старался скрыть, когда голова Пенника, как чертик из табакерки, появилась над краем балкона. Они смотрели друг на друга, словно сдерживая себя.
— Добрый вечер, доктор Сэндерс, — едва слышным шепотом заговорил Пенник.
(Сэндерс? Почему фамилия кажется знакомой?)
Молодой человек подошел к лестнице и осведомился также шепотом:
— Что вы здесь делаете?
— Пришел уладить дела, доктор Сэндерс, — ответил Пенник.
Вдалеке, на церкви Святого Альда, часы пробили без четверти десять. Пенник, откинув назад голову и подняв запястье, пытался разглядеть в темноте циферблат наручных часов. То, что он увидел, похоже, удовлетворило его.
— Все точно, — прошептал Пенник. — А что вы делаете здесь, доктор?
— Хотел бы я знать, — отозвался другой мужчина, вцепившись в перила балкона. — Но они ничего мне не сказали.
— Я могу вам сказать. — И Пенник потянулся к балконным перилам.
И тут констебль Риддл начал действовать. Без излишней театральности, которая была не в его натуре, он преодолел оставшиеся ступеньки парой длинных энергичных шагов и постучал Пенника сзади по плечу. Одновременно он отцепил от пояса фонарь, включил его и направил луч в лицо Пеннику, когда тот повернулся.
— Ну? — осведомился констебль Риддл. — Что все это значит?
Вопрос был риторическим. Он сам не знал, какого ожидал ответа. Но менее всего он ожидал увидеть выражение лица, представшее ему при свете фонаря. Движения Пенника были настолько незаметными, что результат выглядел почти шокирующим. Лицо Пенника казалось распухшим, потому что он плакал как ребенок, пока его веки не отекли, а белки глаз не порозовели. Он поднял руку, прикрывая глаза от света, опустил уголки рта и начал хныкать.
На железных плитках балкона послышались шаги — осторожные, но отчетливые, как звуки, издаваемые крысами. Вспыхнул луч еще одного фонаря, устремившись на Риддла.
— Что, черт возьми, вы тут делаете? — Казалось невероятным, что в тихом бормотании может быть столько необузданной ярости. — Выключите свет!
Оба луча исчезли, когда Риддл повернул свой фонарь кверху. Но увиденное так его поразило, что он рискнул еще раз направить луч на балкон, дабы убедиться, что не ошибся. К нему обращался старший инспектор Мастерс, который надвинул на глаза шляпу-котелок и отмахивался от света, как от тучи насекомых. Рядом с ним стоял старый джентльмен, которого Риддл помнил со времен Ланкастер-Мьюс. Констебль пытался собраться с мыслями.
— Что вам нужно? — допытывался Мастерс.
— Ворота были открыты, сэр… — машинально отозвался Риддл, но тут же вспомнил более важный аргумент. — Я поймал Пенника, — добавил он, ухватив последнего за воротник свободной рукой.
— Да-да, вижу. А теперь убирайтесь, понятно? Нет, погодите — вы можете нам понадобиться.
— Сэр, это Пенник. Он не в Париже. Я знаю, как он это проделал. Совсем как браконьеры в Ланкашире. Мой папа…
— Отпустите его немедленно!
— Прошу прощения, сэр. Я собирался связаться с Билли Уинном, но предпочитаю, чтобы меня выслушали вы. Их было двое братьев-близнецов — лучшая браконьерская команда, которая когда-либо обводила вокруг пальца магистратов. Звали их Том и Харри Годдены — один из них обчистил парк сэра Марка Уилмена под носом у смотрителя, но обзавелся алиби, так как другой был в пабе с дюжиной свидетелей…
— Вы что, рехнулись?
— Пенников тоже двое, — продолжал Риддл, не отпуская жертву. — Я подозревал это раньше, а теперь знаю наверняка.
— Спокойно, сынок, — вмешался низкий голос.
Риддл слышал в темноте дыхание сэра Генри Мерривейла.
— Держите себя в руках, Мастерс. Знаете, по-своему, он абсолютно прав.
— Благодарю вас, сэр. Мой папа…
— Ну-ну, сынок, отпустите его. Он ничего не сделал.
— А как же эти убийства, сэр?
— Он никого не убивал.
Рука Риддла опустилась, так как выражение лица старшего инспектора Мастерса не допускало разнообразия толкований. Теперь заговорил молодой человек по имени Сэндерс. Он говорил спокойно и рассудительно, но Риддл чувствовал, что он ждет ответа, и сам бы ответил ему, если бы мог.
— Слушайте, сэр, пора раскрыть карты. Время для трюков прошло. Вы отдаете мне распоряжения, и я их выполняю, вы объясняете мне, чего следует остерегаться и как я должен вам помочь, и будет только справедливым ввести меня в курс дела.
— Угу. Что вас интересует?
— Теперь вы заявляете, что Пенник не совершал убийств?
— Так оно и есть, — устало ответил низкий голос. — Он не совершал никаких убийств и ничего о них не знает. Он абсолютно не виновен ни в преступлении, ни в соучастии.
Внизу шелестели листья деревьев сада.
— Вот так, — продолжал голос. — Это пугало досаждало вам и всему миру почти неделю. Но пойдемте со мной, и я покажу вам настоящее чудовище.
Он направился к железной лестнице, ведущей на балкон этажом выше, издавая очень мало звуков, хотя двигался весьма неуклюже. Сэндерс зашагал за ним.
— Но ведь квартира Констейблов здесь, на этом этаже. Зачем нам идти наверх?
Неестественный шепот начал действовать на нервы всем присутствующим. Ступеньки скрипели, Г. М. поднимался первым, остальные шли сзади. Луна светила сквозь щели между железными перекладинами и плитками. Почти на самом верху лестницы Г. М. заколебался и повернулся. Лунный свет блеснул на его очках и древнем цилиндре, сдвинутом на затылок. Толстые руки были распростерты, словно преграждая путь наверх. Все услышали тонкий, но пронзительный звонок в дверь квартиры на верхнем этаже.
— Очевидно, это звонит настоящий убийца, — пробормотал Г. М. — Слушайте меня. Мы будем смотреть в окна, которые специально оставили открытыми для нас. Если кто-нибудь заговорит, пока мы находимся на балконе, я убью его. Хочу предупредить, что эта квартира особы, против которой с самого начала был направлен весь план грязной работы, и что эту особу хотят убить сегодня вечером. Пошли.
Его пальто исчезло. Навеса над последним балконом не было. Луна серебрила плитки крыши, а высокие окна опускались до пола. Эти окна открывались как двери — два из них были приоткрыты на несколько дюймов. Тяжелые розовые портьеры внутри, вероятно в полдюйма толщиной, также были слегка раздвинуты. Сцена была окутана дымкой нереальности, так как, помимо портьер, на окнах были прозрачные занавески из тончайшего золотого кружева. Сквозь них, как сквозь легкую вуаль, можно было заглянуть в тускло освещенную комнату.
Это была женская спальня, или будуар, во французском стиле середины XVIII века. Обитые шелком стены отражались в зеркалах с позолоченными рамами. Кровать слева прикрывал балдахин, спускавшийся с потолка, рядом висела хрустальная люстра. Но комнату освещала только пара бра. Кто-то, кого они не видели, — очевидно, хозяин квартиры — сидел в высоком кресле спиной к окну.
Они уже слышали, как убийца звонил в дверь. Голос человека в кресле отозвался, приглашая войти. В соседних комнатах послышались шаги.
Г. М. схватил за руку Сэндерса, чье сердце бешено колотилось, и подтолкнул его к щели между занавесями. Прямо напротив них находилась дверь. Она открылась, впустив посетителя.
Констебль Риддл нарушил приказ Г. М.
— Но я знаю, кто это, сэр, — заговорил он громким дрожащим шепотом прямо в ухо Сэндерса. — Я часто видел ее здесь, в квартире мачехи. Это мисс Хилари Кин.
