Темный инстинкт

«Шехеразаду» на кассете крутит?

– Да, он музыку все время какую-то ставит.

– «Шехеразада» в исполнении Московского симфонического. Всегда одна и та же запись. Там соло на скрипке на тему Шехеразады его жена играет. Только так он Наташку и вспоминает, а на фотографии смотреть не может. Это что, нормальный человек, по-вашему?

Кравченко не отвечал. Новлянская оттолкнулась от земли и медленно закачалась на своем диване.

– Конечно, пережить такое – никакого здоровья не хватит. Марина жалеет его, не пригласи – он сопьется или еще чего хуже. С него теперь станется. Хотя сейчас Димка вроде бы отошел немного. Год он вообще никого видеть не хотел. Она, когда узнала, сочувствовала, звонила ему, так, уже по-дружески, но он к нам не ездил. Тоска грызла, да и стыдно, наверное, было. А вот сейчас вроде бы ожил немножко. Вы не смотрите, что он там смеется, или улыбается, или еще что, – это у него маска такая. Когда его не видят, или ему кажется, что не видят, он совсем другой.

– А вы-то откуда знаете, Алисочка? – Кравченко отметил, как незаметно они перескакивают с «ты» на «вы» – и все с ее подачи.

– А я подглядывать за всеми люблю. – Новлянская снова оттолкнулась носком туфельки от земли. – И многое замечаю. Вот Димочку преспокойно можно заподозрить, что он кастрата мог прикончить – с больной-то головы. Так и скажите своему приятелю в милиции. Он способен, потому что тронутый. А Гришу… Григория Ивановича пусть не смеют подозревать! Он ни в чем не виноват. Он честнейший человек, рыцарь.

– Шипов никогда не был тем, кем вы его упорно зовете, Алиса Станиславовна, – Кравченко нагнулся и поднял бокал с травы. – Зачем вы так, а?

Она зло усмехнулась.

– Ненавижу его. Даже сейчас ненавижу. Щенок. Он всему причина. Он! Мы так жили, так чудесно жили все вместе. Марина была такая… – она закусила губу. – Мы были все одно целое, одна семья. А стоило появиться этому заморышу…

– Но ведь сначала появился Корсаков. А к Корсакову вы ведь так свою мачеху не ревнуете. Почему?

Она вздрогнула, точно ее хлестнули, и вдруг покраснела.

– Что вы… что ты еще плетешь? Кого это я ревную?

– Марина Ивановна вырастила вас с Петром. Признайтесь, вы очень любили ее?

– Я любила своего отца.

– А мачеху?

Щеки Новлянской залились краской еще гуще.

– Знаете, Алиса, – Кравченко провел пальцем по ее волосам. – Вы, если вас невзначай в милицию или в прокуратуру пригласят, не кричите там на всех углах, что вы убитого ненавидели.

– Они не посмеют меня ни в чем таком подозревать!

– Почему же?

– Потому что подозревать не в чем. – Она дерзко улыбнулась. – Так вы скажете своему милиционеру, что Димка – тронутый?

– А вы сами ему это сказать не желаете?

– Она же не мне – вам деньги платит, чтобы вы нашли ей того, кто зарезал кастрата.

– Он был не кастрат! И мне деньги не за доносы платят.

– А вы все же постарайтесь, проявите усердие. – Алиса легко поднялась на ноги. – А то я шепну Марине, что вы не желаете исполнять свои прямые обязанности. Да еще вон в постель меня пытаетесь затащить. Детектив!

Кравченко чуть не послал ее, но сдержался. Смотрел, как она идет к дому. И вдруг она круто повернула назад.

– Вадим, вы что… обиделись на меня?

Он встал – дама все же, нельзя быть невежливой скотиной.

– Обиделся, да? – Она виновато заглянула ему в лицо. – Ну, прости. Я не хотела, просто болтнула по глупости. У меня всегда так. Пит на меня постоянно орет, и Майка тоже. Язык мой – враг мой. А потому что хочется сказать правду, а получается, словно я со всеми намеренно собачусь.

Кравченко снова увидел ее пробор, полный перхоти, захотелось отпихнуть ее от себя и…

– Вот и тебя я тоже обидела. – Она взяла его за руку. – Горячая какая ладонь. И сам ты как пружина. – Она провела рукой по его плечу. – Вообще ты молодчина, по утрам вон бегаешь, я видела… Фигура у тебя что надо. Марина умеет выбирать себе мужиков. Нет-нет, не подумай, – она улыбнулась грустно. – Я не начинаю опять, как Пит скажет. Просто… что и говорить: умеет она это самое. И мужья у нее какие были, и секретарь, и любовник, и даже вот дете-ктив, – она снова погладила его – точно кошку, по-хозяйски. – А ты ведь найдешь ЕГО, я верю. От такого, как ты, никто не скроется. А хочешь, я тебе помогу?

– В чем? – Кравченко высвободил свою руку из ее влажной ладони.

– Хочешь, будем вместе искать убийцу? – Она все заглядывала ему в глаза. – Я ведь многое замечаю, я очень наблюдательная. А тут все с ума посходили. И словно гроза в доме собирается. И все боюсь чего-то… Ну хочешь, мы будем вместе с тобой в этом деле вот так? – Она сжала два пальца и продемонстрировала Кравченко.