А вот еще, помню…
— Не длинновато для вступления? — с улыбкой осведомился Вадим. — Ты заметил, Михей: опасность делает тебя болтливым.
— Ну, заметил — так что? — отмахнулся тот. — Не самый большой грех! Вот если б столбняк нападал, как на некоторых, или в панику кидался — тогда кранты, «уноси готовеньких»… Ладно, я вот чего хотел спросить: ты вправду чуешь этих тварей?
— Вправду.
— Как людей? Или хуже?
— От них зависит, от «тварей». Пиявку я и вовсе прозевал, зато броненосца ощутил ясно. А вот теперь…
— Чего?
— Черт его знает, старичок. Крайности сходятся, знаешь? Может, этот, нынешний, слишком умен для меня? Тогда упаси боже иметь его среди врагов!
— Но что ты чуешь сейчас — конкретно?
— Он очень силен, Михей, — имею в виду не только мышцы. Знаешь, как разбираются меж собой крысы? Они не дерутся и не грызутся нет. Просто стоят друг против друга, нагоняя страху, пока одна не уступит и не помрет без видимых причин. И среди крутарей нередки те же повадки. Здесь важна сила духа. Так вот, если здешнему исполину вздумается что-либо приказать: хотя бы удавиться, — я не уверен, что у нас хватит решимости ему отказать.
— Пусть попробует, — с угрозой сказал Гризли. — Видали мы таких!
— Как раз таких мы еще не видали, — возразил Вадим. — Честно сказать, даже и пробовать не хочу с ним задираться: кто знает, на что он способен. Ты не задумывался о таком понятии, как заклятие?
— Ну, еще колдунов приплети!
— Конечно, — согласился Вадим, — на кой тебе задумываться? Для этого есть спецы, на крайний случай — Брон. Так послушай спеца — одного из немногих в этой отрасли, если не единственного.
— Какой отрасли, чего ты вешаешь? — возмутился Гризли. — Уж не настолько я темный!
— Настолько, настолько, если не больше, — усмехаясь, заверил Вадим. — И государство сему способствовало — уж не с тайным ли умыслом? Ну казалось бы, что за дело ему до этих шалостей, хоть и ошибочных? Пусть кто-то верит в астрологию, кто-то в хиромантию, телепатию, целителей филиппинских и прочих, летающие тарелки… Кому от этого плохо, к чему такой шум? Сколько стараний положено, чтобы разубедить людей, чтобы они на двести процентов уверовали, будто этого нет и никогда не было, — зачем? А может, наши чинуши не такие дубы и берегут запредельное для себя, для личного своего благоденствия и упрочнения власти? Нормальная монополия государства — на водку, на оружие, на информацию… на мистику.
— Похоже, и тебя понесло, — благодушно заметил Гризли. — Давай-ка лучше лопать!
Он подал пример, и на сей раз Вадим с охотой ему последовал. Кто бы ни сторожил снаружи, есть от этого меньше не хотелось. Правда, от мясных блюд Вадим с легкостью отказался, как ни соблазнял его Гризли. Зато воздал должное прочему: овощам, грибкам, сырным бутербродам да фирменным салатам, наверно, поставляемым крутарям подотчетными кафе.
— Напрасно, Вадя, напрасно, — укорил напарник, смачно чавкая. — Конечно, на одном мясе «банки» не заполнишь, но и без него не обойтись.
— Не доказано, — откликнулся Вадим, тоже с набитым ртом. — Как видишь, я не такой фанат и вкалываю втрое меньше тебя, а намного ты меня обставил?
— Так я с чего начинал! И куда позже тебя.
— Зато я старше и все прибавляю в массе, к тому же без всякой «химии». А ты еще доживи до моих лет.
— Куда я денусь?
— Выйди наружу — узнаешь.
— Хо-хо…
— Просто тебе нравится нагружаться, — заявил Вадим. — Мышечный наркоман! Больше-то упражнять нечего, да?
— Это дело я люблю, — с удовольствием признался силач. — Хлебом не корми — дай себя потерзать. Когда ворочаешь железо центнерами, чувствуешь себя человеком.
— Домкратом, — буркнул Вадим. — А вот стреляешь ты, по-моему, не блестяще. С глазомером трудности или руки дрожат?
— Я ведь не иудей — это у них узкая специализация. Не могу ж я долбить сразу по всем направлениям! И потом здесь тоже требуется опыт.
— Могу поспособствовать.
— С опытом? «Позвольте вам не позволить».
— У наших замечательных иудеев, к твоему сведению, идеально отлажен единственный канал: от глаза к кисти, — и хорошо, если через мозг. Вот там скорость прохождения сигнала предельная и напряжение в сети на максимуме и подавляются все помехи. Потому-то у них тверда рука, а пистолет быстр и точен. Не пробовал состязаться с ними на pull?
— В пульку, что ль? Себе дороже!
— Давай сюда головешник, — грубовато потребовал Вадим. — Чуток вправлю мозги.
Протянув руку, он поместил ладонь на стриженый затылок богатыря, с удивлением ощущая пальцами, как и там взбухают мускулы. По второму разу процедура не показалась сложной — тем более, у Гризли и так все было отлажено на диво. Требовалось лишь добавить (рукою мастера) последние штрихи, которые крутарь вряд ли заметит, пока дело не дойдет до проверки. А уж если запахнет паленым!..
— И еще, — сказал Вадим, закончив настройку, — ты должен уметь взрываться. Мгновенно переходить от расслабленности к предельному напряжению — кстати, излюбленный прием ковбоев и самураев. Я уж не говорю о «растворении духа в Пустоте», позволяющем следить за всеми противниками сразу.
— Понял, сэнсей, — ухмыляясь, откликнулся Гризли. — И где набрался ты этих премудростей?
— Уж было где, — уклонился Вадим. — А ты мотай на ус, толстый, если жизнь дорога. Хоть на это твоего соображения хватит?
— Да запросто! Захочешь жить — не то сообразишь.
Насытясь, они без спешки, очень старательно, убрали со стола немногие остатки, затем переглянулись.
— Не слинял гость? — спросил Гризли. — Может, подождем еще?
— А черт его поймет, — ответил Вадим, — Я даже не знаю, что опасней: ждать или ехать. Во всяком случае, таранить он уже вряд ли станет.
— Тогда вперед!
— «… и вверх, а там», — добавил Вадим и вздохнул: — Только горы-то не наши, черта лысого «они помогут».
— Были ваши, станут наши, — бодро объявил напарник, забираясь в пулеметное гнездо. — Осталось-то всего ничего.
— Дожили, — посетовал Вадим вдогонку. — Уже и гризли гнездятся — куда дальше? Скоро летать начнут. А может, ты и вовсе грызун? За что тебя наградили таким прозвищем, Михей?
— Шел бы ты…
— Поехали! — согласно кивнул Вадим, и снова послал машину вверх по склону, стараясь не обращать внимания на подавляющее присутствие исполина, а заодно на порывы ветра, обезумевшего к середине ночи. А тот норовил сорвать с кручи нахальный бэтрик, забравшийся непомерно высоко для нормального колесника. Ветрюга словно испытывал его на прочность, толкая и дергая то так, то эдак, причем со всех сторон. Но время от времени он обрушивался сверху всей массой, ощутимо придавливая бэтрик к земле, и на секунды стихал. Поначалу Вадим не придал этому значения, однако потом, озадачившись, засек время и присвистнул изумленно: периодичность воздушных обвалов оказалась
