что так принято, — просто ей захотелось.
— У Марии тяга к габаритным мужикам, — пояснила Ника. — Так что остерегись.
— Не ко всем, — поправила Мария на чистейшем русском.
Как и ожидалось, голос у нее оказался бархатистый, глубокий.
— Ну да, — согласилась каштанка. — К могучим красавцам, белокурым и белозубым!
— Я седой, — отрывисто возразил я.
— Ну, это поправимо.
— А половина зубов — вставные. Это как?
— Сердцу не прикажешь, — вздохнула Ника. — Кто же обращает внимание на изнанку? Смотрят на фасад.
В подтверждение Мария провела узкой ладонью по моей голове — с почти материнской нежностью. Хотя по виду годилась в дочки.
— Да уж, на вашем-то фоне…
Действительно, рядом с ними огрехи моей фигуры, вообще мало кем замечаемые, прямо-таки вопияли.
Прихватив под руки, красавицы повлекли меня вдоль пляжа, пересмеиваясь и щебеча на двух языках, причем по-испански чаще говорила Ника. Многое я понимал, хотя разговорным владел слабо, — может, оттого, что Нику я чувствовал, даже когда она молчала. Но сам помалкивал, чтобы не уподобляться певчей вороне, достававшей меня из приусадебного парка, — мой голос в сравнении с девичьими звучал примерно так же мелодично. Этот скрип у нас песней зовется.
Приотстав, я опустил взгляд, вглядываясь в следы на мокром песке. Каждый из них мог считаться шедевром, и вот такие образчики девы штамповали по четыре штуки в секунду, ничуть не заботясь, что их смывают волны. И прежде, чем поднимать взгляд на самих красавиц, не худо бы свыкнуться с оттисками.
— Только не вздумай их целовать, — предупредила Ника, оглянувшись через плечо. — Кайфу — никакого.
— А станет невтерпеж, — поддержала Мария, — можно предоставить оригиналы.
— Ох, поймаю на слове! — пригрозил я.
Засмеявшись, они снова отвернулись, прикрыв лица гривами, смоляной и каштановой, — но и без того хватало, на что смотреть. Без привычки даже слишком много. И еще деталь: на здешней жаре я истекал потом, хотелось сбежать в тень либо забраться в воду, — а на этих чертовках не проступило ни капли.
Затем девушки отвернули от берега, углубившись в пальмовую рощу, где за стволами виднелась палатка. Перед ней были установлены в круг надувные кресла, и там нас поджидала третья красотка: Ки Сун из Бангкока — изящная словно статуэтка, а по европейским меркам выглядевшая подростком. Как я понял, «кисуня» считалась экспертом по детской психологии и даже имела тут немалый опыт. (Конечно, среди наших деток найдутся такие, кто не откажется потискать эту малышку в темном углу, но у нее наверняка есть, чем удивить нахалят.) А чуть позже к нашему кружку подсела Пола, светловолосая полячка, сложением и изысканностью черт не уступавшая остальным.
Никто из этих дев не раскрашивал ни лиц, ни ногтей — их телам и без того хватало яркости. Дополнительные краски тут лишь напортили бы, как и одежда. Они были прекрасны каждой деталью, каждым изгибом. Но наряду с сокровенным особенно завораживали пупки — не утонувшие в сале, как у дебелых народных красавиц, и не выпученные, как у культуристок, а чуть погруженные в плоть под аккуратной складкой — эдакие изюминки. Медитировать, уставясь на такой пупок, я мог бы сутками. Зато такой атавизм, как нательная растительность, у девушек отсутствовал, и вряд ли они выводили волосы — просто те не росли у них, где не надо.
Я подозревал, что меня специально отправили на райский остров, дабы серьезные ребята могли заняться делами без помех. Для каждого — свои игры. Конечно, в любой момент я мог убраться отсюда… И покинуть такой цветник, Нику? Пока это не по моим силам. Черт возьми, дайте наглядеться! На большее не претендую — где уж нам. Что любят красивые, очень красивые люди? Во всяком случае, не меня.
Хотя Ника, угнездившись в соседнем кресле, то и дело касалась меня плечом или бедром. Она и на мои колени уселась бы запросто, если бы не опасалась, что для меня это чересчур. И без того от каждого ее прикосновения я покрывался мурашками — и это при такой жаре. Мой Зверь, дай ему сейчас волю, вполне мог бы разорвать Нику в клочья. Но прежде ему пришлось бы убить меня. А буйствовать в ущерб себе — для этого он слишком хитер.
По центру круга здесь напрашивался костер, а лучше — прохладный родник или маленький фонтан, завораживающий мерцанием струй. Взамен этого в воздухе завис волшебный шар, в котором нескончаемой чередой сменялись пейзажи, интерьеры, лица, на самом деле стоившие внимания, будто Оконце это раз за разом подключалось к глазам, умевшим отыскивать в мире красоту. Иногда мелькали персонажи, прославленные на всю планету, — хотя вряд ли они искали популярности.
А в нашей уютной компании речь сперва зашла о ползунах.
— Думаю, эвакуацию можно начать завтра, — высказалась Пола. — Несколько подходящих островов мы нашли.
— Девочек явный недобор — может, их изъять вовсе? — предложила Мария. — Пристроить в хорошие семьи, приглядывать на всякий случай.
И девушки разом посмотрели на меня. Пришлось возразить:
— Боюсь, немногие захотят. Они же сами примкнули к Колодам.
— Но подавляемое меньшинство — всегда плохо, — заметила Ки Сун. — А если поискать по другим весям, чтобы выровнять соотношение? Должно быть не меньше трети.
— Об этом будем думать после, — вступила Ника. — Тут и без того не знаешь, за что хвататься. Сил-то у нас хватает, а вот умом ушли от заурядов недалеко… хоть Род и считает нас людьми будущего.
— Главное, перекрыть Пробой, — сказала Пола. — Пресечь вторжение чужаков, очистить местность от опасного зверья. Одни крысы чего стоят!..
— И пауки, — не утерпел я.
— И пауки, — согласилась полячка. — А что творится под водой, представляете? Если пришлые твари расплодятся, от земной фауны уцелеет немного, а людям опять придется драться за выживание.
— Одного не понимаю, — пробурчал я. — Почему эту грязь должны выгребать вы?
— Будто ты сам не защищаешь близких!
— В отличие от вас, я не признаю всех землян своими братьями. И готов загрызть любого, кто посягнет, скажем, на Нику… или любую из вас. Для меня ценность этих жизней несопоставима. Вы-то считаете иначе — на то вы и незауряды, почти боги. Но если вам требуется карающий архангел, охотно примусь за такую работу. Или с этим вполне справляется Стас?
— Ну какой из него каратель? — улыбнулась Пола. — Он больше пугает. А ругается — от жалости.
— Конечно, Стас невысоко ставит людей, — прибавила Ника. — Но выбирать-то не из чего? И не виноваты они — такими их сотворила природа.
— Людей? — негромко спросил я.
Поняв намек, девушка подтвердила:
— Возможно, мы уже — не вполне. И все равно глупо презирать предков. Всё хорошее в нас — от них. Ну, а мерзость мы брать не будем.
— А вот мне заурядов не жаль, — заявил я не без вызова. — Что же до моей защиты близких… Просто я стараюсь не добавлять этому миру уродства.
— Осталось, чтобы твоему примеру последовали остальные, — с улыбкой сказала Мария. — И уродству на Земле придет конец. Мир станет прекрасен!
— Грешно смеяться над убогими, — отбрыкнулся я. — Лучше объясните, с чего начинается ваш рай. «Чистота помыслов» — штука важная. Но, видимо, не достаточная?
— Этого хватает, чтобы пройти сквозь Окно, — ответила Ника. — То есть, я имею в виду, без поводыря.
Камушек в мой огород — я кивнул, принимая.
