него сомнение!
— И вы утверждаете, будто все эти убийства, насилия, кровь — во благо? — недоумевал Вадим. — Что на мертвой топи сможет прорасти хоть что-то?
— Назовем это удобренной почвой, — усмехнулся старик. — Говорят же, будто поля сражений самые урожайные. Один урожай предполагает другой, разве нет?
— Ну да, «кровавая жатва»! — кивнул Вадим. — А знаете, как называется поклонение не любви, но страху? Сатанизмом. Стало быть, любые проповедники насилия — сатанистам родные братья, как бы себя ни обзывали: товарищами, патриотами, государственниками. Конечно, они прикрываются волей большинства, но тому-то диктует выстроенная ими же пирамида, на вершине которой властвуют единицы!..
— А вам все добреньких подавай, христосиков не хватает? Гуманисты штопаные, жалельщики сраные, пацифисты! — Старик хрипло рассмеялся: — «Кто из вас без греха, первым брось в нее камень» — ха! Скажи он так сейчас, ее завалят булыгами, курган воздвигнут! Или утопят блудницу в сортире, залив похотлище свинцом!..
«Вот это, пожалуй, верно, — нехотя признал Вадим, ежась от такой картинки. — Кто сейчас оглядывается на собственные грехи?»
— Как по-вашему, — сказал он, — почему все знают беднягу Христа, а всемогущий и деспотичный Саваоф — в тени? Может, потому, что людям нужен всемилостивый и сочувствующий бог? А грозных правителей хватает и на Земле.
— И сказал Господь: «Не мир Я принес вам, но меч!»
— А еще говорил, — подхватил Вадим, — «Все взявшие меч, мечом погибнут». Видите? Каждый находит, что ему ближе, — на все вкусы учение!
— Подставь другую щеку, да? — бесновался дед, брызгая слюной. — Тебе все царства на блюдечке, а ты — тьфу!.. Думаешь, это ты блажен? Ты ведь даже не веруешь!
— Что, вас тоже обделили любовью? — участливо спросил Вадим. — Пришлось ее покупать или выцарапывать силой? Похоже, вы и себя не любите — отсюда ваши беды. Возненавидь себя, как ближнего своего! И как еще ублажить больную совесть, если не сваливать вину на других?
Кажется, переходим на личности, со смешком отметил он. Пора, пора… Собственно, почему нет? Разве убеждения — не функция личных качеств? Конечно, если ты не набрался доводов у соседей. Так вперед!
И уж в этом старец немедленно поддержал противника, хотя вряд ли умел пикироваться с той же живостью.
— Много воли вам дали, нынешним, — объявил он. — Распустились!
— Правда? — удивился Вадим, невольно озираясь: — И где она, сия воля?
— Вот меня папаша держал в строгости.
— Шаг в сторону считался побег?
— Попробовал бы я ослушаться!..
— То-то вы отвели душу, когда вырвались из-под опеки! — рассмеялся Вадим. — Не запили, нет? Помню, мои сокурсники…
— И мои чада ходили по струнке, — перебил старик. — Вбивал им послушание через задницы. Зато теперь…
Он вдруг осекся и повел вокруг растерянным взглядом, будто вспомнилось что-то, не из самого приятного.
— Может, так и удастся внушить покорность, — немедленно ввернул Вадим. — А вот ума точно не прибавить.
— Чего? — удивился старец. — «Ума…» А что это вообще? Все давно известно, надо только по полочкам разложить — каждому! Ум есть порядок. Когда в головах все движется по установленным орбитам, тогда и в державе покой да благодать. Никто не прыгает с места на место, никто не замахивается на лишнее и не скачет выше головы. Каждый с готовностью принимает свою долю, осознав неизбежность. Ибо все мы — лишь грязь и тлен на стопах Господних!..
— Почтеннейший, у вас что, зуд в заду, изнуренном частой поркой? — не выдержал Вадим. — Не судите об остальных по себе, не обижайте людей. Что за компот у вас в мозгах, господи! Коктейль из церковных и партийных догм, приправленный паранойей. Где нахватались вы этого: в совдеповских верхах? Да вам же просто не хватило места возле кормушки — правильно? Вот вы и раздухарились. И принялись под обиду подводить базис, строить планы возмездия, предлагать новые модели — а что остается, если остался за бортом?
— За бортом — я? — Старец заперхал зловеще, обжигая безумным взглядом. — Это они доживают последнее — недели остались, даже дни. А за мной уже столькие идут!.. По всей губернии пробуждаются звери, восстают твари божьи, в коих еще сохранилась Сила, сплачиваются в тени Псов Господних и подсобляют им по мере разумения. Мы пройдем по заблудшим землям огнем и мечом, с корнем выметая скверну, железной рукой устанавливая повсеместно Порядок, — и если потребуется, оставим от мира пустыню!..
— Вы что же, воображаете себя революционером, вожаком великой и страшной стаи? — засмеялся Вадим. — Даже если вы ее соберете, думаете, на вас не найдется управы?.. Может, такое зверье даже на руку нынешнему режиму — судя по тому, что он не усердствует в отлове. Внешняя угроза сплачивает стадо, в этом вы правы. А внутрь вас просто не пустят — у вас лишь провокаторские функции, как у Гапона. Может, вы тоже на содержании у блюстов? Или у репрессоров?
Вот это оказалось последней каплей.
— Не скажу, что я захотел освежевать тебя живого, — сквозь зубы выцедил старец, — но поглядеть бы на такое не отказался.
— Врете вы, — уверенно сказал Вадим. — И сами б не побрезговали. Была бы ваша воля!..
— Мы еще встретимся, будь уверен, и тогда поглядим…
— Боже вас упаси!
С минуту проповедник пожирал его глазами, будто прикидывал шансы, затем круто повернулся и зашагал прочь. Решающий довод, клюка, в ход все же не пошел. Ну, не договорились — бывает. «Нет человека — нет проблемы».
И Вадим устремился по следу дальше, сокрушенно качая головой. Надо быть терпимее к старикам… даже если когда-то они служили в расстрельных командах. Ведь презумпция — поди докажи!
Некоторое время Вадим следовал узенькой тропкой, извивавшейся вдоль разрушенного забора, на удивление длинного. В проломы виделось всякое, в том числе промелькнуло пяток сцен из жизни маргиналов, не слишком, надо сказать, презентабельных. Как ни странно, на общем фоне людоеды выглядели почти пристойно: аккуратисты, чистюли, — но только выглядели. Кто знает, может, они и благотворительностью занимались: подкармливали своих менее удачливых собратьев чем бог послал. Надо ж куда-то девать худшие куски? Бр-р-р… Вот тут фантазию лучше умерить.
Довольно скоро след привел Вадима к небольшому укромному строению, окруженному высоким кирпичным забором. Снаружи забор выглядел брошенным, зато изнутри был тщательно заштукатурен и выкрашен, только что обоями не оклеен. Таким же ухоженным оказался двор, перекопанный почти по всему пространству словно для грядущего сева. И в самом доме порядок был идеальный, почти нежилой. Тем более, там и вправду никто не присутствовал: ни хозяева, ни гости, включая сегодняшнюю. От последней осталась только одежда, тщательно сложенная на спинке стула, возле просторной и тоже пустой кровати. Походило на то, что Вадим опоздал и сюда.
Ангелину он отыскал по отпечаткам босых ног, ясно различимым на рыхлом грунте. Некоторое время, совсем недавно, она металась между глухих стен двора, затем устремилась в дальний угол, к покосившейся щелистой будке. И там след людоедки наконец оборвался вместе с жизнью, столь же бестолковой. Видимо, убийца загнал женщину в сортир, и в отчаянии та сунулась в подвернувшуюся норку. Неведомо как: может, благодаря шелковой комбинации, — она ухитрилась протиснуться туловищем в замызганную дыру, однако пышный зад застрял намертво. И теперь обмякшие бедра в приспущенных чулках были разбросаны по сторонам, а между ними торчал знакомый кухонный тесак, погруженный до
