сарая. Но когда прыгали через высоченный каменный забор, ограждающий необъятные двухэтажные хоромы, не выдержал уже и сам леший. Он неловко зацепился кафтаном за длинные кривые гвозди, хитро вцементированные в заборный гребень и порвал полу.
— Ишь, понастроили живоглоты острогов, да теремов! Что-то я и в тридевятом царстве таких не видал? — вскипел он и в сердцах пнул провинившийся забор пяткой. Тот испуганно вздрогнул и в три секунды по всему периметру с грохотом рассыпался на отдельные кирпичики.
— А говорил: «без лишнего шума», — съехидничала баба…
Завершился левый маршбросок у старинных палат Постникова, с грустными от безтолкового ремонта фасадами. Впрочем, на фоне расползающихся рядом руин, бывшей юридической консультации, они смотрелись еще достаточно браво. Впереди показалась будочка газетного киоска. Баба тут же насторожилась и повела носом.
— Погодь, — придержала она лешего, когда киоск оказался совсем рядом, — не торопись, дай осмотреться.
— Что еще? — сердито спросил леший и подпер бока руками, но баба его уже не слышала. Она прильнула носом к стеклу и, казалось, пыталась засосать в себя все, что содержалось внутри. Тело ее на глазах росло и вот-вот должно было достигнуть размеров самого киоска.
— Прекрати, лопнешь, — попытался образумить старуху леший, — но та на его слова никак не реагировала. — Как знаешь, — махнул рукой леший и отошел в сторону.
Он с опаской посмотрел на виднеющиеся впереди купола огромного Свято-Троицкого собора и взялся обдумывать, как бы половчее его обойти-миновать. Из раздумий его вывел чей-то развязанный хрипловатый тенорок:
— Дед, одолжи-ка пацанам закурить.
Леший взглянул налево от себя и увидел двух тощих, нагло ухмыляющихся юнцов. Какая-то тайная сила заставляла их дрыгать и вихлять всеми частями тела, словно нанизанных на веревочку паяцев. Леший ощутил исходящий от них приторный гнусноватый аромат и подивился себе, ведь прежде на это был годен лишь крючковатый нос лесной бабы. Вспомнив о ней, леший обернулся. Старуха распухла уже до совершенно невероятных размеров и полностью обволокла своим телом газетный киоск. Теперь она и сама походила на уродливую фруктовую палатку, оттого-то, верно, и не вызвала со стороны юнцов ни малейшего интереса — отождествить ее с каким-либо живым существом стало уже, положительно, невозможно… Леший с недоумением пожал плечами и опять повернулся к малолеткам.
— Не имею чести знать, о чем вы просите, — чопорно поклонился он им, — разрешаю вам следовать дальше.
Ему и впрямь отчего-то не хотелось испытывать на них свою силу. «А ну их, — подумал он раздраженно, — пусть себе катятся». Но юнцы думали иначе.
— Ты че, дед, колбасы переел? — гаркнул один из них. — А по печени?
Второй, повторяя какую-то нелепую фразу: «металл, металл, металл…», нагло напирал и виртуозно двигал в воздухе руками, словно мыл невидимое стекло. «Ворожит, что ль?» — засомневался, было, леший и принюхался, но кроме знакомого гнусного аромата, никакого магического присутствия не ощутил. «Ладно, так уж и быть, уважу вас», — подумал он и выдернул очередной пучок шерсти… В следующий момент, он сунул руку за пазуху кафтана и извлек довольно внушительных размеров папиросу. Пока он передавал ее юнцам, она еще более увеличилась и стала, наконец, похожей на небольшую мортиру. А малолетки, разом потеряв весь свой кураж, притихли и безвольно приняли в четыре руки огромный белый мундштук, внутрь которого теперь запросто возможно было просунуть целиком голову. Не понимая сами, что с ними творится, они, сдвинув лица вплотную друг к дружке, жадно приникли к папиросному жерлу, словно пытались там рассмотреть нечто совершенно невероятное. Со стороны они теперь походили на заправских дудцов в трембиту. Между тем, противоположный конец папиросы вдруг зарделся пламенем и задымился… После первой затяжки обоим малолеткам, показалось что они стремительно сходят с ума, после второй — их легкие наверняка бы взорвались, как гнилые помидоры… Однако, взорваться, как раз в этот момент, приспичило перебравшей газетной дряни лесной бабе. С ее стороны это был, в некотором роде, благородный поступок, ибо в результате него сохранились две, не столь может быть и ценные, но, безусловно, молодые жизни… Рвануло же так, что на близлежащих улицах погасли все фонари, а в соседнем здании районной администрации рухнула на пол огромная хрустальная люстра. Леший, как и следовало тому быть, остался невредим, а вот юнцов подхватило смрадным вихревым потоком и зашвырнуло на крышу дома бывшего заводоуправления канатной фабрики Мейера. Вверх по крутому шатру декоративной мееровской башенки они вкарабкались уже вполне самостоятельно и на удивление быстро…
* * *
С крыши их снимали под самое утро. Вызванному приехавшим ранее нарядом милиции пожарному расчету пришлось трудиться до седьмого пота: молодые люди, Юра и Рома, намертво вцепились во флюгер башни и ни на какие уговоры поддаваться не желали. Как не усердствовал дюжий брандмейстер разжать их окаменевшие скрюченные пальцы, ни чего доброго у него, увы, не выходило. Все это время молодые люди кричали, не
