– Спросим. Но
– Да, – Корсаков опустил голову. – Да, да!
– Не ори.
– Значит, вы нас в убийстве подозреваете? – Корсаков смотрел теперь на сыщика. – Нас? С самого начала? А про сумасшедшего вы нам солгали? Специально?
– Мы привычки такой не имеем – лгать. – Сидоров прищурился. – Это вы вот любители… Сумасшедший сам по себе, вы – сами по себе. Когда его поймаем, и с ним все разъясним, а пока… Можешь своим там передать открытым текстом: я это дело раскрою во что бы то ни стало. И на все эти там ваши звания, известность и славу мне плевать с тридесятой колокольни. Пока у меня Генеральная прокуратура и ГУУР это ваше дело не очень-то и затребовали – своих, видимо, в столице выше крыше, ну, значит, это мой крест. И ежели мне для дела по-свойски с кем-то потрепаться придется, как вот с тобой сегодня, то… А там жалуйтесь на меня хоть в ООН. Граница – вон она, через болота. Так что дальше границы меня не пошлют, а разжаловать-то – у нас тут все равно работать некому. Так что – жалуйтесь. Тут человек убит. Зарезан, как кролик. И все на моем участке. А вы ни на грош следствию помочь не хотите. Что я с вами, цацкаться буду?!
Мещерский едва успел отскочить от двери: Корсаков, видок был у него – краше в гроб кладут, вылетел из кабинета точно пушечное ядро.
– Вам плохо, Дима? – участливо осведомился Мещерский. – Он что, плохо с вами разговаривал? Грозил? Что вы ему сказали?
– Поехали отсюда! – Корсаков стиснул его руку. – Это просто ненормальный. Маньяк. Представляете, он обвинил меня в том, что я убил Андрея! Вот так взял и без всего – словно кнутом по лицу. Сказал: мы все для него – нули, он нас всех подозревает в убийстве и… Господи боже, никогда не думал, что мне захочется въехать кому-то по зубам! Но я… я просто растерялся от неожиданности.
– Если бы вы его ударили, вас бы точно арестовали за хулиганство. – Мещерский быстро потащил его к выходу. – Тише, он же все слышит! Поехали, а то он еще передумает. Неужели и с Григорием Ивановичем так беспардонно посмеют обращаться?
– Они и его подозревают, – сообщил Корсаков. – Всех, он же сказал. Всех, кроме…
– Кроме?
– Да кроме вас и Вадима. Можете считать, вам крупно повезло, что вы оказались тогда в милиции. – Корсаков покачал головой и вымученно улыбнулся. – А я думал, что алиби только в детективах бывает нужно. А получается, кто его не имеет…
– Глупости все это. Заранее подготавливают себе алиби только самые недалекие умы. Даже в детективах. – Мещерский тоже улыбнулся в ответ.
– Да?
– Точно, – Мещерский уже открывал дверь. – Стопроцентное алиби – это самый веский повод к подозрению. Парадокс, скажете? По крайней мере я так считаю. Это искусственное нагромождение причин и следствий, которые вроде бы опровергают возможность конкретного лица совершить что-либо в конкретном месте в установленные временные рамки, но…
– Что? – Корсаков смотрел на собеседника с тревожным интересом.
– Эта искусственная стройность и безупречность всей логической цепи и должна настораживать в первую очередь. Природа – иррациональна. А в нашей последовательной жизни властвует хаос. Даже наука сейчас появилась такая – хаусология. Словом, на всякую причину находится антипричина, на всякое следствие – антиследствие, а в результате – все течет, все меняется. И постоянства нет ни в чем. Вот почему я не верю в стопроцентные алиби, Дима.
– Даже в свое собственное? То, что вы во время убийства находились там, где это могут подтвердить многие свидетели?
Мещерский улыбнулся, давая понять, что шутит.
– Надо выпить. – Корсаков с силой захлопнул за собой дверцу «Хонды», поймал взгляд Файруза и только махнул рукой. – Григория Ивановича дождемся и прочь от этого клоповника. Сейчас отниму у Алиски бутылку и напьюсь в стельку. А кстати, интересно…
– Что интересно? – Мещерский увидел, как дверь клоповника растворилась и на пороге появился невозмутимый и спокойный Григорий Зверев.
– Да вот когда этот милицейский Малюта на меня там набросился, я вдруг вспомнил, что в то утро Новлянский ходил за Андреем точно приклеенный. А прежде Петька такой общительностью не отличался. Вот меня и заинтересовало, что именно ему потребовалось от Андрея именно в то утро: вы не спрашивали его?
– Я впервые от вас это узнаю, Дмитрий.
– Тогда поинтересуйтесь. Только не так грубо, как этот жандарм.
Глава 16
Реестр загадок
Когда Сидоров и K° отбыли в отдел, когда страсти в доме понемногу улеглись, когда Марина Ивановна Зверева впервые за эти дни сошла в столовую завтракать, когда превосходный кофе прояснил туманное сознание и подстегнул угаснувшее воображение, словом, когда все эти факторы, чудесным образом совпав, сплелись в единое целое, Вадим Андреевич Кравченко решил твердо и бесповоротно: пора наконец без суеты и спешки составить свой личный реестр событий и наблюдений, свидетелем которых ему и Мещерскому довелось быть.
Для подобной умственной медитации требовалось уединение, и он не нашел ничего лучшего, как покинуть дом и сад и направиться к артезианскому колодцу. Именно там, на месте убийства Сопрано (как ему представлялось), его обязательно должно было посетить
Кравченко терпеть не мог логики – даже в Институте имени Патриса Лумумбы, в котором он с грехом
