граф де Рандан. Этому дому легко было претендовать на звание самого роскошного, ибо от Иссуара, неоднократно переходившего из рук в руки, мало что осталось; пятнадцать лет назад город был буквально стерт с лица земли.
В 1575 году город захватил яростный сторонник гугенотов, капитан Мерль; он превратил Иссуар в крепость и прочно обосновался в ней, чтобы удобнее было обирать горожан. Это продолжалось два года, до 20 мая 1577, когда герцог Анжуйский, вечно недовольный брат короля Генриха III, воспользовался отсутствием капитана Мерля и осадил Иссуар.
Зная грозную репутация этого человека, Иссуар доблестно защищался... однако Франсуа Анжуйский располагал мощной артиллерией, которой не имели осажденные. Он безжалостно обстреливал город до тех пор, пока Иссуар не сдался. Этот жалкий победитель, герцог Анжуйский, обрек город на разграбление и предал его огню...
Потом герцог, довольный делом рук своих, прежде чем покинуть почти до основания уничтоженный город, приказал установить на том месте, где располагалась главная площадь, панно с надписью: «Здесь был Иссуар...»
Город, однако, не умер окончательно. Его древняя овернская душа, неспособная признать себя побежденной и посейчас живущая в крепких телах сынов Оверни, была еще жива. Когда армия палача ушла, пустыри ожили, тишина зазвучала. Из еще дымящихся развалин, словно из разрытых могил, выбрались мужчины и женщины, которые смогли укрыться от врагов. Они лишились всего, но, стиснув зубы, еще хотели жить, и жить здесь!
Терпеливо, с огромным трудом, они («у одних не было известкового раствора, другие, как ласточки, пользовались глиной») вновь отстроили разрушенный город, начав со стен, что позднее позволили им выдержать немало осад – ведь в окрестных горах было немало застывшей лавы, сланца, гранита.
И вот этим городом, едва оправившимся после великих страданий, стал управлять недавний победитель.
Правление маркиза д'Алегра могло бы, наверное, стать мудрым и человечным, таким, каким его желал видеть король Генрих IV. Увы, с ним была Франсуаза, и маркиз, точно раб, во всем угождал этой перезрелой, но еще красивой женщине. Поэтому именем д'Алегра городом правила Франсуаза – и проявляла жестокость, эгоизм и глупость, которые скоро и приведут к катастрофе.
Чем старше становилась Франсуаза, тем отчаяннее делалось ее кокетство. Она требовала всего самого красивого, самого дорогого, самого редкостного. Ни одна принцесса не носила столь богатых украшений; в любое время дня на маркизе де Кёвр сверкало множество драгоценных камней; даже переплет ее молитвенника был усыпан бриллиантами.
Соответственно возросло и ее высокомерие; она, подобно злой королеве из волшебной сказки, каждое утро с тревогой всматривалась в зеркало, прежде чем приступить к бесчисленным ритуалам немыслимо сложного туалета. Дело в том, что разница в восемнадцать лет, которая была у нее с любовником, неотступно преследовала Франсуазу.
Старинный ордонанс, изданный еще во времена Капетингов и никем больше не исполнявшийся, запрещал простолюдинкам-горожанкам носить шелковые платья и украшения из драгоценных камней. Маркиза приказала извлечь на свет этот королевский указ, потребовав от любовника снова ввести его в силу. Страх Франсуазы перед тем, что ее сменит какая-нибудь хорошенькая девушка, был так велик, что на всех стенах в городе расклеили указ, грозивший жуткими наказаниями всем тем женщинам, которые окажутся совсем безрассудными и нарушат воскрешенный из забвения ордонанс. Право носить украшения закреплялось только за любовницей коменданта; отдельные девушки, проявившие достаточно смелости и пренебрегшие требованиями «старой шлюхи», подвергались публичной порке.
Украшения, что могли позволить себе женщины столь жестоко пострадавшего города, не шли ни в какое сравнение с теми, какие носили придворные дамы или даже простые парижанки. Тем не менее в Иссуаре маленький обрывок ленты грозил тюрьмой; самый невинный намек на кружева – кнутом.
Кроме того, маркиза де Кёвр раз и навсегда решила, что женщина, именем короля правящая городом, не должна платить свои долги. Все необходимое Франсуазе должно было поставляться бесплатно. Поэтому она беспрерывно заказывала товары, требуя, чтобы из Пюи, Клермона и даже из Парижа привозили все то, что могло польстить ее тщеславию или угодить ее дьявольскому кокетству. И, естественно, поставщики никогда и в глаза не видели денег за свои товары.
В майский день 1592 года депутация торговцев, которые регулярно поставляли съестные припасы к столу и вина для погреба коменданта, пришли в дом Шарье, чтобы добиться хотя бы начала выплаты долгов; они даже намекнули, что больше не дадут ни фунта съестного, если должники не внемлют их жалобам.
Просителям не повезло. Маркиза рассердилась; она кричала, неистовствовала и, поскольку торговцы настаивали на своем, натравила на них слуг, которые прогнали их палками. Из окон им кричали, что, если только торговцы посмеют явиться снова или приведут свою угрозу в исполнение, за ними придут и повесят. Если они попытаются бежать, то займутся их семьями.
Чаша терпения переполнилась. Против тирании, напоминавшей о варварских временах, созрел заговор. Снова пробудилась религиозная вражда. Протестанты начали тайно призывать к священной войне против «раскрашенной Иезавели», и на этот раз католики были с ними заодно. Перед угрозой, которую эта женщина представляла собой всем семьям города Иссуара, вполне естественно возникло единство, еще совсем недавно недостижимое. Необходимо было низвергнуть знатную куртизанку, которая осмелилась безнаказанно выставлять напоказ свое распутство и душить поборами народ. Необходимо было вместе с комендантшей прикончить и ее слишком безвольного любовника, так как жить друг без друга они не могли.
Заговор возглавил мясник Лирон, один из тех, кому они задолжали больше всего. И, разумеется, заговорщики заручились поддержкой одного слуги коменданта.
В ночь на 8 июня ведомая мясником группа людей, вооруженных топорами и ножами, подошла к черному ходу в дом Шарье. Дверь им открыли, и заговорщики проникли внутрь.
И тут с чудовищной быстротой разыгралась драма, хотя маркиз д'Алегр и его любовница обычно накрепко запирали дверь в свою спальню. Осведомленные слугой, хорошо знавшим об этой особенности, люди Лирона принесли с собой пороховые шашки, с помощью которых взорвали дверь: они увидели на постели голых любовников.
Увидев ворвавшихся в спальню убийц, д'Алегр схватил шпагу (она всегда лежала у него в изголовье) и хотел отбиваться, тогда как Франсуаза убежала и спряталась в комнатке служанки.
Но отважный комендант не мог справиться с разъяренной сворой. Под ее натиском он быстро обессилел и упал в лужу собственной крови; маркиза д'Алегра буквально изрубили на куски.
Лирон, убедившись, что маркиз мертв, обратился к своим людям:
– Пса мы добили! Теперь нам нужна сука!
Они легко нашли Франсуазу, которая забилась в угол между кроватью и стеной в комнатке служанки, и дрожала от страха всем телом. Она только успела вскрикнуть; одним ударом ножа Лирон перерезал ей горло. После этого люди мясника выбросили трупы из окна на площадь, где они и провалялись несколько дней...
Все было кончено. Прекрасная маркиза де Кёвр, Астрея, воспетая Ронсаром, погибла под ножом мясника, словно скотина на бойне. Однако уже два года ее дочь Габриэль держала Генриха IV в плену своей красоты, которая превосходила красоту матери. Кстати, красавица Габриэль даже не пыталась отомстить за мать: та уже давно ничуть ее не интересовала!
Прекрасная Габриэль (дочь)
Осень 1590 года началась для короля Генриха IV невесело. Жизнь для него осложнилась после 2 августа 1589 года, когда погибший под ножом монаха-фанатика Генрих III завещал ему великое католическое и крайне беспокойное королевство – Францию. Шла беспрерывная война против Лиги и ее вождей, сеньоров из Лотарингии. Иногда случались крупные победы, путь к которым, казалось, прокладывал белый султан беарнца, а иногда приходилось вести изнурительные осады; осаду упорно стоящего на стороне Лиги Парижа, под стенами которого Генрих потерпел неудачу.
Отступая к Кампьену в эти мрачные, дождливые дни Праздника Всех Святых, король Генрих, обычно жизнерадостный и бодрый, угрюмо размышлял о том, что жизнь утратила всякий смысл. Париж его отверг,
