Воздержусь отъ разр?шенія вопроса о томъ, кто такіе старцы и д?вы. О. Миллеръ въ старцахъ видитъ св?тлыхъ божествъ, а 12 д?въ сближаетъ съ трясавицами{1166}). Мн? кажется, что въ п?сн? несомн?ннымъ можно принять только общее свид?тельство о какихъ-то искупительныхъ жертвахъ-чарахъ. П?сня только описываетъ такую жертву въ преувеличенныхъ и фантастическихъ чертахъ — пріемъ, постоянно наблюдающійся въ заговорахъ, оторвавшихся уже отъ породившаго ихъ обряда. Въ жертву приносились животныя, а можетъ быть даже и люди. Указанія на искупительную жертву, приносившуюся во время эпидемій и
вообще при желаніи избавиться отъ смерти, сохранились въ уц?л?вшихъ кое-гд? обычаяхъ (не только у насъ, но и у другихъ народовъ) зарывать въ землю какое-нибудь животное во время эпидемій{1167}). Подобная искупительная жертва и породила приведенную выше п?сню.
Обратимся теперь къ одному изъ украинскихъ мотивовъ купальскихъ п?сенъ. Вотъ одинъ изъ множества варіантовъ:
Интересно то обстоятельство, что варіанты п?сни состоятъ, главнымъ образомъ въ зам?н? именъ. Я отношу п?сню къ заклинаніямъ на томъ основаніи, что, во-первыхъ, обрядъ, съ какимъ она связана, обладаетъ магической силою. Также и вещи, им?ющія къ нему отношеніе. Выше мы вид?ли предохранительный характеръ пляски вокругъ купальскихъ огней. В?тви купальскаго дерева также обладаютъ магической силой. Ихъ разбрасываютъ по огородамъ, приговаривая:
Jak nasz Kupajlo buw krasny,Szob naszy ohirky buly taki rasny[232]{1169}).
Во-вторыхъ, и самая п?сня им?етъ магическій характеръ. Хотя зд?сь и н?тъ сравненія, однако, есть сопоставленіе, т. е. видъ того же психологическаго параллелизма, только представляющій бол?е раннюю ступень. Отъ сопоставленія одинъ шагъ и къ сравненію. А въ данномъ случа?, сл?довательно, только шагъ къ тому, чтобы п?сня приняла форму, типичную для заговора (по опред. Потебни). И получится заговоръ на любовь. Это будетъ
еще наглядн?е, если мы сравнимъ п?сню съ латинскимъ incantatio — Limus ut hic etc. Какъ тамъ проводится параллель между высыханіемъ предметовъ отъ священнаго огня и любовной тоской Дафниса, такъ и зд?сь параллель между болью сердца Ивана и гор?ніемъ купальскаго огня. В?роятно, и ц?ль об?ихъ п?сенъ была одинакова — присушить любимаго челов?ка. Сравненіе п?сни съ русскими присушками опять говоритъ въ пользу того, чтобы считать ее заклинаніемъ. Тамъ проводится параллель между огнемъ и любовью — и тутъ также. Отм?ченная выше перем?нчивость именъ въ п?сн? тоже, мн? кажется, говоритъ за это. П?сня сначала, очевидно, представляла собою общую формулу, въ которую имена вставлялись по желанію участниковъ. По заговорной терминологіи на ихъ м?ст? пришлось бы поставить — и. р… Особенному укр?пленію въ п?сн? имени Ивана, можетъ быть, способствовало, съ одной стороны, пріуроченіе обряда къ Иванову дню, а съ другой — наибольшая сравнительно съ другими распространенность этого имени въ народ?. Поэтому вполн? естественно, что оно чаще другихъ вставлялось въ п?сню-заклинаніе. А когда заклинаніе уже обратилось въ простую забаву, имя Ивана по традиціи продолжало упоминаться въ ней чаще другихъ.
До сихъ поръ въ разбиравшихся п?сняхъ не было еще намека на святыхъ. Но изв?стно, какъ часто святые выступаютъ въ обрядовыхъ п?сняхъ въ качеств? д?йствующихъ лицъ. Возьмемъ для прим?ра случай, когда въ п?сн? святые занимаются хозяйственными работами (напр., пашутъ). Откуда взялся такой сюжетъ? Изъ апокрифа? Зач?мъ потребовалось обрабатывать въ п?сн? такой мотивъ? Можетъ быть д?йствовало религіозное чувство, какъ при созданіи духовнаго стиха? Мн? кажется, что ни апокрифы, ни религіозное настроеніе не им?ли зд?сь р?шительно никакого значенія. Все произошло какъ результатъ приложенія къ обрядовой п?сн? пріемовъ заговорнаго творчества. А почему въ заговоры попали святые, мы вид?ли. Интересно, что въ самыхъ заговорахъ встр?чаются сюжеты совершенно параллельные п?сеннымъ. Сходство, по моему, произошло вовсе не отъ заимствованія п?сней у заговоровъ или наоборотъ. Н?тъ, сюжеты родились сходными
независимо другъ отъ друга. У насъ, напр., въ колядскихъ п?сняхъ разсказывается о Христ?, пашущемъ въ пол?. А вотъ н?мецкій заговоръ отъ бол?зни Adel (у насъ ее называютъ 'волосомъ').
