– Так на чем я остановился? – спросил Грязнов, взбалтывая по привычке коньяк и наслаждаясь его терпким ароматом.
– На том, что тут налицо умышленное убийство, – напомнил ему Турецкий.
– Вот именно, – сказал Грязнов, отпил коньяк и блаженно улыбнулся. – Статья сто пятая, часть вторая, пункты «а», «б», «ж» и «н», – сказал он, поглядывая на Турецкого из-под полуопущенных ресниц. – Лишение свободы на срок от восьми до двадцати лет либо смертная казнь. Ну или пожизненное лишение свободы. Вот такое дело мы с тобой закрутили, «важняк».
Турецкий сидел с задумчивым видом и вертел в пальцах бокал, держа его перед лицом и поглядывая сквозь коньяк на тусклую лампу.
– Думаю, еще несколько дней, и доказательственная база будет собрана, – раздумчиво ответил Турецкий. – А там и постановления о привлечении составим. Тянуть здесь нельзя. Дело получается громкое, многие замараются.
– Это точно, – кивнул Грязнов. – Сдается мне, что здесь замешаны большие деньги, а большие деньги делают чудеса.
– Думаешь, попытаются подкупить? – усмехнулся Турецкий.
– Может быть. Ты у нас мужик въедливый, любишь доводить дела до конца, и многие об этом знают. Как говорится: слухами земля полнится. А раз так, то твое участие в этом деле ни к чему. Так что купи себе кошелек повместительней или нож поострее. Кстати насчет ножа... Как там Дашкевич? Так и не объявился?
Александр Борисович покачал головой:
– У-у. Исчез. Откуда только прыть взялась?
– А что по этому... как его... Халимону?
– Числился сотрудником департамента безопасности при фонде «Миллениум». Само собой, никто из «коллег» Халимона ничего о его смерти не знает. Все в один голос утверждают, что Дашкевич и Халимон были лучшими друзьями. В общем, обычная бодяга. Скользкие ребята. Прижать их будет трудно.
– Да уж! – Грязнов яростно усмехнулся. – После смерти Штырева многие агенты отказались от сотрудничества. Твердят, как попугаи: «Ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем».
– Их можно понять, – пожал плечами Александр Борисович. – Кстати, я тут «прощупал» связи Отарова. У него в друзьях ходят очень и очень большие люди.
– Ну так! – хмыкнул Вячеслав Иванович.
– Один из его ближайших коллег – некто Роман Петров, – продолжил Александр Борисович. – Слыхал небось?
Вячеслав Иванович приподнял рыжеватые брови:
– Уж не тот ли это Петров, который замешан в литовском скандале?
Турецкий кивнул:
– Тот самый.
– Гм. – Вячеслав Иванович улыбнулся улыбкой охотника, которому объявили, что в здешних лесах водится крупная дичь. – Птичка высокого полета, – заметил он. – В новостях передавали, что президент Литвы Василяускас пришел к власти благодаря деньгам Романа Петрова. Вроде бы он спонсировал избирательную кампанию Василяускаса. Это так?
– Я тоже об этом слышал, – кивнул Турецкий. – Но правда или нет – не знаю. В любом случае было бы неплохо навести справки об этом Петрове, раз уж он так тесно связан с Юрием Отаровым.
Грязнов прищурился:
– Значит, ты считаешь, что убийство Канунниковой может быть связано с литовскими событиями?
Александр Борисович пожал плечами:
– Слав, я не знаю. У меня даже версий никаких на этот счет нет. Я просто думаю, что мы должны хвататься за любую ниточку. Даже если эта ниточка ведет нас черт-те куда за бугор. Мы должны все проверить.
– Что ж, проверяй, – кивнул Грязнов. – Я разве ж спорю? Только имей в виду: головную боль, которую ты себе наживешь на этом деле, никаким аспирином не вылечить. Влез в политику – готовься к драке и неприятностям. Эти волки не только зубами щелкать умеют, они еще и кусаются. Притом очень больно.
– Нам это не впервой, – спокойно сказал Турецкий и медленно, смакуя тонкий вкус, допил свой коньяк.
8
Александр Борисович ясно представлял, с кем и с чем он имеет дело. Еще за несколько часов до беседы с Меркуловым он сумел-таки встретиться с президентом фонда «Миллениум» господином Отаровым. Именно «сумел», поскольку добиться аудиенции у столь значимой особы, как Юрий Георгиевич Отаров, даже для старшего следователя Генпрокуратуры было делом нелегким. Приближенные Отарова боялись только самого Отарова и в грош не ставили всех прочих двуногих, включая представителей закона.
Юрий Георгиевич Отаров встретил Турецкого у себя в кабинете, в здании фонда. Кабинет был небольшим, но очень уютным. Мебель из карельской березы больше напоминала домашнюю, чем офисную. Большой аквариум с яркими и медлительными экзотическими рыбками, удобные кожаные диванчики и кресла – все располагало не к работе, но к отдыху.
Сам Юрий Георгиевич Отаров полностью соответствовал интерьеру кабинета. Он выглядел как добрый начальник большого и слаженного коллектива. Невысокий, полный, с седоватой и лысоватой головой, голубыми, как июньское небо, глазами и приятной улыбкой, в которой было все – и мягкость, и сердечность, и забота о своих подчиненных, и приветливость по отношению к гостям.
Едва Турецкий переступил порог кабинета, как Отаров поднялся ему навстречу.
– А, здрасте-здрасте!
Он подошел к Турецкому и крепко пожал ему руку своей пухлой, мягкой ладонью. Затем гостеприимным жестом указал на кожаное кресло возле стола:
– Присаживайтесь, пожалуйста! Да-да, вот сюда!
Турецкий сел в кожаное кресло. Оно было таким мягким, словно сделано из облака, и в то же время прекрасно держало форму.
– Вам удобно? – с улыбкой осведомился Отаров.
– Вполне, – ответил Александр Борисович. – Спасибо.
Отаров обошел вокруг большого и очень красивого письменного стола и опустился в свое кресло – поскромнее и поменьше, чем то, на котором сидел Турецкий. Сложил руки в замочек, положил их на стол, посмотрел на Турецкого и сказал:
– Ну-с, дорогой товарищ следователь, что же вас ко мне привело?
– А вы не догадываетесь? – ответил Турецкий вопросом на вопрос.
Отаров прищурил один глаз и сказал:
– Я не люблю играть в отгадки. Это не в моих привычках. Да, и кстати, намеков – даже самых прозрачных – я тоже не люблю. Поэтому уж будьте так любезны: говорите со мной прямо и, по возможности, коротко. Мое время очень дорого стоит.
Закончив эту тираду, Отаров вновь приветливо улыбнулся и ожидающе посмотрел на Александра Борисовича.
– Что ж, – сказал Турецкий, – коротко так коротко. Это и в моих интересах тоже. – Заметив на столе пепельницу, Турецкий спросил: – Курить-то у вас можно?
– Пожалуйста, – ответил Отаров. – Сам я не курю, но другим не запрещаю. Мне нравится запах табака.
Александр Борисович закурил сигарету, Отаров пододвинул к нему пепельницу. Турецкий кивнул, затянулся сигаретой, неспешно выпустил дым и заговорил:
– Вопрос у меня к вам, господин Отаров, такой: какие отношения связывают вас с Эдуардом Васильевичем Дубининым?
Отаров усмехнулся тонкой, почти неуловимой усмешкой.
– Забавно, – сказал он. – Нет, честное слово, очень забавно.
– Что именно вас забавляет? – осведомился Александр Борисович.
