— Я тоже не понимаю. Как это? Без старшего?
— Да, так, — кивнул Медведев. — Без командира взвода, без инструктора. Мы и хотим проверить автономность взвода. Как они одни справятся.
— Но утром, на инструктаже… — начал было Михалыч.
— Я вам не все сказал, — закруглил дискуссию Медведев. — А только то, что имел право сказать. Взвод летит, Аверьянов остается. В том-то и соль! …Далее. Отправка в район учений — завтра утром. Район операции — под Хабаровском… Переброска будет осуществлена…
— Самолетом, — кивнул Аверьянов. — Если на Дальний Восток. Это понятно.
— Переброска будет осуществлена новейшим секретным… экспериментальным транспортным средством, — раздельно и весомо произнес полковник. — А лично вам, Аверьянов, следует немедленно укомплектовать свой взвод на все случаи жизни.
— Характер задания? — спросил Аверьянов.
— На все случаи жизни, — раздельно и весомо повторил Михалыч.
Контейнер, стоящий посреди ангара, шагов с двадцати потрясал высокой культурой и качеством обработки поверхности. Равномерно-матовая серебристая обшивка предмета столь внушительных габаритов заставляла уважать умелых его создателей.
Не доходя до входа-люка контейнера, огромного, от самого низа до верха, Медведев молча протянул Михалычу пластиковую карточку-пропуск и пригласил жестом заглянуть внутрь, осмотреть контейнер.
«Скорее, это какое-то устройство, чем просто емкость», — мелькнуло в голове Аверьянова.
Действительно, этот «железнодорожный товарный вагон» был не совсем обычного вида, — стоило начать приближаться к нему, как контейнер начинал округляться, плавно деформироваться, превращаясь прямо на глазах в огромное яйцо, покрытое странным материалом, на вид похожим на серебристый бархат, но идеально гладким на ощупь — как полированный, чуть маслянистый, теплый металл.
«Металл, а на ощупь теплый, — подумал Аверьянов, прикасаясь к корпусу контейнера. — Как рука — тридцать шесть и шесть. Значит, он абсолютно не теплопроводен. И то, что кажется металлом, вовсе не металл. Скорей всего, какой-то пластик, керамика… мягкий! …А может, и органика…»
Михалыч провел карточкой по щели считывателя, но дверь контейнера не открылась.
— Это же с чипом карточка, товарищ полковник, — забрав у Михалыча карточку, Аверьянов показал металлические контакты на ее конце.
— Ну и что? — не врубился Михалыч.
— А то, что считыватель работает либо с магнитными слоем, либо с оптикой, штрих-кодами…
Приглядевшись к корпусу контейнера, Николай обнаружил щель — довольно далеко, кстати, от входа в контейнер, вставил в нее пропуск — разъемом вперед… Люк тут же пополз, открывая вход. Внутри контейнера в тот же момент включилось мягкое, какое-то рассеянное освещение.
Пораженный открывшимся зрелищем, Михалыч не обратил внимание на то, что Аверьянов сунул ему в руку телефонную карточку, вместо того чтобы вернуть карточку-пропуск. Пропуск Аверьянов, как бы машинально, спрятал в карман. На это не обратил внимания и Медведев, внимание которого было сосредоточено на ошалевшем от удивления лице полковника Бокова.
Внутри контейнер напоминал обычный десантный самолет — скамейки вдоль стен, в конце помещения аккуратно сложенный обычный комплект экспедиционного снаряжения: личное оружие — портативные пистолет-пулеметы с глушителями, тяжелые автоматы с под-ствольными гранатометами, крупнокалиберный пулемет, ручная роторная пушка, наплечный гранатомет, зенитная переносная «Стрелка», ранцевый огнемет, ящики гранат — ручных и для гранатомета, боеприпасы, НЗ, ЗИП, аптечка, комплект пожаротушения, — словом, ничего экстраординарного…
— Все как всегда, — кивнул Аверьянов, не спеша и пристально оглядев груз.
— Что нужно добавить? — спросил Медведев.
— Гитару.
— А это зачем? — поморщился Медведев. — Патронов взяли бы еще пару ящиков.
— Обычно дело не в патронах, а в голове, — возразил Аверьянов. — А что касается гитары, так ведь не всегда же в районе действий рояль в кустах окажется!
— Он прав, — кивнул Михалыч. — Поднять дух — не лишнее.
— Вес, объем. Лимитировано, — напомнил Медведев. — Но тонн пятнадцать и кубометров сто — сто двадцать у вас есть.
— Главное, чтобы задание было выполнено! — ввернул Михалыч.
— Ну это пусть лейтенант Самохин решает. Ему лететь, а не мне, — заметил Аверьянов. — У меня вопрос один, простой, как кочерга, — финансово-экономический. Кому это все принадлежит? Кто за все это будет платить в случае утраты или гибели имущества? И последнее: вот эти пятнадцать тонн и эти сто—сто двадцать кубов: Самохин-то наберет, а кто платить по его счетам будет?
— Отвечу ясно, но уклончиво: все, что есть, можно бить, расходовать и утрачивать. Главное — чтобы задание было выполнено. Ущерб не взыскивается. Далее, что касается трех тонн, то список требуемого пусть ваш Самохин представит мне. Бриллиант «Шах» я ему не подпишу, разумеется. А все, что нужно, — если он сможет объяснить убедительно, зачем это может ему понадобиться, — подпишу, невзирая на сумму.
— Во как! — Аверьянов даже присвистнул от радостного удивления. — Ну, мы это проверим. Через три часа, в пятнадцать ноль-ноль. Идет?
— И это все, что ты написал? — хмыкнул Аверьянов двумя часами позже, пробежав глазами список Самохина. — А что не хватает? — Ты вот что еще напиши. Пусть этот Медведев добудет всему взводу, то есть каждому бойцу взвода, небольшой комплект купюр — иностранных денег. Пиши: американских долларов… в скобочках — долларов США… пятьдесят стодолларовых бумажек… Общим количеством — пять тысяч на нос…
— Э… ме… а… — растерялся Самохин. — Да как ты это мотивируешь?
— Спроста. Приказано укомплектоваться на все случаи жизни. А плен и заключение — это случай из жизни… И смерть на задании — случай из жизни. …Если бы я с вами шел, я бы подумал, что тысячу баксов в кармане лучше иметь: где-то убьешь, а где-то подкупишь…
— Это правильно. Но…
— И второе. Вы улетите, а семьи тут останутся… Должен ты знать, идя на задание, что твои родные и близкие…
— Провожают тебя со слезами радости в глазах…
— Циник. Родные остаются и живут, не думая, не гадая, соблаговолит ли округ выдать твою зарплату в срок или нет? …А если ты спокоен за семью, ты думаешь только о поставленной задаче.
— Да, это верно. Но…
— Верно — «но»… Давай напишем десять тысяч!
— Да я не то хотел сказать, совсем наоборот!
— Наоборот?
— Это же алчность!
— Ничуть! Алчность — это тот самый припадок, который был у тебя утром. Ты принял желаемое за действительное. А я говорю тебе сейчас — попытайся сделать желаемое действительным. Это — активная позиция.
— Я всегда думал, что алчность — это та же жадность…
— Какая ж тут жадность? Урвать предлагаю я, а бабки получите вы. Я же остаюсь, забыл?
— Ага.
— Теперь дальше. Ничего в твоем списке не вижу я праздничного. Пиши: водки — пять ящиков, пива — от пуза, хорошие вина, ликеры, наливки… Закуска… Ну, которая хранится без холодильника… Тут с ребятами посоветуйся, еще час времени есть…
— Это сроду не подпишут.
— А ты объясни, что успешно выполненное задание — всегда праздник, — поучительно пояснил Аверьянов. — Это раз. Представительские, презентационные необходимы — это два. Кто знает, сколько раз
