Вероятно, прошло около десяти секунд, прежде чем слушатели осознали смысл этих слов, и еще дольше, прежде чем кто-то заговорил.
Во время предшествующей беседы Пенник сидел так тихо, что остальные едва ощущали его присутствие и практически не обращались к нему. Теперь же они ощутили в нем личность, и притом незаурядную. Он сидел на стуле, в респектабельном костюме из голубого сержа, закинув ногу на ногу и так сильно сжимая руки, что у оснований ногтей обозначились голубоватые полумесяцы. Все звуки в ярко освещенном помещении внезапно усилились — журчание фонтана, перешедшее в плеск, царапание обуви по плиткам пола. А сама оранжерея стала казаться слишком холодной.
Сэм Констейбл нарушил молчание, и комната снова ожила.
— О чем вы говорите? — осведомился он с детской недоверчивостью.
— О том, что вы вряд ли будете живы к тому времени, когда подадут обед.
Лоренс Чейс вскочил на ноги.
— Приступ? — с внезапной тревогой спросил хозяин дома.
— Нет.
— Тогда объясните, что вы имеете в виду, друг мой. Вы пытаетесь напугать… — Сдержавшись, Сэм Констейбл с подозрением огляделся вокруг и поднял свой стакан. — Едва ли вы подразумевали, что кто-то отравил мою выпивку? — добавил он с подчеркнутым сарказмом.
— Нет.
— Я скажу вам, что он подразумевал, — спокойно сказала Хилари. — Мистер Пенник, можете ли вы сказать — или думаете, что можете, — о чем каждый из нас думает?
— Возможно.
— И кто-то собирается в течение очень короткого времени убить мистера Констейбла?
— Возможно.
Снова последовало молчание.
— Конечно, — продолжал Пенник, кивая при каждом слове, — я не утверждаю, что это обязательно произойдет. На то… ну, есть причины. Я приготовлю для вас место за столом, мистер Констейбл. Но вы можете не занять его. — Он поднял взгляд. — Поскольку вы придаете столько значения качеству, которое именуете честностью, я вас предупреждаю.
— Что за бред! — рявкнул Чейс. — Послушайте…
Что-то пробормотав себе под нос, Сэм выпятил подбородок. Его лицо внезапно приобрело бойцовское выражение, невольно восхитившее Сэндерса.
— Благодарю за предупреждение, сэр, — заговорил он. — Я буду настороже. Но кто собирается убить меня? Моя жена? И представить это несчастным случаем, как в том деле, о котором писали газеты? Берегись, Мина. Помни, что ты разговариваешь во сне. Это, по крайней мере, заставит тебя оставаться добродетельной во время вдовства. — Его локоть толкнул стакан, который со звоном разбился о плитки пола. — Господи, что за несусветный вздор! Я иду наверх переодеваться. Пошли?
— Сэм, он говорит серьезно, — сказала Мина.
— Ты уверена, что ты в своем уме, дорогая моя?
— Повторяю, Сэм: он говорит серьезно!
— Я обнаружил у парадной двери чей-то чемодан, — быстро сказал хозяин дома. — Это ваш, доктор Сэндерс? Сейчас он в переднем холле. Если вы пойдете со мной, я покажу вам вашу комнату. Мина, проводи мисс Кин в ее комнату. Лэрри, пожалуйста, покажи мистеру Пеннику, где кухня и… э-э… все остальное. Брр, становится холодно!
— Да, — кивнул Пенник. — Я бы хотел поговорить с мистером Чейсом.
— Сэм!.. — почти крикнула Мина.
Сэм сжал ее руку и повел к выходу. Следовавший за ними Сэндерс успел увидеть, как Пенник, стоя рядом с Чейсом у плетеного стола, сказал что-то, заставившее Чейса вздрогнуть и оглядеться. Их шаркающие шаги глухо звучали под стеклянным куполом. Часы пробили половину восьмого.
Глава 4
Было без четверти восемь, когда Сэндерс услышал слабый крик в соседней комнате.
Смотреть вниз из окна в Форуэйзе, по его мнению, было все равно что смотреть вниз с борта корабля. Чтобы попасть в главный холл, выложенный белыми матовыми плитками, нужно было пройти через ряд комнат поменьше. Из холла наверх вела главная лестница у стены, почти сплошь состоящей из цветных витражей, поднимающихся параллельно ступенькам, освещенная лампами в хрустальных плафонах или бронзовыми бра. На втором этаже — всего их было четыре — помещались шесть главных спален, выходящих на маленькую, едва освещенную площадку, устланную плотным ковром и снабженную высокими напольными часами. В каждой из трех стен площадки — четвертую заменял пролет лестничного марша — находилось по две двери спален. Сэндерсу предоставили комнату, соседнюю с комнатой Хилари Кин. Сэм и Мина Констейбл занимали две комнаты, двери которых выходили прямо на лестницу. Чейсу и Пеннику, очевидно, достались две спальни на третьей стороне.
Спальня Сэндерса соответствовала его ожиданиям. Окна были плотно занавешены многослойными портьерами на манер старомодных нижних юбок; в комнате находились большая медная кровать и у окна стол с фарфоровой лампой. Отсутствие центрального отопления возмещалось обилием ванных, одна из которых была предоставлена Сэндерсу в личное пользование. Чтобы избавиться от удушливой атмосферы, Сэндерс выключил нагреватель и открыл оба окна. Раздвинуть портьеры казалось невозможным, и он оставил попытки. Одно из окон выходило на тянущийся вдоль стены узкий и абсолютно бесполезный балкон. Подышав воздухом. Сэндерс принял холодный душ и быстро оделся. Прежде чем надеть жилет и пиджак, он закурил сигарету и задумался.
Был ли Герман Пенник в действительности, несмотря на демонстрацию чтения мыслей… Стоп!
Сэндерс мог поклясться, что услышал слабый крик. Он также мог поклясться, что крик донесся из соседней комнаты, хотя из-за толстых стен проследить источник звука было нелегко. Крик сменили звуки, похожие на скрип оконных рам. Потом события начали происходить синхронно.
На дальнем окне зашевелились тяжелые портьеры из репса, как будто кто-то пытался их раздвинуть. Маленький столик накренился, фарфоровая лампа заскользила по гладкой поверхности и свалилась на пол с грохотом, который, очевидно, был слышен внизу. Из-под занавесей появились сначала черная атласная туфля, потом чулок телесного цвета, затем рука и темно-синее платье и наконец тяжело дышащая Хилари Кин. Она была так напугана, что, казалось, вот-вот упадет в обморок.
Но даже теперь она пыталась это скрыть.
— П-простите за вторжение, — запинаясь, сказала девушка. — Но у меня не было выхода. В моей комнате кто-то есть.
— В вашей комнате? Кто?
— Я вылезла в окно, — объяснила она с тщательностью, которая часто сопутствует нервозности. — Там есть балкон. Пожалуйста, позвольте мне на минутку присесть — я боюсь упасть…
Уже некоторое время Сэндерс пытался определить качество, наиболее характерное для Хилари. Теперь он понимал, что это преувеличенная забота о своем облике и производимом ею впечатлении. Об этом свидетельствовали ухоженные руки, плечи и лоб, прохладная бледность кожи. Одна из бретелек платья соскользнула с плеча, и девушка быстро поправила ее. При виде грязи на руках и на плечах, оставшейся после перелезаний через окна, она чуть не расплакалась, неуверенно сидя на краю кровати.
— Спокойно! — сказал Сэндерс. — Расскажите, что случилось.
На ответ не хватило времени, так как кто-то громко постучал в дверь.
Хилари вскочила на ноги.
— Не открывайте! — прошептала она и облегченно вздохнула, когда дверь открылась без чьего-либо разрешения, и они увидели, что это всего лишь Сэм Констейбл в шлепанцах и наспех наброшенном халате.
