Получив декретный отпуск, Аня отправилась в рай-оно с твердым намерением добиться, чтобы Коленьку все-таки приняли в детский сад, а если Ивлянская будет отказывать, идти в райком партии.
Не успела Аня переступить порог кабинета Ивлянской, как та резко спросила:
— Что вам надо?
— Я насчет сына…
— Я же вам русским языком объясняла, что нет мест.
— Но ведь вы после моего заявления принимали…
— Как вы думаете, кого мы должны прежде всего устраивать в детский сад — детей честных людей или вашего сына, у которого отец неизвестно где и неизвестно чем занимается в такое время?
— Но ведь вы же не знаете, чем занимается мой муж. Да и сын за отца не ответчик… Когда-нибудь отольются вам слезы моего сына.
— Вон отсюда!
— Я уйду! Но этого так не оставлю. Имейте в виду. Выходя из кабинета, Аня услышала голос Ивлянской:
— Ходят тут попрошайки… Еще угрожают. Спускаясь по лестнице, Аня почувствовала гнетущее одиночество и страх за сына и за будущего ребенка. Каким он будет после всего того, что пришлось ей испытать, и что будет с Коленькой?
У здания прокуратуры Аня зашаталась. Внезапно потемнело в глазах. Больше она ничего не помнила…
А минут через двадцать в кабинете Ивлянской зазвенел телефон. Звонил районный прокурор. — Ивлянская?
— О, это вы? Как живем? Я? Нормально. Нельзя в такое время унывать. Не положено по должности, — отвечала Ивлянская, слегка кокетничая.
— Скажите, учительница Заякина работает в средней школе?
— Да. Мы вынуждены пока держать ее на работе, потому что нет учителей. Почему? Разве вы не знаете, что муж ее остался на оккупированной территории? Он вполне мог выехать. Карпов там же был, ко он уже в Красной Армии. Воюет на фронте. Это наш друг…
— Что касается Заякина, я не знаю, что с ним сейчас. А был он в истребительном батальоне.
— Я давно говорила, что Заякин не вызывает доверия, но со мной не посчитались тогда…
— Да? А вот ваш друг Карпов изменил Родине и перешел на сторону немцев, — отрезал прокурор. — А Анну Григорьевну Заякину сейчас увезли в больницу. Она упала без сознания на улице. И это вы ее довели своими преследованиями. Скажите, сколько меду вы получали за то, что Приняли в детский сад сына учителя… не помню его фамилию?.. Одним словом, сейчас же, не теряя ни минуты, приходите в прокуратуру. Иначе я пошлю за вами милиционера…
Ивлянская выронила трубку из рук.
«Не посмеют! Не посмеют!» — хотелось ей крикнуть, но она прекрасно понимала: посмели.
В ночь под Новый год Аня родила девочку. Но после родов ей стало хуже. Начался какой-то период полуяви, полубреда. То она видела тетю Лушу, как звали акушерку, которая еще два года назад принимала Коленьку. То ей казалось, что сам Коленька возле нее. Потом Еидения расплывались. И только Сергея она не видела, хоть ей очень хотелось этого.
Однажды она долго лежала с открытыми глазами, рассматривая ледяные узоры на оконном стекле. Подошла тетя Луша.
— Слава богу! — улыбнулась она, поправляя одеяло. — Мы очень опасались за вас. Дочка растет бойкая, здоровая. Старший у вас здоров. Сегодня проведала его. В садик ходит.
«Старший… Старший… О ком это она? Почему старший? Да ведь это она о Коленьке? Боже мой, что с ним? Как он там? Он ведь голодает, наверное».
Аня рванулась с кровати.
— Но, но! Нельзя! Нельзя вставать! — прикрикнула на нее тетя Луша. — Куда?
— Сын! Коленька ведь там.
— Так я же говорила, что он здоров и сыт. Днем ходит в садик, а ночью с ним соседка.
Успокоилась Аня только вечером, когда сына привели повидаться. С этого дня она начала быстро поправляться. Одно только было очень обидно: никто из школы ни разу не пришел ее проведать. Зато не забывали соседки-колхозницы, Каждый день кто-нибудь заглянет. И каждая приносила Ане «на кашу» — кто молока, кто — теплых шанежек.
Утром, в день выхода из больницы, когда Аня кормила дочь, она долго, всматривалась в нее, пытаясь найти черты Сергея. И ей казалось, что, конечно же, она очень, очень похожа на него.
— Ну, что? — говорила она дочери. — Не хочется спать? Домой надо? К братику? Скоро, доченька. Скоро. А папа нас не встретит. Он сейчас далеко. Жив ли, нет ли, не знаем. Но мы ведь надеемся и верим ему, правда? Поэтому и назовем тебя Надеждой, и будешь ты Надежда Сергеевна…
И вдруг Аня заплакала: ей даже не с кем посоветоваться, как назвать дочку.
— Это еще что такое? — набросилась на нее тетя Луша. — Радоваться надо, а она…
Забрав ребенка, тетя Луша унесла его в детскую спальню. Аня поплакала и задремала.
Приснился сон, будто они с Сергеем еще в Климковичах. Домой к ним пришел первый секретарь райкома Ванин и приглашает на собрание.
— Заякина Сергея Петровича, — вычитывал он из большого списка.
Голос звучал так реально, что Аня проснулась. За стеной из репродуктора раздавался голос диктора.
«Много думаю о Сереже. Вот и приснилось», — решила она.
Когда она позвонила в школу и попросила прислать за ней подводу, ей ответила Анастасия Максимовна:
— Лошади возят дрова. Может быть, доберетесь как-нибудь. На попутных…
— Доберусь. Извините, — ответила Аня и повесила трубку.
Ей было стыдно встретиться взглядом с тетей Лушей, которая тут же возилась около шкафа с медикаментами. Было унизительно объяснять этой доброй женщине, что за ней не приедут.
«Ну что же… И это надо пережить… Так говорил в трудные минуты Сережа».
Нет, она не будет плакать. Она никому не покажет свою слабость. Никто не должен даже подумать, что она может унизиться до этого.
— Анна Григорьевна, — позвала ее сестра из палаты. — Врач пришел. Вас можно выписать. За вами скоро приедут?
— Это не ваша забота, когда за ней приедут, — грубо оборвала ее тетя Луша. — Достаньте лучше из гардероба ее одежду.
Ошеломленная непонятным ей окриком, девушка покраснела и ушла.
— За нами не приедут, тетя Луша, — сказала Аня. — Мы с дочерью пойдем пешком. Только мне сначала надо сходить за одеялом.
— Люди же у вас там в школе… Я им скажу как-нибудь. Скажу. И тому рада, что хоть одна подлая попалась. Выключили вчера из партии Ольгу Захаровну. За взятки. Меду и денег, видишь, ей захотелось. Да что там взятки! Собирали осенью для фронтовиков теплые вещи. Она в комиссии была. Бабы наши связали свитер из кроличьей шерсти. Носит, подлая, и сейчас. Бабы хотят ее на улице раздеть. Принародно. Была она в девках Ольгой Долговязой, такая и осталась.
Тетя Луша вышла из комнаты и тотчас же вернулась с ватным одеялом в руках.
— Я из дому принесла. Для Надюши. Подарок ей от меня. Она у нас красавицей будет. Вырастет — не одному парню вскружит голову.
— Ой, тетя Луша, как принять такой дорогой подарок?
— Берите, берите. У вас же все на западе осталось.
Было очень холодно, когда Аня с дочерью вышла из больницы. Чтобы не застудить девочку, она торопилась, но скоро почувствовала головокружение. Она точно опьянела от свежего воздуха.
— Э-гей! Берегись! — крикнул кто-то позади.
Аня сошла с узкой зимней дорога в глубокий снег.
