— Даже очень.
— Мне тоже. Чем-то они меня беспокоят и куда побольше других. Вот вернешься из рейда — займешься, создам все условия. А сейчас, — Брон лучезарно улыбнулся и развел громадные руки, — извини, дружочек, дела! Завтра позвоню, назначу место и время.
Приобняв Вадима за плечи, князь проводил его через всю притихшую приемную и даже не поленился лично распорядиться насчет транспорта, дабы у гостя не возникло осложнений, — во какой почет!
С комфортом катясь через лес, рядом с молчаливым провожатым, Вадим тихонько хмыкал, вспоминая эту демонстрацию и свое удовольствие от вида крутарских физиономий, озадаченных и заинтригованных. Вообще, Брон — молодец, умеет подать себя и расставить по местам прочих. Может, и вправду есть такое призвание: правитель? Собственно, Брону даже не требовалось притворяться — просто к каждому он поворачивался одной из многих своих граней. Требуется вам, скажем, сановье величие — получите на всю катушку!.. Нет, такое надо уметь — мне-то лучше и не пробовать.
Провожатый высадил Вадима на тихой окраине, недалеко от родного его района, и дальше он побежал легкой рысью, выполняя вечерний моцион. Эти места Вадим тоже изучил неплохо и потому «пилил» напрямик, через дворы, переулочки, пустыри, ныряя в заборные проломы, прыгая через кусты. Но еще задолго до жилых домов ощутил впереди, прямо на пути, шестерку раззадоренных сознаний, а затем услышал странные глухие звуки, перемежаемые басистыми рыками, будто это грызлись здоровенные псы. Неслышно приблизившись к изгороди, Вадим заглянул в дыру и оцепенел в изумлении: такого он еще не видал.
Пара «химичей», мосластых двухметровых амбалов в майках и шароварах, со вкусом лупцевала сдвоенный наряд блюстителей, видимо, устроивший засаду на здешней тропе. Исполняли они этот номер голыми руками, хотя их кулаки больше напоминали кувалды по размеру и твердости, и по эффективности тоже. Резиновые дубинки блюстителей отскакивали от глыб «химичей», не доставляя им видимых неудобств. Зато каждый удар силачей отзывался в доспехах противника глухим гулом, а самого латника отбрасывал на метр. А уж если такой удар попадал в голову!..
Полагалось бы блюстителям посочувствовать, но это оказалось свыше Вадимовых сил. Пожалуй, ближе он был к злорадству. Слаб человек, слаб — увы. Как там насчет постов и молитв? Говорят, помогает.
Не дожидаясь развязки, Вадим отступил и заспешил в обход — тем более, время поджимало. Однако далеко отойти не успел, почти сразу наткнувшись на новую сцену, тоже заметив ее издалека.
3. За прекрасных дам!
На первый взгляд картинка казалась идиллической — во всяком случае, куда пристойней предыдущей. Обширный захламленный двор, густо поросший сорняком, пересекали двое: опрятно одетая женщина и девочка лет десяти в замызганной униформе. Женщина еще не была старой и выглядела даже привлекательно: ладная, налитая, крутобедрая. Хотя смахивала на общагскую вахтершу Вадима, точно младшая сестра, и все ухватки выдавали в ней закоренелую старожилку. Обращалась она к ребенку с умильной ласковостью, словно к дочурке, — при том, что Вадим не ощущал между ними родства. Дама крепко держала девочку за руку, но та и не пробовала вырваться, робея от здешнего запустения. Судя по всему, она сбежала из ближнего питомника и теперь пробиралась домой через пустыри, чтобы не попасться на глаза блюстителям, — а женщина, видимо, вызвалась ее проводить. Странная услужливость, учитывая, что старожилы и с собственным потомством обычно обходятся без сантиментов.
Заинтересовавшись, Вадим двинулся следом, соблюдая немалую дистанцию. Черт знает, что он заподозрил, однако предчувствия не показались радужными. Далеко идти не пришлось: вскоре мадам подвела девочку к старому, еще прочному зданию в три этажа и почти затащила в единственный подъезд, продолжая сладко увещевать. Пока все оставалось в рамках, и Вадим позволил им подняться на самый верх, сам проделав то же снаружи, благо на стене хватало удобных балкончиков. Он уже определил тут обжитые помещения, чьи окна густо затягивал плющ: наверно, для маскировки. Но тем проще в них подглядывать, притаившись на балконе.
Квартирка была скромной, однако обставлена тщательно и любовно, даже со вкусом. Чистота в комнате казалась стерильной, а перед входом гостей встречал щекастый парень тридцати с небольшим лет и таких обтекаемых очертаний, что смахивал на свежевымытого боровчика, вдобавок выряженного не без щегольства. Еще он до изумления походил на эту сердобольную даму — вплоть до сложения и мимики, что в мужчине смотрелось странно. И даже годами уступал ей не много, хотя наверняка являлся дамочке сыном, — будто та обзавелась потомством, еще толком не выбравшись из детства. Во сколько же она начала?
— Господи, маменька, — капризно посетовал боровчик, — сколько раз говорено: выбирай полных! На что мне такое, господи?
Однако сноровисто раздел зацепеневшую девочку догола и прикрутил ремнями к скрипучему стулу, предусмотрительно помещенному в проржавелое корыто. Вадим изготовился было прыгать, но парень только залепил добыче рот приготовленным пластырем и отступил, озирая ее со всех сторон. Босые и пухлые его ступни переступали по ковру почти бесшумно, избегая линолеума, будто он не привык ходить по жесткому.
— Ну что ты говоришь, Митренька! — возмутилась женщина, от порога снимая туфли и устремляясь на кухню. — И как тебе не совестно только? Думаешь, легко было ее добыть? Сам знаешь, какие времена. Не дай бог, проведает кто — ведь камнями забьют! Никакой жалости в людях не осталось. — Энергично она зазвенела, забряцала утварью, застучала дверцами шкафов. — Тебе что приготовить сегодня: гуляшик или котлетки, а, сыночка?
С кухни уже доносился дробный перестук ножей о доску, будто готовился гарнир или приправа, затем хлопотунья принялась напевать тоненьким голосом, демонстрируя отличное настроение, а Митренька все созерцал дрожащую худышку, недовольно оттопыря толстые губы. Почему-то особое внимание он уделил тугой щелке, рассекающей понизу лобковую припухлость, — единственное, что подтверждало пол ребенка, если не считать отросших до лопаток волос, спутанных и слипшихся в пряди. Наверное, тоже обделен женским обществом… «бедненький». Иначе откуда такое подростковое любопытство?
— Неухоженная какая, — проворчал боровчик. — Их что там, в питомниках, не моют? И ногти не стрижены!
Экий привереда, качая головой, подивился Вадим. Сколько ж на тебя уходит, гаденыш? И сможешь ты разорвать плоть руками? По виду не скажешь. Или обманчива внешность?
— Так ты ж не любишь пальчики, — заботливо откликнулась мамаша. — А, Митренька? И потом, это ведь как приготовить… А хочешь, ополосни ее, — предложила она, — водицы хватит. Хоть помоется напоследок. — Женщина хмыкнула и добавила с неожиданной злобой: — Понаехало вонючек, под себя гадят! А ведь помню еще, как мы бегали по улицам босиком — настолько там было чисто. И твой дедушка говорил…
— Лучше трахну ее напоследок, — перебил парень. — Какая дурочке разница?
— Немытую? Фу, сыночка, не говори гадостей! Лучше потом я…
— Мне надоело с тобой, — снова перебил он. — У тебя бедра трясутся. Могу я иногда раздолбать целку? Ты-то, мамуля, с половиной города перетрахалась!
Решившись, Митренька принялся стаскивать тесные брюки, обнажая женственный зад. Вадим подождал, пока он спустит их до колен, надежно себя стреножив, и тогда неслышно вскочил в комнату, сграбастав боровчика за шиворот. Много сил это не потребовало, так что «напрасны ваши спасенья»!
— Мать!! — истошно заорал тот, безуспешно пытаясь вырваться и молотя вокруг коротенькими руками. — Твою…
Неразрешимая дилемма, думал Вадим, брезгливо удерживая толстячка на удалении. Вообще я против убийств, тем более — казней. Однако как там, в поговорке? «Волкодав прав, а людоед — нет».
