— Вполне возможно. В таком случае ее «вызов» — тоже чистой воды блеф. Ваша версия выглядит убедительно, за исключением того факта, что мы не можем ее доказать, даже если бы знали, что это правда. А я лишь знаю, что это правда отчасти. Тем не менее, — он сердито посмотрел на Сэндерса, — леди здесь в такой же безопасности, как если бы мы обложили ее ватой и спрятали в сейф Банка Англии. А теперь нам нужно ехать, иначе дочка Джо Кина опоздает на поезд. Доброй ночи, сынок. Пошли, Мастерс.
Стоя в дверях Форуэйза, доктор Сэндерс наблюдал за задними огнями полицейского автомобиля, исчезающими среди деревьев. Стало холоднее. Постояв под ясным звездным небом, Сэндерс вернулся в дом, закрыв на засов и заперев парадную дверь. В доме не осталось никого, кроме него и приятной маленькой женщины, которую двое его коллег считали убийцей. Это заставило доктора улыбнуться. Он не знал, что ему предстоит одна из худших ночей в его жизни.
Глава 12
Как Сэндерс вспоминал впоследствии, первым его чувством было ощущение свободы и почти бодрости.
В роскоши одиночества он мог позволить себе почитать или подумать о личных проблемах. Возможно, ему не следовало оставлять включенным столько света в чужом доме, но это соответствовало его настроению, и он не испытывал стремления к экономии. Его удивляло, насколько более восприимчивыми становятся в тишине нервы, уши и даже глаза. Все казалось больше и отчетливее, чем в действительности. Каждый звук — от шуршания подошв по плиткам пола до шороха листа пальмы, задетого рукавом, — вибрировал, словно нота.
Сэндерс направился в гостиную, где шаги по дубовому лакированному полу звучали еще громче. В комнате было холодно, поэтому он закрыл окно, а подумав, запер его. Все окна на первом этаже доходили до пола — интересно, заперты ли они? Подобного рода дома похожи на ряд открытых арок.
Войдя в столовую, Сэндерс задумчиво посмотрел на темные картины и массивное блюдо на буфете. Вспомнив, что в буфете находилась наполовину опустошенная бутылка пива, он достал ее, поставил на стол со стуком, показавшимся необычайно громким, и взял из буфета стакан, неожиданно увидев свое отражение в зеркале на задней стенке отделения. Он также вынул из шкафа фарфоровую пепельницу, которая покачивалась со стуком каждый раз, когда в нее стряхивали пепел.
Тепловатое пиво было слишком пенистым. Сэндерс терпеливо наполнил стакан, зажег сигарету и в задумчивости сел у большого круглого стола.
Было бы любопытно написать монографию о медицинских аспектах эмоции, именуемой страхом. Конечно, это исследовали и прежде, но, только сортируя факты для отчета Мастерсу, он осознал всю глубину и таинственность явления, называемого нервным шоком. Это была абсолютно новая территория, похожая на зыбучие пески. В доме от нее пострадали уже несколько человек, включая Хилари. А ведь он так и не узнал, что она видела. В качестве более конкретного примера можно предположить, что Сэм Констейбл умер от нервного шока в результате чего-то увиденного, услышанного или приготовленного с определенной целью…
Позади громко скрипнула вращающаяся дверь в кухню. Подавив импульс немедленно вскочить, Сэндерс подождал долю секунды и небрежно обернулся.
Он ничего не увидел, заранее зная, что так будет. Досадная реакция была вызвана всего лишь внезапным движением случайного предмета. Сквозняк, скрип дерева или еще что-то, столь же неодушевленное, сразу подействовало на нервы. В кухне было темно, как и в оранжерее, которую он мог видеть сквозь закрытую стеклянную дверь.
Вероятно, это не подходящее время для анализа природы невротических реакций. Лучше встать и что-нибудь сделать — например, подняться наверх и посмотреть, как себя чувствует Мина Констейбл.
Погасив сигарету, Сэндерс допил пиво и поднялся по лестнице. Постучав в дверь спальни Мины, он не получил ответа, но и не ожидал его — снотворное к этому времени уже действовало. Он бесшумно открыл дверь и заглянул в комнату.
Кровать Мины была пуста.
Одеяла были отброшены в беспорядке; ночник освещал скомканную белую простыню. Подушки были измяты, а халат и шлепанцы, в которых Мина покорно отправилась в спальню в девять, исчезли. В ванной тоже никого не было. Она и комната Сэма выглядели темными пустотами, где никто не стал бы сидеть или прятаться ради удовольствия.
— Миссис Констейбл! — окликнул Сэндерс.
Женщина не отозвалась.
— Миссис Констейбл!
Не существует более тревожного чувства, чем сознание того, что человек, запертый вместе с вами в четырех стенах и находящийся поблизости, по каким-то причинам не отзывается. Это слишком похоже на какую-то неприятную игру. Тем не менее, Мина продолжала прятаться.
Сэндерс обыскал комнату, ничуть не интересуясь, что она скажет, если он найдет ее в гардеробе. А может быть, на сей раз случился подлинный приступ? Но этому не соответствовали халат и шлепанцы. Сэндерс быстро прошел через ванную, ударившись голенями о крашенный под бронзу электронагреватель и опрокинув стакан, который со звоном упал в раковину умывальника. Эти звуки привели его в чувство, и он начал методично заглядывать в каждую комнату на втором этаже, включая свою собственную. Потом Сэндерс спустился по лестнице, обнаружив небольшую перемену в нижнем холле. Высокие складные двери гостиной, оставленные им открытыми, теперь были закрыты.
Когда Сэндерс открывал их, начал звонить телефон, и звонки продолжались, пока он окидывал взглядом комнату. Подняв трубку, Сэндерс почувствовал, что она еще теплая от недавнего контакта с чьей- то рукой.
— Алло! — послышался настойчивый голос. — Это Гроувтоп, 31?
— Нет… Да, — ответил Сэндерс, взглянув на диск.
— Это «Дейли нон-стоп». Могу я поговорить с мисс Шилдс?
— С кем?.. О, простите! Мисс Шилдс нездоровится, и она сожалеет, что не может…
— Все в порядке, доктор, — послышался голос Мины. Ее лицо появилось около его плеча, а тонкая, смуглая и веснушчатая рука выскользнула из рукава халата и отобрала у него трубку. — Алло! Да, говорите… Вы звоните убедиться, что это не шутка?.. Да-да, я понимаю, что вы должны соблюдать осторожность… Да, напечатайте, сколько сможете… Нет, все в порядке, но я не могу больше разговаривать — я неважно себя чувствую… Да, благодарю вас… До свидания.
Она бросила трубку на рычаг и шагнула назад.
— Простите, что мне пришлось обмануть вас, — обратилась Мина к Сэндерсу. — Но я предупредила их, что они не смогут вечно не подпускать меня к телефону. Как только они ушли, я спустилась сюда и стала ждать. Они бы меня остановили.
Сэндерс тоже отошел от телефона.
— Все в порядке, миссис Констейбл.
— Ну вот, теперь вы сердитесь.
«Конечно, сержусь! Кто бы не сердился на моем месте?»
— Все в порядке. Если мне захотелось строить из себя дурака, то я сам виноват. — Он вспомнил, как с криками бегал по дому, каждым словом демонстрируя свое состояние. — Но объясните, как вам удалось не заснуть после такой дозы снотворного?
— Я его не принимала, — ответила Мина тоном по-настоящему больной женщины, радующейся собственной хитрости. Сэндерс заметил это истеричное торжество, и его гнев сразу прошел. — Я только притворилась, что принимаю таблетки. А теперь я отомстила Пеннику! Они не станут печатать все, что я им сообщила — по их словам, это было бы клеветой, — но и небольшой толики достаточно. Мсье Водуа будет выглядеть круглым дураком. Один профессор на борту нашего корабля называл Пенника мсье Водуа — не знаю почему, но это приводило его в ярость. Сейчас я поднимусь к себе, приму лекарство, и все будет в
