Могу сыграть «Никакой я не бабник».
Он сказал
Ладно, это не важно. Уроков я не даю. Даже концертов теперь не даю.
Я сказал
А я вовсе не за уроком сюда пришел.
А потом спросил
А почему вы не даете концертов?
Он принялся расхаживать взад-вперед по пустой комнате. А потом сказал
Просто всякий раз, когда даю концерт, он получается нестандартным по времени. Слишком затягивается. Люди опаздывают на транспорт, и это портит им настроение. И впечатление от концерта — тоже.
А потом он вдруг рассмеялся. И сказал: Мне почему-то всегда казалось, что лишние несколько часов ничего не значат, но люди просто не успевают на поезд.
Он продолжал расхаживать по комнате. А потом сказал: Люди постоянно давали мне добрые советы.
Я сказал
Почему бы вам не записать компакт-диск?
Он остановился у окна. И сказал
Да никто не купит вещь, которую бы мне хотелось записать на компакт-диске, а потому я не могу позволить себе записать компакт-диск, который никто не будет покупать.
Я сказал
Вариации на тему вариаций по вариациям.
& он сказал
Ну, что-то в этом роде.
Он сказал
Смешно, что люди не хотят покупать такие вещи.
И снова принялся расхаживать по комнате. А потом сказал
Когда играешь какое-либо музыкальное произведение, то его можно исполнить множеством самых разных способов. И ты не устаешь спрашивать себя: а что, если?.. Пробуешь исполнить и так и эдак, и в стиле «а что, если». А когда покупаешь компакт-диск, там только один ответ на вопрос. И никакого «а что, если» быть просто не может.
Он сказал
В Японии то же самое, только в каком-то смысле даже еще хуже. Люди каждый день садятся в поезд. Садятся в поезд, едут, потом выходят, а к концу дня снова садятся, и так день за днем.
Он сказал, что если это считать мыслимым, то тогда немыслимое, должно быть...
Он сказал, что даже если человек не интересуется музыкой, сама идея, что может быть множество других вариантов...
Он остановился у рояля. И сказал
Но, как правило, людям не слишком нравится музыкальный отрывок, он начинает нравиться, только когда они к нему привыкнут.
И он начал пощипывать одну из тонких стальных дискантовых струн. Пинг пинг пинг пинг пинг. Пинг пинг пинг
И сказал
Я сам застрял, точно в глубокой колее. Наверное, слишком долго этим занимался. Твержу себе, что должен проглотить пилюлю, играть свои фрагменты из произведений, вернуться к слушателям. Что толку проводить всю жизнь в этой комнате?
Пинг пинг пинг
Хожу и смотрю на компакт-диски.
Пинг
Существуют сотни компакт-дисков с записями целых музыкальных произведений, сыгранных один раз для тысяч людей, которые желают получить компакт-диски с произведениями, сыгранными один раз.
Пинг
И эти тысячи людей в полном порядке и будут и дальше пребывать в полном порядке, даже если я не стану играть мои фрагменты.
Пинг пинг
Но всегда найдется кто-нибудь, хотя бы один человек, который захочет услышать то, чего нельзя услышать на этих записях. Чего не существует больше нигде в мире, ни на каких пластинках и дисках.
Пинг пинг пинг пинг пинг
Он сказал
Я просто не могу позволить себе записать компакт-диск, который купят всего лишь 5 человек. И однако в самой идее сыграть мои фрагменты с концертами для тысяч людей все же что-то есть. Ведь тогда этим людям предоставится возможность выбора, и со временем их станет больше, чем 5 человек.
Он сказал
А какую пользу принесу я им, если буду и дальше торчать в этой комнате?
Я сказал
Знаете, я могу позволить себе записать диск, который никто не купит.
& он сказал
Что?
Он сказал
У тебя что, есть 10 000 фунтов?
Я сказал
У меня есть вещь, которая стоит целую кучу денег. Я могу выручить за нее целую кучу денег,
& я достал из рюкзака шелковое сердечко, которое подарил мне художник. Оно было завернуто в целлофан, белый шелк был до сих пор белым, а кровь на нем потемнела и стала коричневой.
Он спросил
Что это?
Я объяснил, и тогда он сказал
Первый раз о нем слышу. Впрочем, спасибо. Спасибо и извини, но я не могу это принять.
Я сказал, что он может, а он ответил, что не может; я сказал, что он может, а он ответил, что нет.
Я сказал: А что, если
Он сказал: Что «что, если»?
Я сказал: Что, если это вопрос жизни и смерти?
Я сказал: Что, если это вопрос судьбы, которая хуже смерти?
Я сказал: Что, если люди, которых называют Самаритянами...
Он перебил меня: Кто?
Я сказал: Самаритяне. Это группа людей, которые считают, что на свете нет ничего хуже смерти. Им всегда можно позвонить, если вдруг начнется депрессия.
Он сказал: Ну и?..
Я сказал: Что, если человек позвонит Самаритянам, но они ему не помогут? Что, если человек вынужден день за днем делать одно и то же? Что, если человек вынужден день за днем мотаться по кольцевой линии, все по кругу, по кругу и по кругу? Что, если на свете живет человек, считающий, что мир стал бы лучше, если бы каждый, кому нравится тамильская слоговая азбука, мог бы иметь доступ к этой самой тамильской слоговой азбуке? Что, если на свете существует человек, все время меняющий тему разговора? Что, если есть человек, который никогда никого не слушает?
Он спросил: Ты имеешь в виду кого-то конкретно?
Я ответил, что рассуждаю чисто гипотетически.
Он спросил: А как ты думаешь, что может значить этот чисто гипотетический компакт-диск для чисто гипотетической личности?
