конечно, извините.
Антон торопливо кивнул и заспешил в сторону автобусной остановки. Но по дороге передумал: лучше пешком. Пошел через старое Запсковье, где город не так шумлив и нахрапист, где еще может представиться вдруг, что вот-вот, за следующим поворотом, откроется какой-нибудь тихий уголок — из последних, настоящих, не лишенных жизни… Нет, не откроется, конечно, — Антон знал это совершенно определенно. Но предчувствие таковой возможности все равно оставалось, и даже это было отрадным и успокоительным… Издалека он полюбовался красавцем Свято-Троицким собором, утопающим куполами в облаках, миновал церковь Косьмы и Дамиана и вышел к реке Пскове. На мосту за ним увязался какой-то тщедушный субъект. Спутанная шапка черных волос накрывала его узкое вытянутое вниз лицо; чечевицы глаз в темной своей глубине исполнены были лихорадочного блеска, недоброго и — как мгновенно представилось Антону — опасного. Откуда взялся сей странный человек, Антон не заметил. Вроде бы и неоткуда было? Разве только шагнул с той стороны перил, где разверзался провал до плоскости воды? Субъект, держа перед собой руки ладонями вверх и вытягивая их к нему, Антону, дребезжащим тенорком бормотал что-то чудное:
— Близится время ухода твоего из этой яви. Смерть ощущаешь в себе. Земля погружается в холодную воду. Свинцовая тягость заливается, рождая озноб и холод. Вода переходит в огонь. Жар и холод сменяют друг друга. Огонь переходит в воздух, взрываясь и распадаясь гаснущими искрами в пустоте…
Сумасшедший, подумал Антон, ощущая тонкое бередящее душу тревожное чувство. Он полуобернулся и, поймав боковым зрением безумный взгляд незнакомца, ускорил шаг, но тот не отставал.
— Не спеши! — забубнил он на полтона громче, — Не пугайся! Ты умер! Пойми это и не прилепляйся к ушедшему, не береди чувства, не давай им разыграться и поглотить тебя. В страшные места могут увлечь волны переживаний. Соберись и гляди вокруг себя. Услышишь громы, будто стучат друг о дружку тысячи гигантских ладоней. Это звуки последней сути. Не пугайся! Ничего не может тебе повредить, ибо тебя — нет! Стань этим звуком, откликнись на него. Эти миражи — ты сам! Тот, кого нет, заключает в себе ничего и все!
— Отстаньте от меня, — выкрикнул Антон, но вдруг остановился, резко обернувшись назад, так что незнакомец едва не ткнулся своим длинным хрящеватым носом в его, Антона, подбородок. — Отстаньте! Пойдите лучше туда, — Антон указал на взметнувшуюся в небо громаду Свято-Троицкого собора, — там вам станет легче, поверьте. Спросите отца Андрея…
— Вы не понимаете, — незнакомец отшатнулся вбок к перилам, — не мучьте меня, зачем меня мучить? — рот его болезненно искривился, а глаза разом потускнели.
— Да, к отцу Андрею, он не откажет, — еще раз повторил Антон, глядя, как незнакомец медленно пятится, с тихим шуршанием обтирая перила.
— Вы не понимаете, — мямлил незнакомец слабеющим голосом, — то, что находится внизу, подобно находящемуся внизу, ради выполнения чуда единства… Камаель поддержит вас, Гимель научит, Далете успокоит…
— Он вам и водосвятный молебен отслужит и панихиду выправит, — продолжал Антон, все еще встревоженный, но уже упокаивающийся на гребне собственных слов, как-то незаметно вдруг связавших его с таинственными и умиротворительными действами там за белыми соборными стенами. Смысл слов незнакомца по-прежнему не проникал в него, но веяло от них в лицо чем-то чужим, вязко ознобным, и руки словно погружались в холодный ил у придонных камней. Антон уцепился взглядом за возносящееся пятиглавие с золочеными крестами и, не думая, зачем это делает, перекрестился.
— Избегай голубоватой тусклости! — прошипел незнакомец уже в полном отдалении. — Если пойдешь к ней — вернешься к новой жизни, рождению, старости, болезни и новой смерти без озарения… — фигура его извернулась штопором и неуловимо быстро скользнула за спины приближающейся к Антону парочки юнцов, оседланных змейками плеерных наушников, и потом, когда юнцы миновали Антона, она уже себя не обнаружила — исчезла, испарилась, словно опять шагнула в шумящее внизу водой заперилье…
Город, он всех сводит с ума, — подумал Антон и хотел уж было пойти прочь, но вдруг с ним что-то произошло: внутри помутилось, — словно кто-то схватил его и с бешеной скоростью стал наклонять из стороны в сторону, — перед глазами все покрылось туманом и поплыло… Он пошатнулся, ухватился за перила… Ему показалось, что он падает, уже упал… Или только показалось? Иначе кто-нибудь обязательно подошел бы, выказал свое равнодушное участие… Никто не подошел… Значит, не упал… Просто на мгновение потерял сознание… Антон попытался поднять глаза и увидеть Собор, но не смог. Эта безпомощность испугала — жутко, до самой глубины. Мысли взорвались паническим облаком пыли и запорошили сознание… Антон пытался поймать в этой безумной взвеси какие-то спасительные слова, расставить их в нужном порядке… 'Господи!' — наконец вырвалось у него. И более ничего… Лишь крепостная стена и продолжающая ее стена Собора… Он их увидел! Осознание этого принесло облегчение, буря в голове утихла. Осталась лишь какая-то вязкая дымка, тормозящая мысли, но не пугающая… Потирая виски, Антон тронулся с места и медленно зашагал вперед, к гастроному, прозываемому в народе 'Стекляха'…
Кинотеатр 'Октябрь'… билетики… каникулы… нет ли лишнего билета?.. эскимо на
