Двух-трех воображенцев Вадим помнил еще по студии при тогдашнем СП, а с одним, Тигрием Низинцевым, был знаком довольно неплохо, в прежние времена натыкаясь на него почти на всех литературных тусовках, где бы они ни собирались, либо в гостях у приятелей-литераторов — Тигрий обладал почти сверхъестественной вездесущностью и, казалось, мог пребывать в нескольких местах сразу. Не виделись они с самого Отделения, и теперь Низинцев еще полысел и располнел, вполне реализовав задатки, подаваемые смолоду. Вообще же в последние годы Вадим от этой публики отдалился, и потому, наверно, Тигрий лишь прохладно кивнул ему, даже не попытавшись, как раньше, обменяться новостями.
— Прошу внимания! — наконец произнес председатель, крупный флегматичный парень с русой шевелюрой, и гул стал стихать. — Все, наговорились?.. Тогда начинаем. — Он помолчал, задумчиво озирая рассаживающихся семинаристов. Сложением и повадками председатель до изумления походил на системщика Гогу, только здешнего, славянского разлива. — Итак, все здесь… или почти все, — он задержал взгляд на Вадиме, — обладают качеством, предосудительным в нашем обществе, то есть фантазией. У кого больше, у кого меньше не суть важно. К сожалению, в широких массах наметилась тенденция к утрате этого свойства. Подавляющее большинство уже не способно заглядывать в будущее дальше нескольких дней, а многие и вовсе живут сегодняшним. Положение катастрофическое, без преувеличения, и главная беда, что именно однодневки устраивают режим более других, а потому получают максимальное благоприятствование. Соответственно мы на другом краю. К счастью, у власть предержащих пока не хватает фантазии осознать, что одно из главных препятствий на пути к абсолюту — как раз фантазеры. И на этом противоречии, собственно говоря, мы паразитируем. Но если кто-то подскажет им и убедит? Наша группа существует не первый год, и пока мы больше играли в конспирацию, а немногие синяки, кои нам перепадали, — председатель кольнул «мученика» насмешливым взглядом, — если честно, и неприятностями назвать нельзя. Мы очень мило проводили здесь время, мило общались, всячески имитировали деятельность — а что на выходе? Мы создали закрытый от прочего мира клуб, и что делается вне этих стен, нас не волнует. Хотя, казалось бы, кому как не нам понимать, куда это ведет?
Председатель помолчал, разглядывая собратьев: некоторые были смущены, однако не слишком многие, — и добавил обыденно:
— Засим предлагаю перейти к обсуждению. Нет возражений?
— Минуточку! — подскочил с места субъект-мученик. — Сперва хотелось бы кое-что выяснить. — Он повернулся и уперся взглядом в Вадима: — Вот вы, собственно, кто? Да-да, вы!
«Псих!» — явственно буркнула Юля и показала субъекту язык. Для уверенности Вадим оглянулся, но вперились именно в него. Указующего перста не хватало.
— Собственно, я? — переспросил он, ощущая себя неуютно в перекрестии многих взглядов.
— Ну да! Кто вы? Почему здесь? — Нехотя Вадим поднялся, огляделся. Все, включая председателя, молча смотрели на него, ожидая ответа. Похоже, здесь не принято игнорировать вопросы, даже бестактные.
— Я предсказатель, — заявил Вадим не без вызова.
— Простите, кто?
— Предсказатель — либо, если желаете, прогнозист. Подмечаю тенденции, прослеживаю их в будущее. По-моему, это не так далеко от ваших занятий.
— Но ведь тенденций множество! Они появляются, исчезают, меняются…
— У меня альтернативные модели. На все случаи.
Субъект озадаченно подергал себя за ухо и сказал:
— Предположим, что вы не врете. Но ведь вы не записываете свои предсказания? Как же мы сможем их обсудить? Строго говоря, это ведь не сочинительство!
— Зато я сочиняю песни.
— Господи! — испуганно вскричал субъект. — А это при чем?
— Я могу их спеть, — объяснил Вадим, — если снабдите инструментом. Или, по-вашему, сочинять музыку проще?
Окончательно запутавшись, субъект сник. Такого он явно не ожидал. Как и сам Вадим, вдруг обнаруживший в себе странное: ему понравилось выступать, понравилось обращать на себя внимание. Откуда это у него — теперь?
Однако сдерживаться не стал.
— Хорошо, согласен, — продолжал он, — это не вполне то же самое, хотя общего немало. Но сейчас я хотел бы привлечь ваше внимание к основной своей специальности — электронике. Последнее время я работаю над проблемой, близкой всем вам: каким образом задействовать ресурсы подсознания, чтобы стимулировать воображение.
— А собственно, где вы работаете? — спросил кто-то из задних рядов.
Обернувшись, Вадим нашел его глазами и на всякий случай запомнил.
— Эта тема не обсуждается, — ответил он. — Взамен готов сообщить еще кое-что. — Вадим улыбнулся сочувственно. — Отныне вам будет разрешен выход на публику. — В зале зашевелились, задвигали стульями. — Не пугайтесь, я не официальный уполномоченный, просто имею знакомых на Студии. Так вот, в верхах пришли к заключению, что немножко безобидных фантазий публике не повредит. Стало быть, у вас появляется альтернатива — сами понимаете какая. Засим благодарю за внимание. — Вадим слегка поклонился и сел, чувствуя себя уже выжатым, как лимон. «Ну и перепады! — поежился он. — К чему бы? Все-таки что-то грядет»
Воображенцы снова задвигались, загалдели. Выждав пару минут, председатель коротко постучал по столу, оборвав шум.
— Сообщение обсудим позже, — объявил он, — а сейчас приступаем к обсуждению. Коллега, прошу!
Из толпы выбрался и уселся на виду упитанный рослый бородач, смахивающий на басмача из исторической ленты. Однако сейчас он улыбался благостно, точно Будда, а его пухлые розовые щеки круглились, словно яблоки. И началось! Действительно, тут не щадили: раскатывали по бревнышку, разбирали до винтиков. Чтобы подставиться под такой обстрел, надо быть смельчаком или мазохистом. Либо садистом (что, как известно, оборотная сторона) и терпеть нынешние пытки, надеясь вернуть сторицей.
Однако бородач, судя по всему, был старым семинарским бойцом, и все наскоки отбивал с завидной выдержкой, не теряя внешнего благодушия, зато весьма едко. Своим обидчикам он оказался явно не по зубам — тем более что старались-то больше молодые: видимо, по известному методу Моськи. «Басмач» отвечал всем с одинаковым миролюбием, не прекращая улыбаться, только на некоторых смотрел слишком уж пристально, будто запоминая. Можно было не сомневаться, что с этими он еще посчитается, причем от души. Отольются моськам слоновьи слезы.
Но самое интересное развернулось после всех этих свар, когда к трибуне прорвался «субъект» с заявленным докладом и принялся, как ни странно, излагать достаточно здраво выстроенную теорийку, к тому же перекликавшуюся с последними исканиями Вадима.
— Да, — убежденно говорил он, — мы именно творцы! Можете считать это определением, а не самовосхвалением. Сейчас в интеллигентских кругах снова входит в моду православие — или же мусульманство, в зависимости от корней. Причем, что забавно, каждая из религий утверждает единобожие и отрицает прочие — чистой воды формализм! Почему не проявить немножко терпимости и не признать свою конфессию лишь одной из многих моделей мироздания, более или менее удачных? И не сравнить ее с другими, и не выбрать отовсюду лучшее?
— Потому что тогда они перестанут быть верующими, — с улыбкой ответил председатель.
— Подумаешь — откровение! фыркнул «басмач». — Уж столько десятилетий талдычат об единой религии.
— Но я-то толкую о модели, возразил субъект. — О научной концепции, если хотите, где нет места домыслам, где все посылы подтверждаются фактами.
— Ага, щас, — сказал бородач и прорычал: — «Чуда нам, чуда!»
— Смотря что считать чудом. Некоторые отступления от обыденности а почему нет? Вообразите реальность как пограничную полосу между, условно говоря, Светом и Тьмой (или же Небесами и
