— Потому что эта леди, — она кивнула в сторону Мины, которая продолжала рассеянно массировать руки, — не должна оставаться здесь одна ночью. Звонили из больницы и сообщили, что кухарку и горничную выпишут только завтра. Миссис Констейбл заявляет, что хочет остаться одна, но ей нельзя этого позволять. Я бы тоже осталась, но завтра начинается процесс Райса-Мейсона, и если я не уеду вечером, меня попросту уволят. Не могли бы вы задержаться?
«В конце концов, — думал Сэндерс, глядя на пустое место на полке, где ранее стояли «Новые способы совершения убийства», — я не полицейский. Это не мое дело. Но я бы хотел, чтобы это пособие не исчезало».
— Вы меня не слушаете?
— Конечно, слушаю, — отозвался он, с трудом отрываясь от мыслей. — Я охотно останусь, если только миссис Констейбл не будет возражать. Разумеется, лучше, чтобы кто-нибудь присматривал за ней еще одну ночь. Она не в таком хорошем состоянии, как ей кажется.
Лицо Мины осветила очаровательная улыбка. Отбросив полотенце, она подошла к Хилари и положила руку ей на плечо.
— Что бы ни случилось, благодарю вас, — сказала она. — Вы оба были очень добры ко мне. Не знаю, Хилари, что бы я без вас делала. Вы готовили пищу и даже мыли посуду!
— Тяжелая работа, — сухо отозвалась Хилари. — Она меня просто истощила. Интересно, что вы делаете, странствуя по диким местам, где некому мыть вам посуду?
— О, я плачу кому-нибудь за это, — рассеянно промолвила Мина. — Это экономит время и избавляет от хлопот. — Ее тон изменился. — Не беспокойтесь обо мне, дорогая. Со мной все будет в порядке. Хорошо бы я смогла убедить остаться и эту жабу Пенника.
— Пенника?
— Да.
— Но я думала…
— Я хочу поговорить с сэром Генри Мерривейлом, — продолжала Мина. — Потом посмотрим… А сейчас уходите отсюда оба и дайте мне одеться.
Она выставила их с резкостью человека, вновь готового вот-вот сорваться, и захлопнула за ними дверь. Сэндерса это не опечалило. Он должен был кое-что сказать Хилари, но обнаружил, что ему нелегко это сделать.
Приглушенный свет проникал на площадку только сквозь цветные витражи, спускающиеся параллельно лестнице. Они казались еще выше, и рядом с ними Сэндерс чувствовал себя находящимся внутри калейдоскопа. «В алькове девичьем высокой аркой венчалось разноцветное окно»,[17] — пришло ему в голову, когда он и Хилари сходили по ступенькам, покрытым толстым ковром. Слова все еще застревали у него в горле, и девушка первой нарушила молчание:
— С ней нельзя говорить откровенно — в этом вся беда. Невозможно понять, что она думает на самом деле.
— Кто?
— Мина, конечно! Она либо замыкается, либо начинает вести себя как на сцене. Как бы мне хотелось знать, что здесь произошло в действительности!
— Хилари…
— Да?
— Почему вы не сказали мне правду о том, что Пенник был в вашей комнате в пятницу вечером?
Оба остановились, спустившись на десять ступенек. Позади тикали напольные часы. Сэндерс боялся, что их заметят из гостиной.
— Пойдемте сюда, — сказал он, взяв девушку за руку и ведя ее наверх. Она не сопротивлялась.
— Почему вы думаете, что я не сказала вам правду? — спросила Хилари.
— Лэрри Чейс видел, как он выходил из вашей комнаты незадолго до того, как вы влезли ко мне в окно. Чейс рассказал об этом полицейским, и поэтому они хотят поговорить с вами. Бояться нечего — им просто нужно узнать, что вас так напугало. Но Пенник был там, не так ли?
Хилари глубоко вздохнула.
— Да, — ответила она. — Он был там.
Глава 10
— Тогда почему вы мне об этом не рассказали?
Хилари попыталась укрыться под маской капризной особы, весьма ловко прилаженной, но не убеждавшей Сэндерса. Сделав викторианский реверанс, девушка присела на ступеньку, обхватила руками колени и посмотрела на него. В тусклых отсветах витражей выражение ее лица могло означать все, что угодно.
— А почему я должна была рассказывать вам, сэр? — осведомилась Хилари.
— Перестаньте кривляться.
— Есть вещи, о которых не следует знать столь невинным молодым людям.
— Вероятно. Но столь же невинные полицейские могут стать очень грубыми, если от них эти вещи скрывают.
— Вы мне угрожаете?
— Послушайте, Хилари. — Сэндерс опустился на ступеньку рядом с ней. — Вы говорите точь-в-точь как героиня бездарного триллера. Демонстрируете оскорбленное достоинство и скрываете какую-то мелочь без всякой причины. Естественно, полицию интересуют Пенник и все его передвижения. Меня все это волнует совсем по другой причине. Чем Пенник умудрился так вас напугать?
— А вы как думаете?.. Теперь вы сами ведете себя как герой скверного триллера. Думаете, я хочу, чтобы об этом повсюду кричали? Думаете, любая женщина согласилась бы терпеть из-за глупого недоразумения суету и в результате всех перессорить? Конечно, если она не из женщин того сорта, для которых существует определенный термин. Куда лучше притворяться, будто ничего не случилось…
Внезапно настроение Хилари изменилось. Сэндерс почувствовал, как она задрожала.
— Вообще-то вы правы, — сказала девушка. — Было кое-что еще. И бедняга даже не притронулся ко мне.
— «Бедняга»?
Хилари облокотилась на подоконник витража.
— Скажите, — неожиданно спросила она, — что собой представляет девушка, на которой вы собираетесь жениться, — эта мисс Блайстоун? — Ее голос звучал настойчиво.
— Но…
— Пожалуйста, ответьте.
— Пожалуй… она немного похожа на вас.
— Чем?
Его мысленному взору представились гудящий лайнер, солнце на белых бортах и толпа, в которой мелькала Марша Блайстоун, пытаясь попрощаться со всеми. Должно быть, на палубе находился и Кесслер.
— Не знаю. Она менее зрелая, чем вы, и более… легкомысленная. — Сэндерс помедлил перед словом, которое терпеть не мог. — Душа общества на вечеринках, хорошая собеседница. Короче говоря, она весела там, где я становлюсь занудой.
— Как она выглядит?
— Меньше и стройнее вас. У нее карие глаза. Она художница.
— Должно быть, с ней очень интересно.
— Да.
— Вы любите ее?
В глубине души он ожидал этого вопроса.
— Да, конечно.
