— Ну, виновата, прости! — легко признала Юля. — Не умею пить — моя беда. Слушай, я заскочу за тобой — в пять, да?
— Ты понимаешь…
— Буду ждать против входа, чао! — И она положила трубку.
«Чао-чао», растерянно повторил Вадим. Можешь теперь мямлить до посинения — кто тебя услышит?
Изящный «бегунок» поджидал его в условленном месте. Украдкой оглядевшись, Вадим опустился на переднее кресло, рядом с прелестным водителем. На этот раз Юля облачилась в ситцевый сарафан на бретельках и нарядные босоножки, столь же воздушные. На заднем сиденье обнаружился худощавый юноша с тонким печальным лицом.
— Это Гарик, мой приятель, — представила его Юля. — Точнее, родственник какой-то там дальний. Похож, верно? — Она рванула машину с места. — Знаешь, куда тебя везу?
— В «корыто»? — предположил Вадим. — Или на «полигон»?
Гарик содрогнулся, девочка расхохоталась:
— Нет, чуть подальше. Только молчок, ясно?.. Хотя чего это я! Мы ведь старые конспираторы, верно? — И она подмигнула Вадиму в зеркальце.
«Ну и кретины эти жрецы! — сердито подумал он. — Принимают кого ни попадя!.. Хотя на эту стрекозу и я бы купился или куплюсь. Или уже. Старым становлюсь: на молоденьких потянуло».
— А везу я тебя к воображенцам, — продолжала Юля. — Слыхал про таких?
— Это которые задаются? — притворился Вадим. — В смысле — воображалы?
Гарик вспыхнул, как лампочка. Оглянувшись на него, Юля фыркнула:
— Обиделся, смотри!.. Мальчик, а ты при чем? Накарябал пару баек — и туда ж!
— Юлия, прекрати! — негодуя, потребовал Гарик. — Это совершенно никого не касается.
Девушка махнула на него рукой и объяснила Вадиму:
— А воображенцы, мил друг, отличаются от прочих патологически развитым воображением, от коего слова и происходит название. И ладно бы они воображали только внутри, так они еще норовят других осчастливить — верно, Гарик? И фантазируют, я тебе скажу, без удержу!
— На какие темы?
— А на всякие — запретные в том числе, если тебя это волнует. Куда идем, что с нами будет, а чему и не бывать никогда, но почему не поиграть… Интересно?
— Как тебе сказать… Безумно!
— Вот! Я знала, чем искупить. — Она хихикнула: —Гарик, лапуля, не хмурься так грозно, у нас с ним свои счеты… Подфартило же мне с родственником!
Юля лихо вывернула из-под надвигающегося грузовика — у Вадима екнуло сердце. Чуть слышно чертыхнувшись, он пристегнулся ремнем к спинке.
— Встречаются воображенцы раз в месяц, — продолжала Юля как ни в чем не бывало. — Ну, общаются там, рукописями обмениваются — с-сочинители! Потом треплют друг друга — да так, что клочья летят… Потеха!
— Как ты вышла на них — через Гарика?
— Проницательный мой! — Юля чмокнула его в ухо, машина вильнула. — Только не убивай их сразу, любимый, — у них по женской части напряженка, потому вьются вокруг меня точно мухи. — Запрокинув голову, девушка залилась беспечным смехом, едва не врезавшись в бордюр. — Вадик, вот ты все знаешь — отчего, если дама пишет, на нее посмотреть страшно?
— Ну, не на всех, — возразил он. — Далеко не на всех. А потом, ты путаешь причину со следствием: как раз пишут оттого, что некрасивы. Или несчастливы. Каждый утверждается как может… Далеко еще?
— Не очень. А что?
— Ну-ка тормозни.
— Зачем еще? — Однако послушалась, круто вильнула к бордюру. Машина встала, едва не клюнув носом в землю.
— Махнемся, — предложил Вадим. — Ты сегодня не в форме.
— А ты умеешь? Не то кэ-эк гробанемся!..
— Не волнуйся, я свою жизнь ценю. А заодно сохраню ваши.
— Спаситель! Я в тебя сразу поверила.
Без лишних церемоний Юля перебралась через него в соседнее кресло и объявила:
— Нет, вчера я все-таки перебрала!..
— А то я не знаю, — проворчал Вадим, пуская машину. — Куда ехать-то?
Против опасений, с управлением справился легко, хотя практиковался давно и, уж конечно, не на таких конфетках. Без дальнейших приключений они добрались до места, каковым оказался раскидистый старый дом, давно брошенный, с заколоченными окнами и осыпающейся штукатуркой. Однако расположен он был удобно: на пересечении нескольких миграционных маршрутов — то есть в достаточно людном месте.
— Забавно, — пробормотал Вадим.
— Чего? — сейчас же вскинулась Юля.
— Когда-то здесь помещался Союз Писателей, — объяснил он. — Бедные воображенцы — тень сего монстра преследует их поныне. Или им самим любо топтаться на трупе врага?
Выбрав местечко поукромней, Вадим притулил там «бегунок». (Хотя уже знал, что Юлька бросает машину, где попало: а чего жалеть — не свое же?) Затем все трое сквозь прореху в ограде пробрались к укрытому за кустами подвальному входу и пыльными темными переходами, подсвечивая себе фонариками, проникли в сумеречные помещения оставленного здания. А там промахнуться было бы трудно, так как из распахнутых дверей бывшего актового зала доносился оживленный гул.
Конечно, Юля первой впорхнула на порог, эффектно помахав сразу всем тонкой загорелой рукой, — и приветствовали девочку с энтузиазмом. Но когда за ее спиной вырос Вадим, энтузиазм заметно спал, а от эстрады к нему протянулось с пяток настороженных, прощупывающих взглядов. Пришлось сначала пообщаться со здешними заправилами.
Юленька поручилась за новичка со всем пылом непорочной юности, поклялась, что знает его с рождения (своего, естественно), что он носил ее на руках и до сих пор носит, хотя реже. В общем, Вадим по себе знал, что отказать ей трудно, и забавно было наблюдать, как эти неглупые, в общем, ребята — некоторые уже с брюшком либо с лысиной — распускали перед пигалицей хвосты. Конечно, Юльке это нравилось, но под прикрытием Вадимовых массивов ей наверняка было спокойнее — может, затем его сюда и позвали. Зато остальных его присутствие устраивало меньше, и Вадима всего искололи недовольными взглядами. Однако прямых наездов не случилось: грубая сила котировалась в любой компании, даже высоколобой.
А публика в зале собралась пестрая, как по виду, так и по занятиям. Профессиональных сочинителей не наблюдалось (и что им тут делать?), зато прочие слои были представлены неплохо. Конечно, больше присутствовало спецов самых разных профессий, но хватало и трудяг. Даже парочка блюстителей забрела, что вовсе странно. Впрочем, различать воображенцев по кастам оказалось не просто. Кастовые признаки в них едва проступали, словно сюда попадали только бракованные экземпляры. Как будто здесь подвернулась одна из отмелей, огибаемая потоком, на которую тот сбрасывал случайный мусор и накопившуюся пену. Даже в нарядах или прическах воображенцы позволяли себе лишнее, словно щеголяя друг перед другом свободомыслием, — не говоря о поведении. Пожалуй, они вполне могли бы выделиться в особую касту, дай им волю. Однако воли воображенцам как раз не давали, а наоборот, всяко подавляли. И кое-кого из них это даже устраивало. Еще неизвестно, как повернутся дела, когда «таланты и поклонники» наконец встретятся лицом к лицу, — многие ли будут востребованы? И на кого обижаться тогда?
Зато у воображенцев уже появились свои, пока не канонизированные, мученики. К примеру, одного из них, нервного позерствующего субъекта, куда-то там вызывали и о чем-то таком спрашивали. Вадим так и не понял, в чем, собственно, заключался героизм субъекта, однако гордился тот до сих пор, словно прошел через эшафот или, по меньшей мере, пытки.
