Если вы в состоянии не обращать внимания на шум, давайте продолжим допрос последнего свидетеля. Доктор Сэндерс!
Сидящий на свидетельском месте Сэндерс огляделся вокруг. Он думал, что никогда не видел более кошмарного места, чем эта продолговатая «классная комната». В полумраке виднелись деревянные лица Г. М., Мастерса, суперинтендента Белчера, доктора Эджа и Лоренса Чейса, который официально опознал труп. Они сидели тихо, но Сэндерсу казалось, что присяжные с трудом сдерживаются.
— Вы дали нам четкие показания, доктор, касающиеся произведенного вами обследования покойного сразу после смерти и при вскрытии. Считаете ли вы ваше обследование исчерпывающим?
— Да.
— Следовательно, вы согласны с мнением, уже выраженным доктором Эджем?
— Да, согласен.
— Эй, вы! Ну-ка, разойдитесь!
— Чего ты толкаешься?
— Пошли вон отсюда!
— Думаешь, ты Господь всемогущий, если нацепил шлем? Сам пошел вон!
— Ну-ка, ребята, все вместе!
— «Видели, как Бобби Пил шлем с утра свой нацепил?»
— Кто-нибудь, пожалуйста, закройте другое окно! Благодарю вас, инспектор. Предпочитаю задохнуться, нежели оглохнуть. Боюсь, придется принять суровые меры. Доктор Сэндерс…
Сэндерс машинально отвечал на вопросы. Его голова ныла после ночного сидения над книгами, и шум снаружи отнюдь не успокаивал боль. К тому же ему не давала покоя мысль, что Хилари не пошла с ним обедать вчера вечером, так что первый раунд выиграл Пенник.
— Вы утверждаете, доктор, что ни один жизненно важный орган не был поврежден?
— Да.
— И что, хотя существуют причины, способные вызвать такое состояние, невозможно определить, какая из них привела к смерти мистера Констейбла?
— Да.
«Черт бы побрал Пенника и все, что с ним связано! Я не мог бы заснуть прошлой ночью, даже если бы пытался. Хотя это всего лишь внушение, но нервы расшатались до предела. Начинаю воображать невесть что. Сейчас начало четвертого. Солнце скоро начнет клониться к закату. Пенник попытается атаковать меня между без четверти десять и четвертью одиннадцатого вечера. Остается семь часов…»
— Скажите, доктор, покойный умер мгновенно?
— Нет. Быстро, но не мгновенно. Агония продолжалась минимум две минуты.
— Смерть была болезненной?
— Я бы сказал, крайне болезненной.
«Было довольно унизительно заказать столик на двоих в «Коринфянине», прийти в крошечную квартирку Хилари в Вестминстере и обнаружить, что она уже ушла с Пенником, передав извинения через консьержку. Правда, она оставила записку: «Пожалуйста, верьте мне. Сейчас я работаю совместно с вашим Г. М., и у него есть план». Но какой план?»
— Вы меня слушаете, доктор?
— Прошу прощения.
«Но какой план? Что скрывается за деревянным лицом Г. М.?»
— Давайте проясним один пункт, доктор. Вы не верите в предположения о сверхъестественной или хотя бы выходящей за рамки нормальной причине смерти?
— Не верю.
— Вы бы назвали подобные предположения вздором?
— Да, назвал бы.
— И последнее. Вы считаете, что никто не в состоянии определить причину смерти?
— Да.
— Благодарю вас, доктор, это все.
Один из присяжных, жилистый рыжеволосый мужчина с высоким воротничком, который суетился больше остальных, громко прочистил горло.
— Подождите! — заговорил он. — Прошу прощения, мистер коронер, но нам позволено задавать вопросы?
— Разумеется. Пожалуйста, задавайте свидетелю любые вопросы, которые кажутся вам существенными.
Рыжеволосый мужчина склонился вперед, положив руки на колени.
— Как насчет телесилы? — осведомился он.
Жюри как по команде встрепенулось. Толстый старшина присяжных, которому принадлежала самая процветающая пивная в Гроувтопе, выглядел раздосадованным тем, что не успел первым задать животрепещущий вопрос.
— Никогда о ней не слышал, — кратко ответил Сэндерс.
— Разве вы не читаете газеты, сэр?
— Я имею в виду, не слышал с научной точки зрения. Если хотите знать мое мнение, могу только присоединиться к профессору Хаксдейну, назвавшему это чушью.
— Но…
— Джентльмены, — холодно прервал коронер. — Я сожалею, что вынужден воспрепятствовать вашему естественному и похвальному желанию тщательно взвесить все аспекты дела, но должен просить вас ограничить круг ваших вопросов имеющими отношение к этому дознанию. Вы ознакомлены с медицинским свидетельством. Ваше решение должно быть основано только на нем. Я не просто прошу вас об этом, джентльмены, но боюсь, что обязан потребовать этого.
Молчание сразу было нарушено. Несколько присяжных заговорили одновременно.
— Но это неправильно! — крикнул кто-то коронеру.
— Сэр, вы подвергаете сомнению то, как я веду дознание?
— Врачи! — послышался презрительный голос. — Когда моя жена умерла, доктор сказал…
— Джентльмены, я требую тишины в суде! Это ясно?
— Господи, это же он!
— Кто?
— Смотри, Салли! Давай я тебя приподниму. Выходит из машины.
— Точно он!
— Ну и ну! Эй, старина, как насчет того, чтобы прикончить мою старуху?
— А сейчас, джентльмены, я прошу вас обратить внимание на меня, а не на окна. Напоминаю, что происходящее за пределами этих стен нас не касается. Благодарю вас, доктор Сэндерс, у жюри больше нет вопросов. Они удовлетворены…
— Убийца!
— Бу-у!
— Стойте! Будем играть честно. Дайте человеку шанс. Что он сделал?
— Что сделал? Разве ты не знаешь, что он нацист?
— Ближайший друг Гитлера!
— Истинная правда. Сам слышал в пабе вчера вечером. Толстый лысый джентльмен из Лондона — с рыцарским званием — сказал, что…
— …Только эти показания, джентльмены, могут нас интересовать. Поскольку доктор Сэндерс был последним свидетелем, я должен кратко суммировать факты, дабы помочь вам вынести вердикт. И боюсь, джентльмены, вердикт может быть только один. Как бы то ни было, позвольте обратить ваше внимание…
Сэндерс прошел на цыпочках мимо присяжных, сидящих в первом ряду неподвижно, как манекены. Он бросил взгляд на Г. М., чьи глаза были закрыты, а руки сложены на животе, мягко колышущемся, словно во сне. Мастерс не сводил глаз с коронера. Нервы Сэндерса были напряжены до предела, и сейчас ему больше всего на свете хотелось закурить.
