Наемница опустила сына на земляной пол, зло усмехнулась и подняла арбалет, целясь в потолок.
Ударившийся в панику противник попытался остановить ее отчаянным, безумным ходом: объединил два родных лица в одно. Может, хоть это растрогает женщину, заставит опустить оружие?
Аранша нервно расхохоталась при виде своей матушки с окладистой рыжей бородой и спустила курок. Короткая стрела легко прошила сплетенные ветви и оборвала морок.
Милчи и Рамчи, дико завывая, ползали в ногах у наемников, рвали седые волосы, умоляли о пощаде.
Аранша, не обращая внимания на причитания, слово за словом выжимала из пленниц правду, восстанавливала всю историю с самого начала. С того, как три года назад две старухи-нищенки, сбившись с дороги и заплутав в лесу, набрели на брошенную кем-то хибару и решили пожить там немного на грибах да на ягодах. Хибара была такой же пустой, как сейчас. И так же стоял в углу сундук без крышки, невесть как угодивший в лесную лачугу.
— Теперь-то он не пустой, — угрюмо вмешался в допрос один из наемников. — И мужские тряпки, и женские.
— По шву распороты, чтоб с тела стаскивать сподручнее! — подхватил его приятель. — Ты, Аранша, не поверишь: даже детская игрушка есть!
— Поверю, — хмуро сказала Аранша, прижимая к себе сына. — Шпарьте дальше, раскрасавицы!
«Раскрасавицы» взахлеб, с рыданиями поведали, как по воле злой судьбы именно тогда в этих краях появилась тварюшка из Подгорного Мира. Хищная, между прочим, тварюшка. Кровь пить любила. Совсем слабый хищничек: ни когтей, ни клыков, ни умения догонять жертву. Зато морок умел наводить — просто слов нет! Вот только ему надо, чтоб добыча была совсем рядом. Чужак подыхал с голоду, когда на него наткнулись сестры-нищенки. Конечно, он бы и их заморочил и выпил кровь, но ослаб, сила не та.
И пронырливые старухи ухитрились с ним договориться…
В кровь раздирая ногтями желтые щеки и вялые груди, Милчи и Рамчи клялись, что сначала и не думали о разбое. И если ловили силками белок и зайцев для упыря, то потому, что уж очень сладкие видения наводил глазастый кровопийца.
Каково это для дряхлой побирушки — стать роскошной танцовщицей-куртизанкой, пляшущей на пиру для знатных любовников? Или девочкой, что гуляет с мамой по берегу пруда и кормит лебедей? Или королевой во дворце?
Может, смешон и нелеп был этот дворец, созданный воображением старых нищенок. Но для них он был светлым чудом, за которое чужие жизни — недорогая цена. Приходит упырь в силушку? Требует все больше крови? Да на доброе здоровьице! Достанем! Ах, человечья слаще всего? Расстараемся — будет человечья!
— Ну, вот что! — распорядилась наконец Аранша. — Ты, ты и ты, — кивнула она на троих наемников, — берите госпожу и Дената, поезжайте вниз по ручью. Найдите место для стоянки, разведите костер. Мы вас позже догоним. Незачем госпоже видеть, что здесь будет. И ты, поросенок рыжий, только посмей сюда вернуться!
Денат обиженно засопел. Он и сам не хотел возвращаться в это нехорошее место.
Эту ночь отряд Аранши провел под открытым небом.
Денат долго не мог уснуть, капризничал до тех пор, пока Арлина не догадалась дать ему поиграть с шишкой — подарком лесовика. Так, с шишкой в кулачке, малыш и задремал.
Взрослые молча глядели в огонь. И старались не поднимать глаза туда, где над верхушками деревьев еще взлетали к небу искры от другого, почти догоревшего костра.
27
Мирная ночь гладила мягкой теплой лапой спящих моряков, навевая сны о детстве, о доме, об оставленных где-то далеко матерях.
Новый капитан «Белопенного» не спал, размышляя о неожиданном повороте своей капризной судьбы. Даже на его черную душу снизошло умиротворение. Сарх не вспоминал о своем мертвом боге, не измышлял небывалые пытки для врагов. Просто подставлял длинное смуглое лицо ветерку, задумчиво улыбался и напевал песенку родного племени джахак — долгую, тягучую и размеренную, как ход каравана по пустыне.
Луна улыбалась ему в ответ. Не было ничего, кроме ветра, моря, ночи. Казалось, что блаженная безмятежность никогда и никем не будет нарушена.
И в этот сонный покой, в это мерное гудение ветра в снастях, в этот ровный шум воды под днищем корабля вплелось легкое-легкое поскрипывание крышки трюмного люка.
Люк открылся почти беззвучно, потому что снизу крышку бережно придерживали две сильные руки. Две крепкие, когтистые, покрытые жесткой серой шерстью… нет, не руки, а лапы. С обрывками веревок на запястьях.
— Караул! Спасайся, парни! Смерть наша пришла!!
— Да все уже, все! Как пришла, так и ушла! Спускайся с салинга, идиот, и кончай вопить!
— Пропали наши головы, растуды их в пучину и вперехлест тройным узлом! Не было такого уговору, чтоб чудища по палубе шлялись!
— Это же демоны морские! За человечиной пришли, клянусь родным причалом!
— Кто? Демоны?! Да чтоб мной акула подавилась! Конец «Белопенному»!
— Все за борт!!!
— Как — за борт?! Я те дам «за борт»! Убью своими руками! Боцман, чего панику на палубе допустил?.. Эй, боцман!.. Кто-нибудь видел боцмана?
— Да вон же, капитан, вон он! Наверху! Как раз он с салинга и орет!
— Помогите! У меня нога застряла! Вытащите меня, ради всех богов!
— Кто-нибудь, вытащите этого дурака!
— Спаси Безликие! Разыскала нас Серая Старуха!
— Какая старуха, чтоб тебя осьминог поимел?! Не было никакой старухи! Демоны были!
— Хватит про демонов, придурок! Ты не демонов, ты меня бояться должен! Здесь я капитан, а не демоны твои драные!
— О-о-о, гратхэ грау дха, Кхархи! О-о-о, гасти лархи рас!
— Варрах, ты-то хоть пасть захлопни, траста гэрр!.. Так, все заткнулись! Я сказал — заткнулись!!! Кто хайло раззявит — язык отрежу! А этот сопляк чего об палубу колотится?
— Да в истерике бьется.
— Сунь башкой в бочку с водой — враз отойдет!
В истерике бился тощий белобрысый юнга. Да и как ему было не трястись! Именно этот парнишка ближе всех столкнулся со смертью. Заглянул ей в зрачки. И спас, сам того не зная, весь экипаж «Белопенного».
Нет, сначала и опасности-то не было. Нургидан думал об одном: добраться до шлюпки, тихо спустить ее на воду… И плевать, что земля неизвестно где, а в шлюпке ни воды, ни еды. Сдохнет, так хоть не пленником.
Но рулевой поднял шум. Расшумишься, увидев в лунном свете такое чудище! Матросы, не ожидавшие
