настольные часы Жермены, ограничился тем, что раздавил каблуком свои часы, прежде чем выбежать из салона и, кипя от бешенства, отправиться спать...
Спустя час обитатели замки были разбужены ужасными криками, которые то и дело сменялись не менее чудовищными стонами.
Тотчас распахнулись двери двух комнат, из которых в ночных рубахах и колпаках появились гости – Матьё де Монморанси и барон де Шатовьё, – с тревогой поглядывая друг на друга.
– Звуки слышатся из комнаты несчастного Констана, – заметил Монморанси. – Он, наверное, заболел.
– Заболел? – воскликнул барон. – Могу поклясться, что его убивают! Пойдемте!
Оба бросились в комнату Констана. Они нашли Бенжамена, корчившегося в муках агонии... или, по крайней мере, удачно притворившегося. Бедный, с потным лбом и раскрытым ртом, из которого извергались душераздирающие стенания, молодой человек, икая, бился на постели в конвульсиях.
– Несчастный! – вскричал Шатовьё. – Что вы наделали?
Дрожащей рукой умирающий показал на пустой пузырек, стоявший на ночном столике.
– Я умираю! Предупредите баронессу! Передайте ей... мое прощение!
Испуганные мужчины кинулись за помощью. Кстати, сбежались и слуги. Все суетились вокруг несчастного, тогда как Монморанси отправился, проявляя крайюю осторожность, предупредить владелицу замка, у которой сон явно был крепче, чем у всех остальных.
Вскоре простоволосая Жермена прибежала к больному, уже заливаясь слезами. В эффектном трагическом порыве она упала на тело того, кого считала умирающим.
– Несчастный! – простонала она. – Убить себя из-за часов!
Однако Бенжамен и не думал кончать с собой. Он принял только опиум, что не оправдывало ни этой драмы, ни этих ужасных криков. Доза была точно выверена, но достаточно сильна, чтобы сделать Бенжамена больным и привлечь посреди ночи к его изголовью перепуганную, расчувствовавшуюся Жермену. Какая женщина, даже выдающаяся, не почувствует себя польщенной тем, что мужчина хочет умереть ради нее? В самый разгар своих страхов Жермена поняла, что любит Бенжамена Констана, и решила вырвать его у смерти.
Констана заставили выпить молоко, обложили теплыми кирпичами, его растирали и давали ему нюхать соли. Естественно, Бенжамена спасли, и Жермена осталась у постели больного, дабы увериться, что «он не примется за свое». Потом, едва Констан встал на ноги, она окончательно решила вернуть Бенжамену вкус к жизни, немедленно став его любовницей! Кстати, Жермена сделала это совершенно открыто, на горе тогдашнему обладателю сего звания Матьё де Монморанси.
Конечно, у пылкой баронессы по-прежнему был муж. Прошло уже девять лет, как она стала женой барона де Сталя, и все эти годы барон смирялся со своей второстепенной ролью. Теперь это был спокойный человек, не терпевший суеты, которую обожала его блистательная супруга. Сталь поэтому и устранился из жизни жены: все знали, что он существует, но никто никогда его не видел и еще меньше о нем вспоминал!
Разумеется, в Коппе барон никогда не приезжал. Поэтому воспоминание о муже ничуть не мешало новым любовникам неистово обожать друг друга в течение четырех месяцев и на четырнадцать лет устроить себе абсолютно адскую жизнь!
Ибо они после четырехмесячного медового месяца решили уехать от слишком спокойной весны на берегах озера Леман, чтобы броситься в самую гущу жизни, более страстной и более достойной этой пары гениальных людей. К тому же Бенжамен теперь сгорал от желания играть роль в новой французской политике. Он чувствовал в себе душу государственного деятеля, и восторженная Жермена преисполнилась решимости использовать все свое влияние на благо возлюбленного, ибо она верила, что отныне и навсегда обладает неотъемлемыми правами на сердце и преданность любовника.
Увы, именно преданность не была сильной чертой Бенжамена. Он принадлежал к числу тех мужчин, которые пылают страстью, вздыхают, проливают слезы, приходят в ярость и совершают безумные поступки до тех пор, пока не падет осаждаемая ими крепость. Когда же город взят, они постепенно утрачивают к нему интерес, развертывая свои батареи в сторону новой цели.
Историк политеизма, разумеется, продолжал любить свою великую подругу, но, приехав в Париж, стал заглядываться и на других женщин. И лишь одному богу известно, сколько соблазнов таила в себе эпоха агонии Революции!
Соответственно соблазнам были и ссоры между любовниками; их отличала та особенность, что почти всегда они происходили на людях – оба бойца неизменно оказывались более блестящими, если могли выражать свои мнения перед изысканным обществом. Так, например, прекрасная госпожа Рекамье не раз становилась насмешливым свидетелем гомерических схваток, которые могли длиться часами, столько сил и вдохновения вкладывали в них воюющие стороны. Правда, после этого они с не меньшим пылом мирились и падали друг другу в объятия, тогда как общество, уставшее гораздо больше ссорящихся, отправлялось на вполне заслуженный отдых.
Эта неистовая, то бурная, то спокойная любовь принесла свой ощутимый, живой плод: девочку, которая родилась в Коппе в июне 1796 года, хотя ее появление на свет не вызвало ни малейшего скандала. То, что девочка была ужасно похожа на Бенжамена, ничуть не помешало барону де Сталю, неизменно благожелательному, благородно признать себя отцом ребенка.
Рождение этого дитяти усилило властности у Жермены. Отец дочери был для нее рабом, и речи не могло быть о том, чтобы ему удалось вырваться из-под власти матери. Кстати, стараниями Жермены Бенжамен был назначен членом Трибуната,[24] и его политическая карьера началась весьма удачно.
К сожалению, карьера Констана на этом и закончилась, ибо на вполне определенные предложения, сделанные ему Первым консулом, наш оратор, встав в позу древнеримского сенатора, ответил отказом, что сильно обидело Бонапарта. Больше таких предложений не последовало, тем более что Жермена стала певцом либерализма и, провозглашая повсюду свои идеи, быстро сделалась невыносимой для тогдашнего властителя, приказавшего учредить за ней слежку.
Баронессу де Сталь это почти не беспокоило, потому что она тоже была озабочена слежкой за Бенжаменом; он непозволительно много увлекался женщинами.
Бывший самоубийца из замка Коппе и вправду завязал сразу две сердечные интриги. Одну – с очаровательной красавицей Жюли Тальма, женой знаменитого трагика, другую – с пылкой ирландкой Анной Линдсей. В это время сцены ревности достигли ни с чем не сравнимых высот; если Жюли Тальма, по характеру мягкая и спокойная, не усматривала никакого неудобства в том, чтобы делить любовника с Жерменой, руководствуясь великим мольеровским принципом – нет ничего зазорного в том, чтобы делиться с Юпитером, – то Жермена видела в этом сплошные неудобства. Со своей стороны, прекрасная Анна тоже отказывалась делить Констана с кем бы то ни было, пусть даже с гениальной женщиной! Она хотела безраздельно царить в его сердце!
Поэтому несчастный, раздираемый на части Бенжамен навел определенный порядок в своей жизни, порвав отношения с пылкой ирландкой и полагая, что в жизни мужчины вполне достаточно одной энергичной женщины. Счастливая Жермена считала, что одержала победу, тогда как Бенжамен просто устал.
Причем не только он. Бонапарту до смерти надоели вечные вопли «великолепной», но надоедливой женщины, чей роман «Дельфина», опубликованный в 1802 году, стал скандальной сенсацией. Кроме того, в том же 1802 году ушел из жизни такой сговорчивый барон де Сталь, который умер так же незаметно, как и жил. В 1803 году Бонапарт, решивший любой ценой добиться спокойствия, попросту изгнал госпожу де Сталь из Франции. Она отправилась странствовать, но, естественно, не одна. Бенжамену тоже пришлось укладывать чемоданы.
Их видели в Пруссии, в Италии (в эту страну Жермена влюбилась без памяти), в Испании, где Бенжамен едва не погиб из-за любви к прекрасной испанке, и в других странах Европы. Повсюду Жермена старалась опорочить своего заклятого врага и будущего императора, ведя за собственной триумфальной колесницей бедного Бенжамена, своего недовольного и все более строптивого пленника.
К счастью для Констана, знаменитый Неккер, отец Жермены, вознамерился в 1804 году покинуть бренный мир, и любовникам пришлось вернуться в Коппе.
