– Забавно, как вы, сыщики, любите задавать вопросы, на которые знаете ответ. Ведь вы же наверняка знаете про наши «отношения» с Дубининым все. Так к чему эта риторика?
Турецкий сдержанно усмехнулся:
– Моя работа на пятьдесят процентов состоит из риторических вопросов, на которые я, вопреки всякой логике, желаю услышать ответ. Ничего не поделаешь.
Отаров лукаво прищурился.
– Ну что ж... – сказал он полным непреходящего спокойствия голосом. – Коли так, то я отвечу. С Дубининым нас связывают чисто деловые отношения. Я был инициатором создания фонда «Миллениум», который занимается помощью бывшим спортсменам. В свою очередь, фонд «Миллениум» оказывает финансовую поддержку «Всероссийской славянской партии». Эдуард Васильевич Дубинин – председатель правления «Экологической партии России». Эти две партии объединились на минувших выборах в один блок. Вот и все наши отношения.
– Вы финансируете «Экологическую партию России»?
Отаров откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Турецкого. Потом заговорил спокойно и рассудительно. Похоже, этот человек вообще никогда не повышал голоса, даже когда высказывал в лицо собеседнику самые неприятные вещи.
– Вообще-то на вопросы, касающиеся моего участия в финансировании политических партий и организаций, я отвечать не люблю. Журналистов, задающих мне такие вопросы, я гоню в шею. Однако, прослышав о вашей настойчивости, Александр Борисович, я вам отвечу. Во время предвыборной кампании фонд «Миллениум» оказывал финансовую помощь «Экологической партии России», поскольку она шла на выборы в одном блоке со «славянской партией». Но после выборов всякие финансовые контакты прекратились. Я ответил на ваш вопрос?
– Да, ответили.
Отаров приподнял темную бровь:
– Что-нибудь еще?
– Вы были лично знакомы с Еленой Сергеевной Канунниковой?
– Вот! – сказал Отаров и улыбнулся. – Вот вопрос, которого я от вас ждал! Я уже прослышал о том, что версия о самоубийстве Елены Сергеевны и ее мужа вызывает у вас сомнения. Могу я узнать, на чем они основываются?
– Не можете, – сухо ответил Турецкий.
Отаров слегка дернул щекой, словно Турецкий дал ему пощечину, однако лицо его от этого не стало менее приветливым.
– Что ж, – вздохнул он, – понятно. Вам осталось добавить еще одну коронную фразу: «Вопросы здесь задаю я». И тогда я окончательно съежусь в комочек и расплачусь от испуга под вашим строгим взглядом.
Отаров посмотрел на Турецкого, ожидая ответной реплики, однако реплики не последовало. Александр Борисович курил, молча разглядывая Отарова.
Тогда Отаров снова заговорил:
– Что касается нашего знакомства с Канунниковой, то оно было весьма поверхностным. Естественно, мы несколько раз встречались, чтобы обсудить процедурные вопросы. Но не более того. Видите ли, у меня есть подозрение, что Елена Сергеевна недолюбливала меня.
Турецкий прищурился:
– Было за что?
Отаров задумчиво наморщил лоб:
– Да вроде бы нет. Хотя если подумать... Вы ведь знаете, Канунникова была женщиной с тяжелым характером. Ей всегда что-нибудь не нравилось. Это не потому, что она была плохим человеком. Просто... – Отаров вновь поморщился, подыскивая нужное слово. – Просто это такое свойство души, что ли. Есть такие люди, которых ничто не сможет примирить с окружающей действительностью. А если вдруг на земле наступит Царство Божие, то они и тут не смирятся. Они построят ракету и полетят куда-нибудь на Марс или Венеру. Они комфортно себя чувствуют только там, где нечем дышать. Их возбуждают конфликтные ситуации, они для них созданы. Они живут для этих конфликтных ситуаций. Вы понимаете, о чем я?
– Приблизительно, – ответил Турецкий.
– Ну вот, – кивнул Отаров. – А раз понимаете, то вам должно быть понятно и то, почему она испытывала такую неприязнь ко всем, кого можно условно назвать «олигархами».
Турецкий смотрел на Отарова и спрашивал себя: неужели этот ужимистый клоун, мастер словоблудия и есть тот самый Отаров, при упоминании о котором многих людей прошибает холодный пот? Что это – искусная игра или выработанный годами стиль поведения? Но зачем?
– Значит, она считала, что вы олигарх? – спросил Турецкий, глядя на Отарова сквозь сизую пелену табачного дыма.
– Условно, – повторил Отаров. – Смею вас уверить, Александр Борисович, она прекрасно понимала всю условность этого термина. Но... – Отаров пожал покатыми плечами, – ничего не могла с собой поделать. Условности и привычки – это то, из чего, собственно говоря, и состоит наша жизнь.
– Я слышал на этот счет другое мнение. Елена Сергеевна не хотела связываться с вашей партией и с вашим фондом, чтобы не дискредитировать «Экологическую партию». Она считала, что вами движут... э-э... шкурные интересы. В том смысле, что и партия, и фонд нужны вам лишь для того, чтобы отмывать грязные деньги и защитить от правосудия свой грязный бизнес. Повторяю – это было ее личное мнение, – закончил Турецкий, внимательно глядя на Отарова.
Юрий Георгиевич ничуть не изменился в лице. Он лишь вздохнул, как бы удивляясь и сокрушаясь по поводу несовершенства мира, в котором ему приходится жить, и негромко произнес:
– Что ж, если она и вправду так думала, то мне очень жаль. Однако людям свойственно ошибаться. – Отаров пожал плечами и добавил: – Она просто ошиблась.
– Посмотрим, – спокойно произнес Турецкий.
Отаров чуть прищурил свои голубые глазки и глянул на Турецкого быстрым, пронзительным взглядом.
– То есть вы хотите сказать, что примете эту версию к производству? – спросил он.
– Мы рассматриваем все версии, – спокойно ответил Турецкий. – И смею вас уверить, эту версию мы тоже изучим самым тщательным образом.
– Не значит ли это, что вы подозреваете в гибели Канунниковой меня и моих коллег? – уточнил Отаров.
Турецкий стряхнул с сигареты пепел, посмотрел Отарову прямо в глаза и сказал:
– Значит.
Отаров улыбнулся.
– Ну-ну, – негромко сказал он. – Дерзайте, ищите. Замечу только, что ваша версия несостоятельна. Вы взяли неправильный след, Александр Борисович. И мой вам совет: выбросьте эту версию из головы. Поймите меня правильно: если ваше следствие помешает моему бизнесу, если из-за вашей деятельности я понесу финансовые убытки, я применю все свои силы и способности для того, чтобы испортить вам карьеру, а следовательно – и саму жизнь. – На слове «жизнь» Отаров сделал особенный упор. – Как вы, должно быть, догадываетесь, у меня есть для этого все средства. – Отаров глянул на часы. – А теперь извините – у меня дела.
– Н-да, средства у вас действительно есть. – Турецкий спокойно затушил сигарету в пепельнице и посмотрел на Отарова. – Вашу угрозу я расцениваю как косвенное признание в том, что вы имеете отношение к убийству Канунниковой, – спокойно сказал он. – А стало быть, разговор наш не окончен. Я бы попросил вас не уезжать в ближайшее время из Москвы.
– Вы что, собираетесь взять у меня подписку о невыезде? – поднял брови Отаров.
– Именно, – кивнул Турецкий.
– Гм... – Взгляд Отарова стал задумчивым. – А вы смелый человек, Александр Борисович. Ладно. Обещаю вам, что до конца вашего «следствия» я не уеду из Москвы.
«Влез в политику – готовься к драке и неприятностям, – вспомнил Турецкий слова Грязнова, выходя из кабинета Отарова. – Эти волки не только зубами щелкать умеют, они еще и кусают. Притом очень
