И она действительно чуть разжала кольца, безошибочно соскальзывая по животу Вадима, словно по стиральной доске. Колебался он до последнего мига, на манер Буриданова осла, — вроде бы связанный словом, но и не желая усугублять сегодняшние прегрешения. Затем, уже ощутив касание, вдруг оцепенел, на долю секунды поддавшись гипнотическому взгляду, — и прозевал свой последний шанс! А девушка продолжила плавный спуск, чуть замедленный собственной упругостью, пока не нанизалась до упора.
К этому моменту Вадима уже трясло, точно от озноба. Как просто она добилась своего — куда остальным! Только к чему ей — ведь «не очень и хотелось»? Для коллекции, для забавы, для отчета… Или тут игра посерьезней?
— Ничего себе ходец, — выдавил он, клацая зубами. — Раз — и в дамках!.. А если на своем я резко присяду?
— И что это изменит? — резонно возразила Леда. — Ты уже заступил черту. Ну хочешь, я не стану тебя целовать?
— И что это изменит? — в тон ей ответил Вадим. — Не кричать же, по примеру неверной жены: «Он вошел всего на сантиметр!» Тем более сантиметром не обошлось.
— Да уж! — И девушка надолго прильнула ртом к его губам, словно решила продегустировать и Вадима. Затем откинулась спиной на покатое, слившееся с водой «море», разбросав руки до «горизонта» (зрелище феерическое), а ступнями упершись ему в плечи, и прибавила, слегка задыхаясь: — А теперь почему не расслабиться и тебе?
Сейчас она открыла для обозрения себя всю — чтобы Вадим проникся слиянием, разглядел до деталей, домыслил невидимое, сокрытое в недрах. И он впитывал редкое зрелище, дополняя памятью ладоней, наслаждался каждым ее вздохом, каждым тишайшим стоном… предвкушал грядущие крики, исторгнутые страстью. Девушка уже почти не отличалась от Эвы — ни видом, ни сладостью губ. И даже внутри ощущения делались схожими — будто Леда снимала с него форму, чтобы тут же изготовить слепок. Кажется, это зовется Текучестью? Конечно, все женщины подстраиваются под мужчин, но в таком обилии этого нет и у ведьм!.. Куда ж я влип? Причем буквально.
— Ну чего ты? — подхлестнула секретарка. — Я жду?
Ее ступни уже не упирались в плечи Вадима, а стискивали их, словно цепкими лапами, и исподволь подталкивали его, задавая ритм, потихоньку раскачивая любовный поршень. Ну погоди, бога ради, не гони волну!..
Чтоб выиграть время, Вадим принялся разминать бедра девушки, пробуждая в ней сладостные стоны. Ощущал он себя словно над пропастью. Видимо, это все же ловушка, и прежде, чем она захлопнется, следовало выяснить ее устройство. Не самая удобная поза для размышлений, однако надо думать, и думать быстро, думать ясно и четко, не отвлекаясь на помехи, даже такие шквальные. Ну-ка, чего стоят его рассудок и его перегородки. Неужто он не совладает с разыгравшейся плотью?
Даже если сейчас сдать назад, Леда уже сняла с Вадима отпечаток, а стало быть, зацепилась за его судьбу — и теперь уж кто кого перетянет! Про «живцов» можно забыть — встретились два охотника, и пока они не разберутся друг с другом, на помощь рассчитывать не приходится. Та же Эва легко простит имитацию измены, сколь угодно схожую с настоящей, — но не поражение! Не за тем она связалась с Вадимом, чтобы проигрывать.
Итак: нагота. Текучесть, слияние, почти равное любви… Нагота абсолютная, магнетическая, завораживающая, точно танец паука перед паучихой. Все каналы Вадима замкнуты на Леду, он видит, слышит, осязает ее до самых глубин — и никого, кроме нее, словно бы стены Храма отгородили Вадима от прочего мира. Девушка приворожила все его сенсоры, включая телепатические, и запечатлелась в Вадиме с волшебной четкостью, в виде идеальной четырехмерной топографии (четвертая мера — душа), которой вполне сможет управлять — по закону подобия. Но и сама дополнила Вадима с такой беззазорной точностью, что устранила последние препоны меж их энергетическими резервуарами, — и теперь только качай!.. Нет, вообще это нормально: в постельных баталиях сильные всегда делятся энергией со слабыми, и чаще от мужчин она стекает к женщинам, заряжая для трудных будней. Но, извините, не в таких же масштабах!.. Это уже иное качество и называется по-другому.
Приехали, поежился Вадим. Энерговампира мне не хватало!.. Судя по массированной подготовке, тут не обойдется простым выравниванием уровней или оздоравливающими переливаниями. Нет, судари, уж Леда выкачает меня до звона, до гулкой зияющей пустоты — хорошо, если не до смерти. Напрашивается вопрос: куда ей столько? Ведь из ноздрей хлынет, может захлебнуться, взорваться!.. При одном условии, осадил он себя: если в ней нет Силы. И что ж, что не чувствую, — а Текучесть откуда? Понятно, Леда скрывала себя до срока, чтоб не спугнуть жертву, чтоб не исказить вожделенный образ, проступающий из эфирной дымки.
И не самоцель это, иначе замкнется круг, — тогда для чего? Для омоложения, например, — недаром колдуньи живут так долго!.. Для власти? Ну да, если она вытянет столько жизне-силы, что мои перегородки истончатся на нет, я сделаюсь рабом собственного творения, ибо не смогу противиться эмоциям, — в точности как бедняга Пигмалион. И матрица станет манипулировать своим творцом, словно марионеткой. Даже не сама матрица, а та притаившаяся за ней суть паучихи, что не затрагивается Текучестью. Но опять же, зачем? В конце концов, Леда — секретарка директора, по статусу приравненная к начотделу. Я же — простой горлодер, ей подчиненный. Зачем такие сложности? Конечно, я привлекаю обилием жизне-силы — у Леды на такое нюх. А нужно это красавице для… для…
— Вперед, мой конь! — сквозь оскаленные зубы призвала колдунья и своими ступнями-захватами дернула его в полную силу. — «Жги, жги, жги!..» — Будто пыталась Вадиму подсказать что-то — собственно, зачем?
Из памяти всплыл образ осатанелого, полубезумного царя, любимца последующих российских тиранов, от Петра до Кобы, и внезапно Вадим понял, что его напугало: он больше не чувствовал будущего! Эта хрупкая длинноножка не просто подстраивалась под жертву — она закрывала все ходы. Кроме одного- единственного — но его Вадим как раз не ощущал, потому что это было чужой программой, навязанной извне. Куда там вампирам! Они могли лишить жизни, но не бессмертия.
Картинка сложилась. Теперь Вадим представлял, что от него хотят, во сколько ему это выйдет и на чью мельницу он льет… гм, собственно, что? Но какова Леда! Такого ему еще не встречалось. Сперва снять с Вадима подробную матрицу, воплотив в себе. Затем обольстительный отпечаток подсунуть Вадиму, а копию внедрить в его сознание, замкнув колдовское кольцо. А уж потом движениями сластолюбивого поршня раскрутить маховик, словно некое веретено либо — поднимай выше! — прядильно-ткацкую машину, чтобы сплести для Вадима единственную дорожку в будущее, по которой он обречен отныне шагать, не сворачивая и даже не зная про иные пути. И куда б дорога ни вела, хотя бы в рай, — это смерть!..
Леда снова встряхнула Вадима за плечи — уже оскорбление, готовая разрыдаться или убежать, схватив в охапку одежды. (Это по внешнему, маскировочному слою. А по глубинной сути — раздраженно: ну хватит ломаться, мышка, — иди наконец к маме-кошке!) И как с нею быть? С ними обеими? Ведь в колдунье живут две женщины: уродливая госпожа и прекрасная рабыня, — и неизвестно, которая истинней. Да, рабыня — порождение Вадима. Но кто сказал, что у него не хватит фантазии довести бедняжку до человечьей нормы? И кто сказал, что даже самую простую матрицу обижать легко?.. «Солярис», ну конечно! Если родилась иначе, если выстроена из другого — значит, не человек. Презумпция виновности. А если ей вправду больно?.. Там-то для меня не было бы вопроса. А здесь? Но раз у рабыни нет выбора — значит, она еще не родилась? Тогда чего ей бояться? Ну, перестанет существовать, как любая неудавшаяся программа…
Новая встряска — возможно, последняя. Сейчас «прекрасной рабыне» самое время сниматься с якоря — чтобы не выйти из образа. И что последует затем, что это значит для нее? Все-таки смерть? Жестокая хозяйка расправится с нерадивой сироткой… Впрочем, почему сироткой — а я? Разве не я ее породил? То-то мы так здорово друг друга дополняем!.. Говорят же, что кровосмесительство слаще из-за схожести. (Еще и кровосмеситель, надо же!) В конце концов, что я теряю? Ну разойдемся на исходные позиции, взаимно неудовлетворенные, — а я даже с добычей…
Еще одна встряска — теперь наверняка; последняя. Гибкие ступни стали разочарованно разжиматься, освобождая его плечи. Прощай, незадачливая матрица?
«Just do it!» — вспомнил Вадим. Уместный призыв, замечательный — как раз для самоубийц. Просто вдохни жизнь в эту куклу!..
