— Как же, виделись, — подтвердил Вадим. — Растут кадры — прямо на глазах!
— Может, и к лучшему? Без надзору-то. — Вадим усмехнулся.
— Чего? — насторожился Толян.
— Стукач ушел, да здравствует стукач!.. Свято место пусто не бывает.
— Думаешь? И кто же теперь?
— Предлагали мне.
Толян поглядел на него с изумлением, не удержавшись, фыркнул: и нашли же, умники!..
— А кому еще, как считаешь? — спросил он.
Вадим пожал плечами:
— Не хотелось бы облыжно…
— Уж как выйдет, Вадик. Кого стеречься-то?
— Обрати взор на женский контингент: Нонну, Ларису… даже Асеньку. Недаром Оросьев последнее время их обхаживал — смену готовил. А заодно и будущий свой… гм… «кружок».
— Да уж, такому дай власть!..
— Кстати, Толян, а как с отделом? — поинтересовался Вадим. — Берешься?
— Ты же отсоветовал?
— Старина, ты на меня ответственность не сваливай! Что значит: «отсоветовал»? Решаешь ты сам, и никто кроме.
— Вот я и решил, — хмыкнул толстяк. — Повременить. Лучше быть к людям поближе, чем… к этим. Черт с ним, с пайком!
— А с нами бог, да? Ну-ну, хочется верить.
Хоть здесь мои советы пошли впрок, подумал Вадим. Хотя — кто знает? Может, просто Толяну потребовался козлик. Не винить же потом себя?
Наконец оставшись один, Вадим снова углубился в родимую схемотехнику, набрасывая на листках вариант за вариантом, а затем мысленно обкатывая их, прежде чем выбрать самый удачный и передать на сборку Билибину — хотя бы здесь Вадиму повезло на соседа. Правда, ему не помешал бы и критикан вроде Тима, но в последнее время Вадим забрался в такие дебри, что больше времени потратил бы на объяснения. И говорлив Тимушка не в меру, как бы не привлек лишнего внимания. Уж очень много надзирателей вокруг развелось. Конечно, каждая эпоха рождает своих героев, но вот с таким отребьем у нас никогда проблем не возникало — только свистни!..
А приборчик наклевывался занятный, уровня: «ай да сукин сын!» Если практика опять не поведет себя по-свински, напрочь отвергая гениальность замысла, результат мог «перейти всякие границы», включая пресловутый Бугор. Правда, от эфира это требовало уже совсем иных свойств, но он и без того давно свихнулся — переживет как-нибудь и такое.
Затем дело застопорилось, к тому же еще пару раз Вадима отвлекали разговорами — каждому ведь хотелось излиться, а он здесь для многих сделался вроде отстойника. «К чертовой матери! — в раздражении думал Вадим, очередной раз пытаясь собраться с мыслями. — Уйду в отшельники — уже созрел. Там-то меня никто не достанет! Смогу наконец заняться и собственными проблемами».
Брон позвонил около полудня и небрежным тоном подтвердил договоренность, переадресовав Вадима этажом ниже, вожаку Скифу (кстати, тоже давнему знакомцу Вадима), заведовавшему в его хозяйстве то ли контрабандой, то ли транспортом, то ли тем и другим вместе. Назначенное время Вадима вполне устроило, учитывая сокращенный рабочий день; ему даже не пришлось воспользоваться «вольной».
По дороге Вадим заглянул в уютное гнездышко людоедов, как ни хотелось пройти стороной. На всякий случай, памятуя о пресловутом коварстве сумасшедших, забрался в квартиру через окно — не через то, которое проломил в прошлый раз. Тщательно спланированный звонок (донос!) к блюстам, разумеется, не возымел действия: зачем им заниматься ерундистикой, даже если убийцу подносят на блюдце? Людоеды, подумаешь! — тут от патрулирования глаза на лоб. Да и нет для них социальной базы: у нас, слава богу, все накормлены и устроены, — так что нечего раздувать нездоровые сенсации! А что до растерзанных на улицах трупов, то это провокации отступников и отщепенцев — вот на них и обратите праведный народный гнев…
Впрочем, к ночным бесчинствам сплоченная парочка вряд ли причастна: свои дела она творила исключительно днем, не рискуя драгоценными жизнями. А мясо приводили сюда еще живым, чтобы не утруждаться транспортировкой.
Как выяснилось, предприимчивая дамочка не стала дожидаться высочайшего решения, все равно: милостивого или сурового, — а позаботилась о себе сама, проковыряв приличную дырищу в двери и стенке шкафа (не ногтями же?), причем умудрилась при этом не повредить ни единой тряпки. Обескровленное тело сына она запихнула в холодильник, слепив в аккуратный ком (стало быть, тот еще не успел закоченеть), а кровяную лужу на полу тщательно вытерла и даже замочила в корыте испачканный угол ковра — на случай, если сюда вернется. Затем собрала запасы съестного, уложила любимую утварь и отбыла в поисках нового убежища — наверно, уже утром, как и все добропорядочные горожане избегая слоняться по ночам.
Испытывая немалое облегчение: опять кто-то распорядился за него, — Вадим опустился в чистенькое кресло (в котором людоед Митренька, возможно, любил расслабляться после трапез, нагуливая жирок) и задумался, рассеянно озираясь. Здесь отовсюду веяло смертью, однако было уютно, словно в ухоженном семейном склепе, и в таком сочетании даже присутствовала некая прелесть — для особых, пресыщенных ценителей, к каким Вадим себя не относил. А уж что припасено для ценителей в холодильнике, лучше не вспоминать!
Конечно, людоеды не объяснение, рассуждал он, однако зацепка какая-никакая. Если таких уродов и впрямь развелось сверх всякой меры, так почему не предположить всплеска прочих отклонений: садистов, насильников, мясорубов? «Мания как следующая стадия догматизма», — кто сказал? Да я же! А догматиков и фанатиков сейчас пруд пруди — «охраняется государством», даже культивируется. Это к вопросу о социальной базе. Может, и маньяки нашей Крепости не враждебны? Тут маньяки, там параноики — близнецы-братья! У одних «устойчивые бредовые идеи», другие на этих идеях зациклились до кровавых брызг. И общего между ними куда больше — зачем воевать? К тому же мясорубы добавляют страха нашим баранам, а запуганных проще держать на привязи. Так сказать, посильная поддержка снизу.
Нет, не вяжется, вздохнул Вадим. Конечно, мания умножает силы, но ведь не настолько, чтобы обрывать людям конечности, точно крылышки мухам, и единым махом сносить головы? Здесь уже другой масштаб, нечеловеческий. И как быть с теми пятью отпечатками во дворике, не говоря еще об одном — на позавчерашнем трупе? А сей таинственный Мститель, «Великий и Ужасный», помянутый Ангелиной, — как замечательно он подходит под эти метки! Что ли ударимся в мистику? Или пренебрежем отпечатками и свалим все на больших кошек с медведями да гориллами? Уж у них на такое достанет сил. Тогда почему я не учуял в городе зверья — не говоря о следах? Вообще ничего по-настоящему чужого, как будто и тут мы справляемся собственными силами. Кто самый страшный враг человеку? Он сам, конечно. А советскому — соответственно. И сколько он самого же себя в землю-то положил!..
Однако с дамочкой надо что-то делать, спохватился Вадим. Не станет же она мариновать своего сынка-то; не мавзолей, чай, — холодильник. Стало быть, вернется сюда, когда утихнут страхи. Сколько ей дать день, два? А потом дело придется добивать, деваться некуда. И так пошел у дамы на поводу — бог знает, во что это выльется… Или не будем давать себе отсрочек?
Для надежности Вадим скрупулезно обыскал гнездышко и выяснил еще одну пикантную подробность. Оказывается, сцеживаемая из забиваемых жертв кровь тоже шла в ход: дамочка использовала ее для омолаживающих ванн (тоже, графиня Батори, Купальщица Елизавета!), — почти безотходное производство. Интересно, на что тогда пускались кости: на удобрение для домашнего огорода? А кожей обтягивали мебель — по примеру одного английского эстета? Бр-р-р…
На кухне, в холодном шкафу, обнаружился приличный шмат печеного мяса, любовно завернутого в фольгу, — как будто дорогого гостя приглашали разделить трапезу. (А он-то ожидал наткнуться здесь на банальный капкан!) По счастью, Вадим давно не потреблял мяса и потому мог смотреть на неведомые останки без тошноты: они не ассоциировались у него с пищей. Теперь он был убежден: если хорошенько здесь пошуровать, а затем раскинуть мозгами без суеты, отыщутся и намеки на нынешнее
