кажется, было за его усмешкой что-то еще. Не оскорбительное вовсе, а… – Не надорвешься, Храмовник?
– Не знаю, – сказал я. – Но знаю, что если буду заниматься с ней, и не раз в месяц, а раза два в неделю, то смогу гораздо больше. Тогда, может быть, смогу.
– Звучит убедительно, Крамер… – сказал Старик. И что-то в его голосе мне не понравилось. И обычно он смотрел мне прямо в глаза, когда говорил, а сейчас почему-то уставился на свою руку, на обрубки ног. – Очень может быть, что так оно и будет, если я допущу тебя до моей девочки два раза в неделю. Но…
– Что – но? – быстро спросил я, пока Старик не передумал и не ушел в глухую оборону.
– Но тогда-то ты ведь точно не усидишь в городе. – Старик поднял глаза. – Так?
– Ну… – Я не удержал улыбки. Теперь уже я опустил глаза.
Все-таки сдался Старик?! Неужели?! Даже не верится…
– Так, – сказал Старик, подтверждая. И в голосе его не было радости. Тоска и обреченность.
Я вскинул на него глаза: отчего он говорит
– Ты не усидишь в городе. Но и выпускать тебя из города я тоже не могу себе позволить. И остается что?
– Что? – переспросил я, холодея.
– Остается единственный выход. Позволить тебе заниматься с моей девочкой, чтобы ты стал тем, кем ты, безусловно, можешь стать. Но при этом сделать так, чтобы ты не выбирался из города.
Я поежился.
Покосился на Виктора – тот уже не усмехался. А когда наткнулся на мой взгляд, отвел глаза.
– Это как же? – спросил я.
– Очень просто. – Старик вдруг проворно перегнулся через подлокотник и стукнул ребром ладони мне по бедру, а потом по второму, будто отсекая. – Вот так! Обе! Будешь на колясочке кататься возле меня. Девочка моя тебе нужна? Два раза в неделю? Будешь каждый день рядом с ней!
– Деда Юра…
Я пытался поймать его взгляд, чтобы убедиться – он шутит! Он просто не может говорить это всерьез!
– Сможешь заниматься с ней сколько хочешь. Вон там поселишься! – Старик мотнул головой на потолок. Второй этаж был пуст уже долгие годы. – А заодно точно будешь со мной, если какая-то сука случайно заявится в наш город. Вместе-то мы, дай бог, и правда выдержим…
Он вдруг повернулся к Гошу, словно вопрос был решен.
– Гриш, ты найдешь обезболивающее, или на водке продержится?
А может быть, и не
Вопрос в самом деле
– Ты не сделаешь этого… – прошептал я.
– Я не сделаю этого? – Старик опустил глаза, положил ладонь на обрубок ноги.
Я сглотнул.
Старик поднял на меня глаза. Холодные-холодные.
– Шутки кончились, Крамер.
Я молчал. И вокруг было тихо-тихо. Так тихо, что кажется, я мог слышать, как скребутся крысы в своих клетках в том конце дома.
– То, что ты говоришь, – сказал Старик, – это верно. Все так и есть. Если будешь заниматься с моей девочкой регулярно, многое сможешь… Но и я, и ты сам знаешь: тогда ты точно не усидишь в городе. И я вижу лишь один выход.
Я сглотнул.
Посмотрел на Гоша, но Гош отвел взгляд. Виктор… Шатун, красный как вареный рак, глядел на свои стиснутые пальцы.
Если Старик скажет, они это сделают. Сделают…
– Ты все понял, малыш? – спросил Старик. В его голос вернулась капелька прежней теплоты. И еще там была горечь. Потому что сейчас он проявлял слабость. Делал не так, как подсказывал ему холодный расчет…
Эта горечь напугала меня больше холода, что минуту назад был в его глазах.
Старик давно укатил в кабинет, к книге этой чертовой суки, а я все сидел сам не свой, вывернутый наизнанку.
Как в тумане слышал остальных – таких знакомых и почти чужих…
– Так… – Голос Виктора. – Книжки мне сегодня больше не видать, это ясно как божий день… А вот сучий подарочек со мной еще надолго… – Он осторожно потрогал руку. Побаюкал ее. – Гош, сколько еще будет действовать та штука, которую ты мне вколол? Когда кончится?
