

жел?зомъ' — очень близко подходятъ къ русской формул? жел?знаго тына. — Обыкновенно самая формула 'жел?знаго тына' оказывается вставленной въ какой-нибудь пространный текстъ. Но это результатъ поздн?йшей ея исторіи. Первоначально она была вполн? самостоятельна и очень кратка. У Майкова есть такая запись:

Рано утромъ въ среду на страстной нед?л? д?ти съ коровьими колоколами б?гаютъ около деревни, приговаривая:

'Около двора жел?зный тынъ'{936})!

Звонъ колокольчиковъ, очевидно, долженъ подтверждать существованіе жел?знаго тына, который и создавало самое обнесеніе колокольчиковъ вокругъ двора. Едва ли не на той же в?р? въ магическую силу колокольчиковъ покоится и обычай подвязыванія колокольчиковъ въ свадебныхъ по?здахъ. За это предположеніе говоритъ и то обстоятельство, что формула 'тына жел?знаго' постоянно встр?чается въ свадебныхъ оберегахъ. Д?йствительно, какъ сейчасъ увидимъ, для возведенія 'жел?знаго тына' не обязательно требуются острыя орудія. Достаточно, чтобы они были металлическими. Лужицкіе сербы по ц?лому селенію, отъ двора ко двору, носили палку, им?вшую рукоятку въ вид? руки, держащей жел?зный обручъ. Думали, что эта палка охраняетъ стадо отъ волковъ{937}). Такимъ образомъ, возможно объяснить возникновеніе формулы 'тына жел?знаго' на почв? обереговъ скота. Но она является непрем?ннымъ мотивомъ почти во вс?хъ оберегахъ и челов?ка. И зд?сь, какъ кажется, им?ла тоже реальную почву. Выше я отм?чалъ обведеніе челов?ка мечомъ и ножомъ и употребленіе иголокъ. Тексты латышскихъ заговоровъ заставляютъ предполагать употребленіе какихъ-то металлическихъ предметовъ, какъ талисмановъ. Можетъ быть, это были простые куски стали или жел?за. Въ одномъ оберег? говорится: 'Три куска стали для моего ребенка…'{938}). Отправляясь въ судъ, латышъ говоритъ: 'Жел?зо вокругъ меня, сталь на моемъ

250

сердц?, серебро на моей голов?…'{939}). В?роятн?е всего, раньше онъ и на самомъ д?л? им?лъ при себ? какіе-нибудь металлическіе предметы. Указаніе на употребленіе въ оберег? жел?за сохранилось въ сборник? XVII в. Тамъ заговоръ 'отъ деревъ' предписывается читать, 'стоя на жел?з? да на камені, а в руках держат жел?зо да камен'. Въ самомъ заговор? высказывается пожеланіе: 'И ребра моі былі бы м?дные и кості булатные, a т?ло б мое было каменное'{940}). Аналогичный заговоръ находимъ и у латышей: 'Я родился жел?знымъ ребенкомъ отъ стальной матушки; я над?лъ жел?зную свитку, стальную шубку…'{941}). Сборникъ XVII в?ка рекомендуетъ, читая заговоръ противъ недруга, становиться на незыблемый камень и обводить вокругъ себя кругъ топоромъ, къ которому подвязано огниво{942} ). Чтобы оградить отъ злого вліянія ребенка, безушей иголкой обводятъ вокругъ подушки, на которой спитъ ребенокъ, 3 раза и оставляютъ ее гд?-нибудь въ подушк?. При этомъ читаютъ заговоръ: 'Горожу огороду кругомъ этого р. б. младенца (имя) отъ земли и до неба, обкладну, булатну, жел?зну, каменну, чтобы не брали прицы, призоры, людскіе оговоры, люди посторонны и отцовы- материны худыя думы. Во имя Отца… Аминь'{943}).

Едва ли подлежитъ сомн?нію, что ношеніе на себ? колецъ, ц?пей и т. п. является не ч?мъ инымъ, какъ стремленіемъ создать вокругъ себя 'жел?зный тынъ'. Для усп?ха въ краж? над?ваютъ на себя кольцо, снятое съ покойника{944}). Если съ нев?сты во время свадьбы снять кольцо, то т?мъ самымъ ее можно испортить{945}). Ношеніе женщинами ц?пей вокругъ шеи распространено на Кавказ?{946}). Подъ этимъ обычаемъ, несомн?нно, кроется в?ра въ спасительную

251

силу ц?пей. Героиня поэмы Джонсона о св. Георгіи — Сабра сохраняетъ свою д?вственность при помощи золотой ц?пи, обверченной вокругъ шеи{947}). Однако иногда повязываютъ вокругъ шеи предметы и не металлическіе, но все же почему-то обладаюшіе той же магической репутаціей. Въ Воронежской губ., провожая жениха съ нев?стой въ храмъ, перепоясываютъ ихь по брюху с?точкой, снятой съ рыбачьихъ вентерей: къ перепоясаннымъ такъ колдунъ никогда не прикоснется{948}). У пермяковъ женихъ передъ в?нцомъ опоясывается по голому т?лу лыкомъ, въ уб?жденіи, что лыко защищаетъ отъ колдуновъ{949} ). Интересно съ этими фактами сопоставить французское названіе беременной женщины — femme enceinte, что буквально значитъ 'огражденная женщина'. В?роятно, и французы знали обрядъ опоясыванія, и, можетъ быть, беременныя женщины у нихъ носили вокругъ т?ла ц?пи, какъ это иногда д?лаютъ женщины въ Сибири{950}). Но русское знахарство практиковало, очевидно, и другіе способы созданія тына вокругъ челов?ка. Въ челов?ческихъ оберегахъ самая простая формула тына почти всегда уже оказывается сросшейся съ мотивомъ 'ключа и замка'.

'У меня раба Божія (имя рекъ) есть тынъ жел?зный. Замкнусь и запрусь дв?надцатью замками и ключами, в?къ по в?ку, и отъ нын? и до в?ка'{951}).

Возможно, что см?шеніе этихъ двухъ мотивовъ пошло отъ см?шенія породившихъ ихъ обрядовъ. Запираніе замка при челов?ческомъ оберег? мы уже вид?ли. A выраженіе 'у меня… есть тынъ жел?зный' (а не вокругъ меня), заставляетъ предполагать, что д?йствительно у челов?ка былъ какой-то тынъ жел?зный. Вотъ мы и посмотримъ теперь, не даютъ ли тексты заговоровъ какихъ-нибудь указаній на характеръ этого тына. Въ одномъ оберег? отъ притокъ и призоровъ говорится:

252

'И взойду я рабъ Божій (имя рекъ) на Сіонскую гору, и стану я рабъ Божій (и. р.) на жел?зномъ току подъ м?днымъ потолкомъ…'{952}).

На Сіонскую гору можно и не подыматься. Молитва отъ нечистой силы просто говоритъ:

'Огородзи яго, Господзи, каменною сцяною и накрый яго, Господзи, горячую ско’родою, подмосьци яму, Господзи, зял?зную доскою. Тоды яго в?дзьма-чародз?йница име?ць, якъ каменную сцяну илбомъ пробъе?ць, горячую ско’роду языкомъ пролижець, зял?зную доску ногою проломиць{953}).

Зд?сь уже намъ встр?чаются предметы не столь не обыкновенные, какъ токъ жел?зный, потолокъ м?дный; д?ло идетъ о бол?е простыхъ вещахъ: вм?сто тока — только доска жел?зная, вм?сто потолка — сковорода. Пойдемъ дал?е — не найдемъ ли еще какихъ указаній.

'И становлюсь я рабъ Божій (и. р.) въ горшокъ и въ котелъ жел?зный, отыкаюсь кругомъ себя раба Божія (и. р.), въ тридесять тыновъ жел?зныхъ, и замыкаюсь въ тридесять замковъ жел?зныхъ отъ своихъ супостатовъ…'{954}).

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату