дурного!
Увы, когда Гортензия склонилась в глубоком поклоне, король смерил ее ледяным взглядом.
– Я никогда не верил подобному вздору, – возразил Людовик XIV, но по его резкому тону все поняли, что герцогиня де Мазарини вовсе не пользуется благосклонностью короля.
Впрочем, Гортензия тоже не заблуждалась на сей счет, и на нее повеяло холодком опалы. С другой стороны, она знала, что теперь благодаря Обществу Святых Даров ее муж пользуется полным доверием парламента и что ее могут посадить под арест, заставив долгие годы провести в монастырском заточении. Положение, конечно, было не из веселых.
Она призвала на помощь дорогого шевалье де Рогана, который прилетел как на крыльях, но не утаил от Гортензии, что она попала в неприятное положение; после этого он погрузился в раздумья.
Через какое-то время молодая женщина перестала теребить кружева на платье и неуверенно посмотрела на своего неизменного любовника.
– Мне пришла одна мысль, – начала она.
– Какая?
– Надо бежать. Покинуть на время Францию. Я очень хотела бы поехать в Италию, к моей сестре Марии. Она и ее муж, коннетабль Колонна, люди в Риме очень влиятельные, а мой дядя, кардинал Манчини, мог бы помочь мне в борьбе с теми, кто упорно хочет заточить меня в монастырь.
– Вы не боитесь, что к вам станут относиться еще хуже? Женщина, которая бросает семью, детей... Ведь я не думаю, что вы решите взять их с собой!
– Конечно, нет. Им будет гораздо лучше с гувернанткой. В Италии я могла бы переждать, пока все уладится, а король вспомнит, что мой муж сумасшедший. Знаете, что он еще надумал? Иногда он принимает себя за тюльпан. Он усаживается в огромный цветочный горшок и требует, чтобы слуга его поливал...
Шевалье рассмеялся и опустился на колени перед прекрасной герцогиней, осыпав ее ручки поцелуями.
– Вы неотразимы, Гортензия! Разве можно перед вами устоять? И стоит ли удивляться, если мужчины рядом с вами сходят с ума? Вероятно, самое большое несчастье вашего мужа в том, что он любит вас.
– Надеюсь, и ваше? – спросила Гортензия, отнимая у шевалье свою руку. – Значит, это лишняя причина, поскольку уж я такая роковая женщина. Я скоро на это решусь, хотя эта поездка должна оставаться в тайне. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь?
– Разве я вам в чем-либо отказывал? Я позабочусь о вас, дорогая Гортензия. Поезжайте в Рим, если вам так хочется, но позвольте мне все продумать до мелочей. Я предоставлю вам лучших своих слуг. Тем самым... вы будете чаще думать обо мне, а как только скандал уляжется, я приеду к вам.
Радостная улыбка озарила прелестное лицо молодой женщины.
– Вот как сильна моя любовь к вам, мой милый шевалье! Я ведь полностью полагаюсь на вас.
Бегство Гортензии было тщательно подготовлено шевалье де Роганом и Филиппом Манчини, неизменно готовым помочь любимой сестре. Один из людей Филиппа, Пармийак, занялся определением маршрута, тогда как сам герцог приготовил удобную карету и собрал деньги. Роган прислал Гортензии своего самого верного слугу Нарцисса и своего конюшего Курбвиля, очень смышленого двадцатилетнего парня, которому шевалье полностью доверял. Они не решились открыться сестрам Гортензии – Олимпии и Марии-Анне, считая их ненадежными. Беглянке помогали без их ведома.
Вечером 13 июня, в день бегства, Гортензия согласилась поехать с Олимпией на ужин в Сен-Жермен. Разумеется, там она не появилась. Олимпия, обеспокоенная отсутствием сестры, уехала обратно в Париж, но по дороге встретила своего брата Филиппа...
– Где Гортензия? – спросила графиня де Суассон.
– Разве вы с ней не встретились?
– Нет.
– Должно быть, она поехала по другой дороге, потому что я видел, как она выехала раньше меня, – невозмутимо ответил Филипп.
Олимпия не уловила лукавства, таившегося в улыбке герцога Невэрского. Филипп Манчини лгал лишь наполовину: он прекрасно знал, что Гортензия уехала, правда, в Милан. В то время как Олимпия поспешно бросилась обратно в Сан-Жермен, думая найти там свою сестру, Гортензия и ее камеристка Нанон, переодетые в мужское платье, мчались в карете с гербами герцога Невэрского, пустившись в авантюру, которая должна была закончиться не скоро и последствия которой герцогиня не могла себе представить. Гортензия поставила на карту собственную репутацию, бросив четверых детей, но ее опьяняла свобода. К тому же из окошка кареты она видела молодого и очаровательного всадника, гарцевавшего рядом: малыш Курбвиль с изящно закрученными усиками, волновал герцогиню больше, чем она ожидала.
Когда Гортензия, не останавливаясь, проехала уже Барлё-Дюк, потом Нанси, герцог де Мазарини посреди ночи без всякого стеснения потребовал разбудить короля, словно Людовик XIV был простым комиссаром полиции. Герцога выставили за дверь, и он бросил в погоню за женой своих подручных, но безрезультатно. Благодаря рвению Курбвиля Гортензия намного обгоняла преследователей. И в Нанси – город принадлежал к владениям герцога Лотарингского – она была в безопасности. Отныне Гортензия могла ехать дальше более спокойно.
Все складывалось хорошо до приезда во Франш-Конте, где Гортензия, бегая в саду с Нанон, неудачно упала и ушибла колено. Колено раздулось, и в Швейцарию взбалмошная герцогиня де Мазарини въехала на носилках. Сначала она остановилась в Невшателе, потом в Альтдорфе, где перед тяжелым восхождением на перевал Сен-Готард провела несколько недель в постели. Швейцарская деревня, в которой родился Вильгельм Телль, жила строго; ее дома теснились вокруг квадратной башни на берегу озера Четырех Кантонов. Однако эта строгость нравов нисколько не касалась больной, поскольку молодой Курбвиль очаровывал ее все сильнее. Он умел чудесно массировать больное колено, и благодаря подобным заботам между герцогиней и конюшим вскоре установились совсем близкие отношения... Это сразу не понравилось слуге Нарциссу, приставленному шпионить за Гортензией по поручению своего господина, шевалье де Рогана.
Легко понять, что Нарцисс немедленно сообщил шевалье о неверности Гортензии. Шевалье де Роган в Париже громко выражал свое отчаяние, ставшее находкой для шансонье. Вскоре все знали, что прекрасная герцогиня очень приятно проводит время в объятиях красавца-конюшего.
Такие куплеты вполне могли довести до белого коления Армана де Мазарини, но несчастный не мог заставить шансонье замолчать и вернуть в лоно семьи беглую супругу. Он ограничился тем, что возбудил против Гортензии дело о разводе. Сутяжничество было излюбленной манией бывшего маркиза де Ла Мейере.
Тем временем Гортензия добралась до Италии.
Принц Колонна, коннетабль Неаполитанского королевства, сказочно богатый римский вельможа и супруг Марии Манчини, был терпелив и вежлив, но до определенной степени. Ему очень не понравилось обращение Гортензии с сестрой, выехавшей ее встречать на миланскуо дорогу. Мария, радуясь, что видит Гортензию, порывисто ее обняла. Разумеется, Гортензия с чисто итальянской пылкостью вернула ей поцелуй, но потом отпрянула, чтобы рассмотреть сестру. И неожиданно залилась злым, беспощадным смехом.
– Честное слово, вот уж не подумала бы, что Италия так далеко от Парижа! – воскликнула она. – Уже давным-давно у нас не носят таких длинных юбок и лент такого цвета. Провинциалка, живущая в глуши Оверни, знает о моде больше, чем ты, бедная моя Мария.
Принцесса Мария покраснела как маков цвет. Она горестно оглядела свое платье из темно-красного шелка и смутилась. С этой минуты коннетабль всей душой возненавидел свояченицу.
Коннетабль был человек суровый, ограниченный, но насчет жизни жены придерживался очень твердых убеждений.
– Мария одевается так, как одеваются у нас все благородные женщины, – возразил он. – И если мы не следуем парижской моде, то от этого не чувствуем себя несчастными.
