ложкой. — Как ваши дела, сэр? Есть известия от мисс Блайстоун? Надеюсь, с ней все в порядке?
— Насколько я знаю, да, — огрызнулся Сэндерс, повернувшись к собеседнику с таким ледяным взглядом, что тот недоуменно уставился на него; однако позже он придвинул свой стул поближе к столу с заговорщическим видом.
— Не знаю, сэр, почему вы едва не отгрызли мне голову за вопрос о мисс Блайстоун, но это не мое дело.
— Простите. Я не хотел вас обидеть.
Мастерс внимательно посмотрел на него:
— Вы просили меня приехать, и вот я здесь. Но вы ведь лучше других знаете, доктор, что я должен явиться в Гроувтоп и доложить о себе суперинтенденту. Почему вы хотели, чтобы я сначала услышал факты от вас?
— Потому что я решил вас предупредить, а то вы, чего доброго, пробьете головой потолок, — ответил Сэндерс.
Мастерс выпрямился на стуле.
— Все так скверно?
— Да.
— Опять! — вздохнул старший инспектор. — Впрочем, сэр, я не возражаю. За последние шесть или семь лет я такого навидался, что меня едва ли можно чем-то удивить. — Тем не менее, он казался обеспокоенным. — Но из-за чего шум? Судя по тому, что я слышал, нет никаких причин для тревоги. Жена мистера Констейбла видела, как он вышел из своей спальни на лестничную площадку. Там его внезапно хватил приступ, он упал и умер через пару минут. Верно?
— Пока что да.
— Вот как? — Мастерс бросил на него быстрый взгляд. — Вы можете сообщить мне что-то еще?
— Немного. Тут нет ничего особенно замысловатого, если вы это имеете в виду. В пятницу вечером в Форуэйзе собрались шесть человек: мистер и миссис Констейбл, мисс Хилари Кин, мистер Лоренс Чейс, мистер Герман Пенник и я. Перед смертью Констейбла наши позиции выглядели следующим образом. Констейбл переодевался в своей спальне, которая соединяется со спальней его жены через ванную. Миссис Констейбл одевалась у себя в комнате. Мистер Чейс — тоже. Мисс Кин разговаривала со мной в моей спальне. Все эти комнаты находятся на одном этаже с трех сторон квадратной площадки. Последний гость, мистер Пенник, был внизу в кухне, готовя нам обед.
Около без двух минут восемь Констейбл крикнул жене через дверь ванной, что он закончил одеваться и идет вниз. Услышав, как закрылась его дверь на площадку, она вспомнила, что забыла спросить, дала ли ему два чистых носовых платка, поэтому открыла свою входную дверь.
Двери обеих этих комнат обращены к третьей стороне квадратной площадки, образованной лестничной балюстрадой. Миссис Констейбл увидела, что ее муж стоит спиной к ней. Точнее, не стоит, а, по ее словам, «шатается и приплясывает».
Мастерс достал записную книжку и положил ее на стол. Вид у него был задумчивый.
— «Шатается и приплясывает»? — переспросил он, откашлявшись. — Что она под этим подразумевала?
— Она не могла или не хотела выразиться яснее.
— Продолжайте, сэр.
— Констейбл перегнулся через балюстраду, и она начала кричать. Я выбежал на площадку через пару секунд. Констейбл извивался над перилами, размахивая левой рукой в воздухе — вот так, — словно пытаясь броситься вниз. Но вместо этого он упал возле балюстрады и умер через несколько секунд после того, как я подбежал к нему.
— От чего умер, сэр? — резко осведомился старший инспектор.
— Сначала я подумал, что от разрыва сердца. Все указывало на это — внезапная боль, коллапс, судороги, холодная и влажная кожа. И до того вечером он упоминал «приступ», как будто опасаясь его. Но мне не понравились расширенные зрачки. Я пытался расспросить миссис Констейбл о сердце ее мужа, но она была не в том состоянии, чтобы толково отвечать на вопросы. Ситуация выглядела достаточно простой, пока я не поговорил с доктором Эджем — лечащим врачом мистера Констейбла.
— Ну?
— Сердце у Констейбла было таким же здоровым, как у вас и у меня. Он просто был ипохондриком. И более того, вскрытие показало, что все его органы были абсолютно здоровыми — ничто не объясняло внезапную смерть.
— Но вы найдете причину, а, доктор?
— Не понимаю.
Мастерс скептически хмыкнул:
— Возможно, это выглядит странно, но я не вижу повода для суеты. Врачи постоянно спорят о причинах неожиданной смерти…
— Говорю вам, вскрытие не показало никаких причин. И врачи не спорят, когда все очевидно.
— А как насчет яда? — спросил Мастерс тоном человека, выдвигающего деловое предложение.
— Отпадает.
— Вы уверены?
— Да. Если только вы не имеете в виду «таинственный яд, неизвестный науке», что я категорически отвергаю. — Сэндерс невольно усмехнулся. — Ставлю свою репутацию, инспектор, что Констейбл не умер ни от какого яда — твердого, жидкого или газообразного. Доктор Эдж и я проверяли все, пока едва не свалились с ног, и, если был какой-то тест, который мы упустили, я бы хотел о нем услышать. Это не пойдет.
Старший инспектор поскреб подбородок. Его лицо стало озабоченным.
— Тогда здесь что-то не так, — заявил он. — В конце концов, что-то его убило. Человек не может просто свалиться замертво без всякой причины.
— Может, — возразил Сэндерс.
— Прошу прощения?
— Я могу назвать по меньшей мере три обстоятельства, при которых абсолютно здоровый и крепкий человек способен умереть без всяких признаков — внешних и внутренних — причины смерти.
— Невозможно!
— Почему?
— Потому что… Черт побери! — Мастерс встал и уставился в окно, позвякивая монетами в кармане. — Потому что это загнало бы нас в угол! Где бы, по-вашему, оказалась полиция, если бы люди начали умирать без всяких признаков того, что их убило?
— Теперь мы приближаемся к нашей проблеме. Я скопировал одно заявление, которое вы можете передать прессе, если ситуация будет накаляться. Это не мое заявление, а цитата из Тейлора, так что можете ему поверить.
Сэндерс развернул лист бумаги, исписанный аккуратным почерком.
«Среди непрофессионалов существует предубеждение, будто человек не может умереть насильственной смертью без видимых механических повреждений какого-либо жизненно важного органа или кровеносного сосуда. Это ошибочное мнение, поскольку смерть может наступить от нарушения функций жизненно важного органа без видимых изменений его структуры».[8]
Он подтолкнул бумагу через стол.
— Коротко и ясно. Повторяю: я могу назвать вам минимум три обстоятельства, при которых человек может умереть насильственной смертью без внешних и внутренних признаков ее причины.
— Насильственной? — Мастерс уцепился за слово, как терьер. — Вы имеете в виду убийство?
— Да.
— Понятно, — пробормотал после паузы старший инспектор и снова сел. — Век живи — век учись. Только говоря с вами или с сэром Генри Мерривейлом, я постоянно учусь вещам, которых лучше бы не существовало в природе. Говорите, три обстоятельства? Какие именно?
