его к перилам, которые поддерживали перегнувшееся через них тело. Но это оказалось далеко не самым худшим!
Г. М. задумчиво посмотрел на двух собеседников.
— Дальше начались эти крики. Каждый, кто их слышал, был почти парализован. Они казались нечеловеческими. Мина стояла в дверях своей комнаты, продолжая кричать как безумная. И она не притворялась. После кошмарных усилий избежать виселицы, прежде чем закрыть дверь, она посмотрела на тело у перил и увидела, что оно двигается!
Заметьте, молодой человек, что ни один независимый свидетель не видел, как Сэм Констейбл стоит на своих ногах — включая вас, а ведь вы выбежали на площадку почти сразу, как только женщина начала кричать. Не было никаких признаков «шатания и приплясывания», которые она нафантазировала, чтобы защитить себя. Вы видели Сэма перегнувшимся через перила, положившим руку на стойку, каким она его оставила. Но вы тоже видели, как он шевелится.
По вашим словам, его тело дернулось, а рука взметнулась вверх. Он безвольно висел на перилах, однако умудрялся шевелить спиной и рукой. Характерные симптомы, не так ли?
Г. М. повернулся к Мастерсу:
— Док объяснит вам, сынок, что существует только одна форма смерти, при которой человек может быть объявлен мертвым, так как его сердце остановилось, и, тем не менее, проявлять признаки жизни еще несколько минут. Это смерть от электрошока.[37]
Об этом стало известно, когда в Америке начали казнить преступников на электрическом стуле. Когда человек получает один смертельный удар током, можно добиться проявления признаков жизни с помощью искусственного дыхания. Я говорю: признаков жизни. Никакое искусственное дыхание не заставит остановившееся сердце долго биться вновь. Но можно получить те же признаки, какие проявлял Констейбл на глазах у Сэндерса. А почему? Потому что Мина Констейбл, сама того не зная, только что сделала мужу интенсивное искусственное дыхание, одевая его.
В конце этой адской работы, прижав его к перилам, она вдохнула в него искру жизни. Сэндерс же уловил момент, когда искра погасла, и, естественно, счел это подлинным временем смерти.
Кто может его порицать? Кто бы заподозрил временное оживление от электрошока в случае с человеком, который, согласно всем свидетельствам, просто упал и умер на лестничной площадке своего дома? Это было нечто вроде второй смерти, которая спутала все, касающееся времени, места и причины смерти подлинной, направив нас по ложному пути. Я не доверяю этому молодому человеку как детективу, но доверяю как врачу, а в живых не осталось никого, кто видел, что произошло на самом деле.
— Благодарю вас, — сказал Сэндерс.
Он вспоминал Мину в ее спальне после смерти мужа — ее искреннюю ошеломленность, частый пульс… Теперь ее слова: «Но он не мог умереть! Я видела…» — можно было интерпретировать по-другому: «Вы должны знать. Ведь вы врач, верно?»
Да, Сэндерс понимал ее чувства — презрение к себе и страх, удерживающий ее от немедленного признания.
— Вы так же легко можете представить себе ее состояние, — сухо продолжал Г. М., — когда Пенник хладнокровно заявил всем, что убил Сэмюэла Хобарта с помощью телесилы. Это объясняет, почему она внезапно набросилась на Пенника, называя его шарлатаном и мошенником. Он утверждал, что устранил бесполезного члена общества, и строил на этом свою репутацию, а ей остался только труп. Мина больше всего на свете хотела разоблачить Пенника и бросила ему вызов, как мы ни старались ее удержать. Но беда в том, что она не могла сказать правду.
Конечно, миссис Констейбл не была убийцей. Она была вполне достойной женщиной, хотя и пыталась спасти собственную шкуру. После несчастного случая Мина спрятала мокрый перегоревший нагреватель в гардероб, а на следующий день заменила его одним из множества других нагревателей, имеющихся в доме. Она также спрятала альбом для вырезок, увидев, как Сэндерс смотрит на него после того, как не обнаружил никакого нагревателя в ванной. Здесь мы оставим миссис Констейбл и перейдем к не слишком аппетитной фигуре настоящего убийцы — единственного убийцы во всем деле.
Я имею в виду Хилари Кин, чья мачеха получала только пожизненно проценты с состояния Джо Кина, которое после ее смерти должно было перейти к Хилари.
Старший инспектор Мастерс оторвал взгляд от записной книжки. Г. М. откинулся на спинку вращающегося стула позади широкого письменного стола с низко опущенной настольной лампой, прикрывая глаза ладонью от света и шумно затягиваясь пустой трубкой. Но Сэндерс чувствовал, что маленькие проницательные глазки наблюдают за ним из-под ладони.
— Нет, — снова заговорил Г. М., — она мне не нравилась и была достаточно умна, чтобы это заметить. Я знал ее отца, но в ней текла дурная кровь, хотя я не мог сказать вам это, сынок, иначе бы вы вцепились мне в горло за то, что я преследую бедную, ни в чем не повинную девушку. Вы не влюбились в нее, хотя она изо всех сил пыталась соблазнить вас, потому что вы могли оказаться полезным. Я рад, что этого не произошло, так как готов держать пари, что ее повесят.
Не надо вздрагивать, сынок. Это неприятно, но ее тоже приятной не назовешь. На вашем месте я бы отнесся к этому как к горькому опыту и не сообщал подробностей Марше Блайстоун, когда она вернется в июне. Вы слышали, как говорила дочка Джо Кина в комнате мачехи, чувствуя себя в безопасности, поэтому мне незачем описывать вам ее характер — сильный, практический ум плюс заторможенное эмоциональное развитие. Она умела быстро ориентироваться в ситуации. Герман Пенник был искренне убежден, что убил Сэма Констейбла и что обладает могуществом, пугавшим даже его самого. Она поняла, как обратить это себе во благо.
Г. М. сердито нахмурился:
— А теперь позвольте рассказать вам о моем участии. Вы двое втянули меня в это дело в воскресенье во второй половине дня. Я приехал в надежде на отдых, терзаемый тревогой из-за перспективы оказаться в палате лордов, и что я обнаружил? Сумасшедший дом! Вы оба несли какую-то ахинею о людях, убивающих других людей волнами мысли. Миссис Констейбл на коленях и со слезами на глазах умоляла меня разоблачить Пенника и одновременно лгала мне, не переставая.
Что я мог подумать? Что любой подумал бы на моем месте? Я согласился с Мастерсом, что если убийство имело место, то его совершила сама миссис Констейбл. Я заявил, что она в такой же безопасности, как если бы лежала упакованной в вату в сейфе Банка Англии, и все еще считаю, что имел право так говорить.
Но меня беспокоил Пенник. И если миссис Констейбл действительно убила своего мужа, то я не мог понять, как она это сделала. Я только знал, что в деле каким-то образом замешана ванная. Все следы — в том числе пятна воска — вели туда. Миссис Констейбл солгала насчет времени, когда ее муж принимал ванну. Сэндерс подробно описал состояние ванной после смерти Констейбла, заявив, что там не было электронагревателя, но в воскресенье я собственными глазами видел в ванной здоровенный, крашенный под бронзу нагреватель, и казалось нелепым, что человек, который постоянно мерз, не держал нагреватель там, где он мог больше всего ему понадобиться.
Но я никак не мог опровергнуть клятвенное утверждение доктора, что Констейбл умер на лестничной площадке. Только поздно вечером в воскресенье, когда я, вернувшись домой, сидел и думал, мне пришло в голову, что кому-то понадобились горящие свечи в ванной, так как электрический свет отключился, потому что кто-то уронил в ванну исчезнувший нагреватель. Это объясняло оживший труп и расширенные зрачки.
Все выглядело так, будто Пенник состоял в сговоре с миссис Констейбл — первый отвлекал остальных телесилой, а вторая выполняла настоящую работу. Я лег спать, мечтая о том, что сделаю с ними обоими, а проснувшись, узнал, что миссис Констейбл мертва, а у Пенника снова железное алиби, и едва не спятил.
История с телесилой вызвала международный скандал. Я был так занят, что смог получить подробный отчет о смерти миссис Констейбл только во вторник за ленчем. Услышав вас обоих, я понял, что был прав, так как, во-первых, свечи зажигали снова, а во-вторых, Сэндерс, сидя в гостиной, обратил внимание на продолжительный звук струящейся воды, которая явно текла не из фонтана в оранжерее.
Сэндерс мрачно кивнул:
— Понимаю. Это была вода, наполняющая ванну.
