– С тех пор, как в нем стали укрывать непокорных! – огрызнулся Мазарини. – Более того, у меня, вы сами можете в этом убедиться, есть разрешение его преосвященства епископа!
И герцог извлек из-за пояса камзола огромный пергамент, скрепленный громадной печатью из красного воска.
– Вот оно! – воскликнул он, размахивая разрешением перед носом настоятельницы. – Теперь, тетушка, позвольте мне войти или отдайте мне мою жену!
– Этому не бывать! Вы не войдете потому, что здесь хозяйка я, а я впускаю в монастырь только людей в здравом уме. Что касается вашей жены, то она вольна в своих решениях, но она желает остаться здесь. Следовательно, не надейтесь силой вырвать ее из монастыря!
С этими словами настоятельница повернулась и просто-напросто захлопнула дверь перед носом своего изумленного и рассерженного племянника. В монастыре она пришла к Гортензии и ее подруге, которые с понятным волнением ждали результатов этого свидания.
– Ну что? – спросила герцогиня.
– Я думаю, вы все слышали. Эта дверь не такая плотная! А теперь, чтобы вы совершенно успокоились, я передаю вам ключи от монастыря. Сегодня здесь распоряжаетесь вы: хотите – принимайте гостей, хотите – нет, делайте что угодно! Однако я хотела бы, чтобы вы переговорили с вашим мужем.
Герцогиня согласилась на это и взяла огромную связку ключей, которую ей подала настоятельница. Она слышала, как снаружи Арман яростно барабанит в двери, требуя аббатису, а потому решилась выглянуть в зарешеченное окошечко.
Увидев Гартензию, герцог сначала вылил на нее поток ругательств, потом заорал:
– Я не желаю вас видеть! Вы – опасная сумасшедшая и меня не интересуют ваши мысли! Я хочу видеть настоятельницу, мою тетку! Но вы не настоятельница, насколько мне известно.
– Вы ошибаетесь! На сегодня аббатиса я! – воскликнула Гортензия, показав супругу связку ключей. – И больше никого вы не увидите! Вы желаете говорить со мной спокойно или нет?
– Нет! Вы обязаны мне подчиняться! Я не буду спорить с непокорной супругой! Ступайте к дьяволу!
– Не путайте дьявола с господом богом! Здесь монастырь, друг мой, и монастырь приличный! Однако я не вижу препятствий к тому, если вы сами отправитесь туда, куда меня послали. Каждому свое!
И она захлопнула окошечко.
Понимая, что если он не предпримет штурм монастыря, то больше ничего не добьется, Мазарини в бешенстве удалился; спрятавшись за окном аббатства, Гортензия и Сидония с тревогой следили за ним.
– Он, должно быть, совсем не в себе, – вздохнула преследуемая супруга. – Но, увы, я слишком хорошо его знаю, и мы можем ожидать от него любой подлости. Завтра он может вернуться с более сильным отрядом и, наверное, даже с приказом короля!
– В таком случае надо предупредить вашу семью, попросить помощи, – предложила госпожа де Курсель.
Что немедленно и было сделано. На рассвете следующего дня к романским башням древнего монастыря решительным шагом подошла большая группа людей. Это были граф де Суассон и его жена Олимпия, герцог Бульонский и его жена Мария-Анна, которые вместе со всей своей дворней пришли на подмогу госпоже де Мазарини.
Увидев, как в рассветной утренней дымке к ним приближается чуть ли не целая армия, Гортензия и Сидония решили, что это с подкреплением возвращается Мазарини. Охваченные ужасом, они хотели спастись бегством и бросились в глубину сада, где в монастырской ограде была проделана дыра.
– Пройдем здесь, – предложила госпожа де Курсель, – а потом выберемся в поле.
Она пролезла легко. За ней последовала герцогиня, но Гортензия была намного полнее подруги и сразу застряла. Пришлось обращаться за помощью, и в этой жалкой позе ранние пришельцы застали госпожу де Мазарини, которая вопила и дергалась, как безумная. Они быстро вытащили Гортензию и очень смеялись над этим приключением. Потом, так как герцог де Мазарини все не появлялся, они разошлись по домам.
Кстати, для герцогини все складывалось довольно удачно. Едва поступив в монастырь, Гортензия подала в суд на своего супруга, требуя развода и обвиняя герцога в растрате общего имущества. Герцог и впрямь с легким сердцем разбазаривал огромное состояние дяди Джулио, одаривая более или менее крупными суммами каждого члена дорогого его сердцу Общества Святых Даров, для которого он стал своего рода благим Провидением.
Очень скоро парламент, рассмотрев дело, разрешил госпоже де Мазарини снова поселиться во дворце ее покойного дяди, тогда как герцогу резиденцией была определена его квартира во дворце Арсенал.
В декабре герцогиня с наслаждением вернулась во дворец Мазарини и на радостях сделала так, чтобы дорогая Сидония, которая стараниями Гортензии была вызволена из монастыря, поселилась вместе с ней. Две бывшие затворницы решили, что пришло время наслаждаться. Они бросились в вихрь балов, приемов, концертов и охот. Этих сумасбродок закружил истинный водоворот удовольствий. Подруг радостно встречали, ими восторгались, им льстили, и, захваченные этим новым счастьем, они забыли о простой осторожности. Сидония вновь обрела любимого Вильруа, Гортензия – преданного шевалье де Рогана, даже не вспоминая о том, что у них обеих есть законные мужья.
Эта жизнь, возможно, так и продолжалась бы, если бы двух ветрениц не рассорили обстоятельства. Имя «обстоятельству» было маркиз де Кавуа. С трогательным единодушием обе женщины без ума влюбились в него – и близкие подруги тотчас же стали смертельными врагами.
Для начала Сидония покинула дворец Мазарини и вернулась в супружеский дом. Маркиза де Курсель жена нисколько не интересовала, и он позволял Сидонии вести себя как угодно, только не вызывать скандалов. И неудивительно: ее связь с Вильруа была настолько скандальна, что маркиз прислушался к коварным наветам Лувуа и отправил свою неугомонную супругу в монастырь. К возвращению Сидонии он отнесся с большим хладнокровием, но без особой радости.
Впрочем, Гортензия и Сидония, хотя и рассорились, еще сохраняли видимость дружеских отношений. Однажды днем, в начале мая 1668 года, когда госпожа де Мазарини приехала в Отель Курсель навестить свою «дорогую подругу», она испытала двойное удивление, заметив во дворе карету маркиза де Кавуа и услышав от слуги, что госпожи маркизы нет дома. Она пришла в такую ярость, что тотчас потребовала встречи с маркизом де Курселем.
Маркиз принял эту красивую женщину чрезвычайно любезно, вел себя галантно, даже назойливо. Восхищенная Гортензия не без труда отбивалась от его настойчивых ухаживаний. При этом она так ловко обвела его вокруг пальца, что на рассказ о связи де Кавуа с его женой маркиз прореагировал довольно вяло. Наоборот, когда Гортензия расплакалась, уверяя господина де Курселя, что красавец де Кавуа подло бросил ее ради госпожи де Курсель, галантный маркиз загорелся.
– Я отомщу за вас, мадам, клянусь честью! Знайте, что отныне у вас нет более пылкого защитника, чем я.
– Ах, маркиз, – вздохнула Гортензия, протягивая ему обе руки, – нельзя выразить радость, какую испытывает бедная женщина, встретив мужчину ваших достоинств.
– Не пройдет и трех дней, клянусь вам, и Кавуя понесет заслуженное возмездие. Но в награду за это... могу ли я надеяться, что вы позволите мне оказывать вам более интимные услуги?
Гортензия ответила ему только вздохом и взглядом, таким долгим и томным, что возбужденный Курсель немедленно возымел самые обширные надежды. И, не задумываясь, вызвал маркиза де Кавуа на дуэль.
Дело вызвало большой шум, ибо остряки натешились над ним всласть. Эти господа обнажили шпаги 7 мая в четыре часа утра на пустыре, расположенном в Марэ, позади Отеля Тюренн, резиденции герцогини Бульонской, младшей из сестер Манчини. Пролития крови, несмотря на задор дуэлянтов, не произошло; наоборот, благодаря посредничеству графа де Суассона и герцога Бульонского противники помирились на поле брани. Это не помешало Людовику XIV, взбешенному скандалом и, кстати, исподтишка подстрекаемому герцогом де Мазарини и господами из Общества Святых Даров, отправить обоих дуэлянтов в тюрьму Консьержери, чтобы они там немного поостыли. Кавуа, к примеру, провел в заключении два года.
Вся тяжесть скандала обрушилась на Гортензию, которая в глазах парижского общества и двора была женщиной легкого поведения и интриганкой. На нее смотрели косо, а сплетни распространялись так быстро, что графиня де Суассон, Олимпия Манчини, сочла необходимым привести сестру к королю, чтобы снова все уладить. Она с улыбкой представила Гортензию Людовику XIV:
– Сир, я доставила вам эту преступницу, эту нехорошую женщину, о которой говорят так много
