Темный инстинкт

– Я спрашиваю: ты зачем здесь?!

– Меня попросили попытаться поговорить с ним.

– Нечего тебе с этой мразью разговаривать! Уходи отсюда, ну!

– Саша, как ты себя ведешь, опомнись, – Наталья Алексеевна заглянула в глаза оперу. – Ты… мы с тобой позже об этом поговорим. Успокойся, ну не переживай ты так. А сейчас…

– Наталья Алексеевна, идите сюда. – На площадке появились прокурор и начальник ОВД. Но Сидоров, не обращая на них внимания, схватил ее за руку и резко дернул к себе.

– Я знаю, как ты с ним разговаривать намереваешься. Как в тот раз, что ли? Хватит с меня твоих экспериментов. Не позволю! Не твое это дело. Я сам…

– Соизмеряй, пожалуйста, свою силу, – тихо попросила Наталья Алексеевна. – Мне больно, пусти. Ты сломаешь меня.

Сидоров отпустил ее.

– Я только попытаюсь установить с ним контакт, – Наталья Алексеевна дотронулась до его небритой щеки. – Это мой долг все-таки.

– А мой долг в чем? Мой?!

Кравченко, как и все, молча следивший за этим весьма эмоциональным диалогом, понял только то, что Сидоров беспокоится за даму своего сердца, и беспокоится потому, что почти уверен, ей одной непременно удастся…

«Чушь, не откроет ей Пустовалов дверь. Да что он, псих, что ли?»

А в квартире по-прежнему крушили мебель, визжал ребенок, голосила старуха.

– Юрий Петрович, выслушайте меня, пожалуйста, – голос Натальи Алексеевны от волнения чуть дребезжал, как надтреснутый колокольчик. – Вы совершенно правы: те таблетки и те уколы, которыми вас мучили в больнице, только вредили вашему здоровью и приближали ваш конец. Теперь это стало ясно. Вы были правы с самого начала. Вы слышите меня?

Звон разбитого стекла. Наталья Алексеевна дотронулась до двери.

– Юрий Петрович, вы были правы, а они ошиблись, потому что не захотели вас выслушать. Так? Теперь они тоже поняли свою ошибку и хотят помочь вам. Но я думаю, вы и сами себе в состоянии помочь. Ведь правда?

В квартире стало тихо. Даже ребенок умолк.

Палилов кивнул: вперед же выдвинулись трое дюжих оперов: готовность номер один. Сидоров пытался затесаться в их ряды, но присутствующий здесь начальник ОВД взмахом руки прогнал его.

– Извините, но, если он откроет дверь, войду туда только я одна. Это мое условие. – Наталья Алексеевна сверкнула очками. – И вообще, не мешайте мне пока, а? Юрий, – ее голос снова зазвенел, – вас действительно неправильно и плохо лечили в той больнице, даже диагноз установили неверный. Вы ведь совсем не тем больны, правда?

– Я умираю, – простонали-прошипели из-за двери.

«Оружие бы применили, рискнули б и в два счета кончили этот бардак, – досадовал Кравченко. – И кто им сказал, что в него нельзя стрелять: нет, видите ли, удавятся за параграф в инструкции своей. А сами ни хрена не могут. Ну тогда бы и рисковали, на то у них и работа…» – Он недодумал свою умную мысль и снова весь обратился в слух.

– Да, вы умираете, – скорбно согласилась Наталья Алексеевна. – Я это знаю. Мне очень жаль вас. Но что же делать? Но у вас еще достаточно времени, чтобы…

– Нет у меня времени!

– Есть, и вы это знаете. Хотя бы на то, чтобы рассказать о том способе лечения вашей болезни, который вы открыли. Вашем новом способе. Вы ведь много думали над этим, правда? Много размышляли, вам есть чем с нами поделиться?

– Я не знаю, как мое новое лекарство называется! Это не ваши… таблетки! Это эликсир.

– Конечно, это эликсир, а не таблетки, – мягко согласилась врач. – Я думаю, вы были совершенно правы, разработав этот эликсир. Если бы вы знали, как мне хочется узнать о нем поподробнее.

– Вы кто? Вы из этих? – за дверью повысили голос. – Я не верю никому из этих.

– Юрий Петрович, я журналист. Работаю над статьей о том, как несправедливо обошлись с вами. Мне хотелось бы поговорить. Я не прошу вас выходить, вы там в полной безопасности. Но… откройте дверь, и я войду сама.

– Попросите его освободить ребенка! – шепнул начальник ОВД.

– Малыш голодный, Юрий Петрович, вы ведь позволите мне принести ему еды? А впрочем, нет… он же маленький совсем, тут его мать, позвольте ей покормить его, отпустите маленького.

– Он все равно подохнет! Мы все подохнем! Какая разница – сытыми или голодными?!

– Ну хорошо, вы правы, – Наталья Алексеевна встала боком к двери. – Может, нам все-таки удастся поговорить? Я приду одна. Вы сразу закроете дверь. Вы ничем не рискуете, Юрий Петрович.

Стояла гробовая тишина. Потом завизжал ребенок.

– Если кто войдет за журналистом, я сломаю пацану шею, он у меня в руках, – донеслось из квартиры. И потом дверь тихо клацнула, приоткрылась. Наталья Алексеевна боком начала протискиваться в щель.

– Спокойно, Юрий Петрович, я одна. Только не сделайте малышу больно. Ой, а вы не…