— Надеюсь, я был не слишком резок, мистер Пенник? — вежливо отозвался Сэндерс. — Вы не обиделись?
— Вовсе нет. Понимаете, я сам не знаю, почему нахожусь здесь, не питая пристрастия к пребыванию в обществе. Но миссис Констейбл так просила меня приехать!..
Он улыбнулся, и Сэндерс испытал странную психологическую реакцию. Сама репутация, которую создал себе Пенник, окружала его словно аура, вызывая ощущение беспокойства и невольно побуждая к вопросу: «Неужели этот тип действительно в состоянии читать мои мысли?»
— Может быть, нам сесть? — внезапно предложил Пенник. — Позвольте принести вам стул, мисс Кин. Вам будет удобнее на нем, чем на парапете фонтана.
— Спасибо, мне вполне удобно.
— Вы… э-э… уверены?
— Абсолютно.
Хотя Хилари улыбалась, Сэндерс чувствовал, что мистер Герман Пенник вызывает беспокойство и у нее. Его манеры изменились, когда он обратился к ней — речь стала сбивчивой, как у смущенного мальчугана.
Быстро опустившись на плетеный стул, Пенник вздохнул с явным облегчением.
— Мы как раз говорили доктору, — начал Лоренс Чейс, тряхнув чуть лысеющей головой, — о вещах, которые вы проделываете.
— Благодарю вас, мистер Чейс. И доктор казался… впечатленным?
— По-моему, скорее немного шокированным.
— В самом деле? Могу я спросить, сэр, что именно вас шокировало?
Сэндерс начал чувствовать себя преследуемым — казалось, сомнению подвергают его действия, а не Пенника. Черт бы побрал все эти подводные течения! Время от времени Сэндерс ощущал на себе взгляд Хилари Кин.
— Едва ли шокировало, — сухо отозвался он. — Скорее удивило. Любой человек, имеющий дело с такими реалиями, как анатомия, — вообще любой ученый — склонен не доверять заявлениям, которые… — Сэндерс хотел сказать «противоречат законам природы», но осознал, что это прозвучит достаточно напыщенно, чтобы вызвать усмешку, — подобным заявлениям.
— Понятно, — кивнул Пенник. — И наука отказывается это исследовать, поскольку результаты могут оказаться неудобными?
— Вовсе нет.
— Тем не менее, сэр, вы сами признали, что в прошлом имели место успешные эксперименты в области телепатии.
— В определенной степени. Но не в такой, на какую претендуете вы.
— Вы возражаете против того, чтобы я демонстрировал прогресс? Но это, сэр, столь же неразумно, как требовать прекратить исследования в области радио, так как первые эксперименты были хотя и успешными, но не полными.
«Будь осторожен! — мысленно предупредил себя Сэндерс. — Если ты позволишь ему продолжать в том же духе, он положит тебя на обе лопатки. Аргумент в виде ложных аналогий — старая уловка».
— Об этом я и говорю, мистер Пенник. Радио основано на принципах, которые можно объяснить. А вы можете объяснить принципы вашей теории?
— Могу — подходящему слушателю.
— Но не мне?
— Постарайтесь понять меня, сэр. — Во взгляде Пенника светилось искреннее огорчение. — Вы считаете мои аргументы ложными, потому что я использую сравнения. Но как я могу их избежать, когда тема абсолютно новая? Как еще я могу сделать свои доводы ясными? Предположим, я пытаюсь объяснить принципы радио… э-э… дикарю из Центральной Азии… Простите, это обидное сравнение. Предположим, я пытаюсь объяснить их высококультурному римлянину первого века от Рождества Христова. Для него эти принципы будут звучать так же невероятно, как их результаты. Я нахожусь в незавидном положении, когда от меня требуют готовые чертежи. Со временем я мог бы все вам объяснить. Основной принцип, грубо говоря, состоит в том, что мысль или то, что мы называем волнами мысли, обладают физической силой наподобие звука. Но если образованному римлянину потребовалось бы пять недель, чтобы начать понимать принципы радио, не удивляйтесь, если вы не сможете понять принципы телепатии за пять минут.
Сэндерс проигнорировал это.
— Вы утверждаете, — настаивал он, — что мыслительные волны обладают физической силой, как и звук?
— Да.
— Но даже звук, с научной точки зрения, можно измерить и взвесить.
— Конечно. Звук может разбить стекло и даже убить человека. То же самое, естественно, относится и к мысли.
Пенник говорил с предельной ясностью. Первым впечатлением Сэндерса было, что этот человек безумен, но в глубине души он знал, что это не так.
— Мистер Пенник, оставим в стороне вопрос, способны ли вы убить человека, думая о нем, как колдун из племени банту. Давайте объяснимся простыми словами, которые может понять человек с моим ограниченным интеллектом. Что именно вы делаете?
— Могу проиллюстрировать, — просто ответил Пенник. — Если вы на чем-то сосредоточите ваши мысли — на чем угодно, но особенно на человеке или идее, которые занимают большое место в вашей жизни, — я скажу вам, о чем вы думаете.
Это походило на вызов.
— И вы утверждаете, что можете проделать такое с каждым?
— Почти с каждым. Конечно, если вы не захотите пойти мне навстречу и попытаетесь скрыть, о чем думаете в действительности, это затруднит процесс. Но и с этим можно справиться.
Простота поведения Пенника больше всего действовала на нервы Сэндерсу. Он чувствовал, как его мысли разбегаются по углам, чтобы их не увидели.
— И вы согласны, чтобы я протестировал вас?
— Если хотите.
— Отлично. Тогда начнем. — Сэндерс постарался сосредоточиться.
— Нет-нет! — покачал головой Пенник. — Это не пойдет.
— Что именно?
— Вы пытаетесь очистить ваш ум от всех подлинных или важных мыслей — выражаясь фигурально, закрыть на засов все двери. Не бойтесь меня — я не причиню вам вред… Например, вы решили сконцентрироваться на мраморном бюсте какого-то ученого (полагаю, Листера [5]), который стоит на каминной полке в чьей-то библиотеке.
Это была истинная правда.
Эффект некоторых эмоций трудно измерить, так как они происходят из неожиданного источника. Быть пойманным на какой-то мысли достаточно скверно, особенно если это проделывает друг, который хорошо вас знает. Но быть пригвожденным к стене, когда вы думаете о какой-то мелочи, незнакомцем, который смотрит на вас, как собака, которая только что принесла палку…
— Нет-нет! — настаивал Пенник, погрозив пальцем. — Пожалуйста, предоставьте мне более широкие возможности. Бюст Листера ничего для вас не значит. С таким же успехом это могла быть статуя Ахилла или просто кухонная плита. Пожалуйста, попробуйте еще раз.
— Погодите, — вмешалась Хилари со своего места у фонтана. Ее маленькие ручки стиснули носовой платок. — Он угадал правильно?
— Да.
— Черт побери! — пробормотал Лоренс Чейс. — Пусть женщины и дети покинут зал суда… Как я упоминал в письме, Сэндерс, я не понимаю, каким образом это может быть трюком. Ведь он не просил вас написать что-то на листке бумаги или еще о чем-нибудь в таком роде.
— Трюк, трюк, трюк! — промолвил Герман Пенник, стараясь скрыть истинные чувства за шуткой. Сэндерс чувствовал, что беспечный тон маскирует внутреннее напряжение и Пенник старается представить
